Несмотря на то что после встречи с Хизер ко мне вернулось множество воспоминаний, причины моей клаустрофобии оставались неясны. Я подразумевала, что все следы вели в конюшню, но, возможно, причина крылась где-то еще. Сколько я ни думала, мне не удавалось вспомнить в коммуне похожий сарай. Мне пришла в голову мысль отправиться туда с фонариком и заставить себя преодолеть страх — подобная терапия доказала свою эффективность в работе с фобиями. Но когда я открыла дверь и увидела темный двор и качающиеся под порывами ветра деревья, мне стало страшно, и я заперлась в доме.
В ту ночь лил сильный дождь. Утром я осмотрела весь двор и собрала сломанные ветки. И тут мне на глаза попался след рядом с сараем. Он казался больше, чем мой, но сложно было сказать наверняка, так как края его были размыты дождем. Я присела на корточки и принялась его рассматривать. На следе был какой-то узор. У моих ботинок была гладкая подошва.
По пути в больницу я мысленно перечисляла всех, кто мог оставить этот след: электрик, газонокосильщик, да хотя бы я сама. Нельзя придавать таким мелочам слишком много значения. Сейчас у меня были и другие поводы для тревоги — взять хотя бы мою дочь или пациентов.
Мы обсудили с Джоди и ее родителями план лечения от анорексии. Она согласилась с предложенным мною распорядком питания. После этого я посидела с Франсин — она немного успокоилась, хотя и продолжала спрашивать, где ее картины, называть меня Анжелой и вспоминать, как славно мы съездили в Мексику. Если человек с деменцией путает вас с кем-то еще, лучше не противоречить, так что я просто попросила рассказать, что в Мексике ей понравилось больше всего, и Франсин радостно предалась воспоминаниям о купаниях в Карибском море.
Несколько часов мне удавалось отвлечься, но во время обеда я снова погрузилась в мысли о Лизе. Трудно было поверить, что я когда-то не заметила случившегося, и меня терзали одни и те же вопросы. Что же я за мать? Могу ли я вообще считаться доктором? У нее были проблемы и до первого посещения реабилитационной клиники, но после него они усугубились. Я так спешила вылечить ее, что все испортила. Теперь стало ясно, почему она так вела себя, когда вернулась домой, почему отказывалась разговаривать со мной и с Гарретом и снова вернулась к наркотикам. Мне больно было думать, что она не доверилась мне, что все эти годы я помогала людям, а моя родная дочь страдала…
Так, хватит. Причитаниями никому не поможешь. Надо было найти способ поговорить с ней до того, как она придет в коммуну. Или лучше дать ей время? Пока я размышляла, к моему столику подошел Кевин с чашкой кофе.
— Привет, а я как раз думал, как у вас дела.
Я жестом пригласила его присесть.
— Так себе.
— Вы нашли Лизу?
— Нашла, но по-прежнему тревожусь о ней.
Я рассказала о случившемся, опустив ее признание, — частично из уважения к дочери, частично потому, что сама еще не решила, как с этим быть.
— Могу себе представить, как вам тяжело, — сочувственно сказал он.
— Очень, особенно учитывая, как серьезно она говорила об этой коммуне.
Мне вспомнилось, какое отчаяние было у Лизы в глазах, когда она говорила, что обратилась за помощью. Я уже видела похожий взгляд у Хизер, когда она рассказывала, что Аарон верил в самоисцеление, а она чувствовала себя слабой и ничтожной. Что же он наговорил моей дочери о наркомании?
— А вы рассказали ей о его методах? И о своем детском опыте?
— Пыталась, но она не стала меня слушать.
— Может, в следующий раз она согласится вас выслушать, — мягко сказал Кевин.
Я задумалась. Лиза была под кайфом, а в этот момент сложно обсуждать что-то серьезное.
— Может, мне и правда стоит вернуться туда… Главное, чтобы не было слишком поздно.
— Если она отправится в центр, то по крайней мере перестанет употреблять наркотики, — заметил Кевин. — Тогда, возможно, она по-новому взглянет на свою жизнь. Пока что мне кажется, что она начала осознавать ответственность за свою зависимость.
— Надеюсь, — согласилась я и улыбнулась. — Простите, но вы, наверное, хотели спокойно пообедать, а вместо этого я вывалила на вас свои проблемы.
Кевин покачал головой.
— Нет, я рад быть полезным. Может, помочь вам сегодня вечером?
Мне хотелось согласиться, но я понимала, что Лиза, увидев Кевина, тут же решит, что это какая-то ловушка.
— Спасибо, но мне лучше пойти одной. Она отреагирует спокойнее. — Я встала. — Пора возвращаться к работе.
