Генри с самого начала знал, что плод воображения невозможно сфотографировать даже на самую современную цифровую камеру именно потому, что это плод воображения. Но и его можно стереть. В судебно-медицинском журнале Генри недавно прочитал, что больные с ампутированными конечностями, страдающие от фантомных болей, испытывают облегчение, надевая протез. Мозг воспринимает искусственную конечность как свою и, соответственно, переориентирует источник поступления болевых импульсов и выполняет поставленную задачу.
Руководствуясь этими нехитрыми умозаключениями, Генри решил сфотографировать свои галлюцинации, чтобы убедиться в их нереальности, глядя на фотографии. «Как только мой мозг поймет то, что я уже знаю, – думал Генри, – эти галлюцинации, наверное, пройдут».
В тени, как мексиканский путевой обходчик, дремал Пончо. Время от времени, если в поле зрения появлялся новый предмет, он открывал один глаз, а потом снова его закрывал. В его мире не было никаких принудительных разрядов и никаких проекций. Пес делил все вещи на приятные и неприятные. Генри поставил камеру на штатив, установил автоспуск на десять секунд и отвернулся. Он закрыл глаза и начал ждать, когда щелкнет затвор зеркальной камеры.
Обрадин получил штормовое предупреждение по рации на борту «Дрины», когда запускал новый дизельный мотор. Барометр указывал на повышение атмосферного давления на три гектопаскаля за предыдущий час; перемены погоды можно было ожидать с минуты на минуту. Шторм со шквалистым ветром держал курс в южные районы Северного моря, холодный фронт уже пересек Шетландские острова. Было приостановлено движение судов в порт Ставангер. Шторм, по прогнозу синоптиков, должен был с наибольшей силой обрушиться на побережье наступающей ночью. Дизель подпрыгнул, выплюнул из выхлопной трубы облако сажи и ровно зарокотал. Обрадин проверил давление масла и положил руку на борт. Работа мотора фирмы «Вольво» заставляла едва заметно вибрировать деревянную обшивку. Сказочный мотор, но Обрадин вовсе не был уверен, что деньги на него Хельга выиграла в лотерею.
В это же самое время Йенссен, держась за привязанный к бетонной тумбе нейлоновый шнур, осторожно перелез через ограждение дороги. Так он добрался до выступа, с которого мог спуститься дальше, до расщелины, где лежал коричневый предмет, который полицейский рассмотрел с дороги. Лежа на животе, он внимательно всмотрелся в глубину обрыва. На коричневом, поблескивавшем кожей предмете Йенссен увидел окантовку из потускневшей латуни и ручку. Торжествуя, он сунул мускулистую руку в расщелину, но не дотянулся всего на несколько сантиметров. Он сел, снял кроссовку и носок и попытался ухватить портфель пальцами ноги, но и это у него не получилось, потому что икра была слишком толстой, и Йенссен не смог просунуть ее в расщелину. Сверху донесся шум проезжавшего автомобиля, делавшего поворот, с которым не справился Фаш. Выругавшись, Йенссен осмотрелся в поисках какой-нибудь палки. Вокруг расщелины не было растительности; лишь в пяти метрах рос чахлый куст, ветви которого имели, кажется, подходящую длину. Следователь обмотал шнур вокруг живота, проверил его на прочность и начал карабкаться по отвесной стене.
Зазвонил телефон. Голос Гонории Айзендрат дрожал от волнения.
– Мы нашли вашу рукопись, господин Хайден, мы ее нашли!
Генри аккуратно положил фотоаппарат на землю.
– Где?
– На флеш-карте в кабинете Бетти. Вы только представьте себе! Полицейские только сегодня освободили ее кабинет. Флешка лежала в стеклянной коробочке на столе Бетти. Она оцифровала все страницы вашей рукописи. Мы просто вне себя от радости, Генри, особенно Мореани! Он уже едет в издательство. Название «Белая мгла»?
Генри прикусил губу и потер мочку уха.
– Это рабочее название. Вы спасли мне жизнь, Гонория, – ликующим, насколько это у него получилось, тоном воскликнул он, – это просто чудесная новость! – Генри через плечо посмотрел в проем ворот гаража. Призрак исчез.
– Я так рада за вас, Генри! Я сейчас распечатаю рукопись, если вы позволите.
– Нет! – крикнул Генри. – Дождитесь моего приезда. – Он на мгновение задумался. – Сегодня вечером я приеду в издательство, сразу, как только провожу гостей.
Гонория помолчала:
– Вы хотите ехать в шторм?
– Какой шторм?
* * *
Сумка сдвинулась с места. Йенссен осторожно потянул на себя сухую ветку, которая надежно зацепилась за латунную окантовку. Пот заливал глаза. По камням пробежала странная ящерица, но полицейский не обратил на нее внимания. Сучок обломился. Йенссен яростно выругался. Помолчал, потом выругался еще раз. Он швырнул обломок в расщелину и ударил кулаком по камню. Ему понадобилась целая четверть часа, чтобы вырвать из спутанного куста этот сучок. Он давно высох, но держался за землю всеми своими омертвевшими волокнами. И вот теперь он просто взял и сломался!
Йенссен снял рубашку и кожей ощутил дуновение холодного ветра с моря. На горизонте громоздились темные тучи. Глубоко вдохнув, Йенссен сунул руку в расщелину и, напрягая все силы, сумел преодолеть недостающий сантиметр, ухватить кожаный предмет за ручку и вытянуть его из расщелины.
Это оказалась дамская сумочка из искусственной кожи. Содержимое ее давно сгнило. В ней Йенссен нашел высохшие трупики насекомых, рассыпавшиеся в пыль от порыва ветра.
Генри отвинтил крышку канистры и вылил пол-литра бензина в портфель с документами. Он закрутил крышку, отставил канистру в сторону и чиркнул спичкой. Ветер тотчас загасил пламя. Генри удалось зажечь только четвертую спичку. Громко фукнув, портфель вспыхнул. Над вспышкой пламени взвилось облако черного дыма. Генри смотрел, как чернеет кожа. Огонь шипел на ветру. Пес пробудился от сна и тревожно бегал взад и вперед мимо горящей сумки, лая на ветер.
Кусты малины под ветром гнулись к земле, над крышами неслись облака. Генри видел, как распахнулось чердачное окно. Шторм докончит разрушение, начатое Генри. Догадываешься, чем это кончится? Это были последние слова, с которыми Марта обратилась к нему в своей короткой записке. Это было предостережение и одновременно провидение. Все, что имеет начало, неизбежно приходит к своему концу.
* * *
После опустошительного наводнения и шторма, случившихся в январе, пятнадцать лет назад, защитные сооружения постоянно достраивались и совершенствовались. Тогда ураган застиг деревню в сонной дреме, сорвал