— Ладно, черкните мне потом письмецо, чтобы я знал, что вы не угодили в какую-нибудь канаву, — сказал Кевин вроде бы в шутку, но лицо его было серьезным.
— Конечно. — Я с удивлением осознала, что мне приятна его тревога. Я уже и забыла, каково это. — Спасибо за разговор.
— Обращайтесь.
Выходя из кафе, я оглянулась: Кевин сидел, опустив голову, и казался погруженным в размышления.
После работы я приняла душ, переоделась, сняла все украшения и отправилась обратно в Иглу — мне хотелось добраться туда до наступления темноты. Остановившись неподалеку, я наблюдала за входящими и выходящими. Может, мне и правда следовало взять с собой Кевина, но теперь было уже поздно. Я сжала в одной руке айфон, а в другой баллончик, заперла машину и пошла ко входу.
Я проходила мимо людей, и некоторые из них провожали меня пустыми взглядами, словно зомби в фильме ужасов. Комната, в которой я вчера нашла Лизу, теперь была пуста. Может, она куда-то вышла. И тут сзади меня раздался женский голос:
— Дочку ищешь?
Я обернулась. Это была индианка. Она протянула руку:
— Дашь денег — скажу, где она.
Сумку я оставила дома, поэтому полезла в карманы, где обнаружилась двадцатка. Индианка потребовала еще.
— У меня больше нет.
Она выхватила у меня купюру.
— Она ушла с этими парнями из центра.
У меня потемнело в глазах, а сердце оборвалось. Вонь немытых тел, мочи и химикатов вдруг стала невыносимой.
— Вы имеете в виду «Реку жизни»?
— Вот уж без понятия.
Она пожала плечами и лениво почесалась, зацепив одну из своих ран. Некоторое время она изучала и ковыряла ее, потом повернулась ко мне:
— Они какое-то время назад пришли сюда, раздавали бумажки, обещали, что всех вылечат. — Она рассмеялась. — Дочка твоя им точно понравилась — они несколько раз с ней говорили.
«Спокойно! Тебе нужно узнать, кто это был».
— Как они выглядели?
Она снова лениво пожала плечами и уставилась на мой карман, намекая на деньги. Я ждала. Наши взгляды встретились, и через некоторое время она сдалась:
— Какой-то седой старик и телка помоложе.
У меня перехватило горло. Неужели это был Аарон?
— Вы не слышали, как они называли друг друга?
— Нет, они вообще какие-то чудные. Я пыталась остановить Лизу, но ей было наплевать — они вроде как обещали ей помочь.
Как иронично: наркоманка пытается спасти мою дочь! Интересно, она ей заодно не предложила уколоться?
— Спасибо вам большое.
Я вытащила из кармана визитку и протянула ей.
— Если вы ее увидите или если эти люди вернутся, позвоните мне, пожалуйста. Если вы поможете ее найти, то получите вознаграждение.
Она выхватила у меня карточку и уставилась на нее, словно силясь разобрать слова, а потом сунула ее под мышку, словно опасаясь воров.
Добравшись до автомобиля, я нашла номер Даниэля — несколько мгновений я опасалась, что телефон будет выключен, но после первого же гудка он снял трубку.
— Даниэль, это доктор Лавуа. Скажите, вы уже вернулись в центр?
— Нет, я еще работаю. Мне заплатили вперед, и я…
— Мне нужна ваша помощь, — торопливо перебила его я, не тратя время на формулы вежливости. — Моя дочь Лиза, кажется, попала туда.
Мне самой не верилось, что это может оказаться правдой. Последовала долгая пауза. Я смотрела на обветшалое здание напротив.
— Вы уверены? — спросил он наконец.
— Нет, и поэтому мне нужна помощь. — Я закусила губу. Сколько Лиза уже употребила? Возможно, она будет страдать от синдрома отмены. — Она нездорова, и ей может потребоваться лечение. Я подумала, что, возможно, вы в центре или знаете кого-то, кто там живет.
— Она больна?
Мне не хотелось говорить о ее зависимости.
— У нее только что были проблемы со здоровьем, и мне хотелось убедиться, что она в порядке.
— В центре не разглашают подобную информацию.
— Я понимаю. А если позвонить, хотя бы скажут, там ли она?
— Никому ничего не скажут. Главный принцип центра — давать людям возможность порвать со своим прошлым и начать заново.
— Как-то же с ними можно связаться, — раздраженно сказала я. — Всякое может случиться.
— Можно оставить сообщение.
— Мне рассказывали, что общение жителей центра с друзьями или родственниками не поощряется.
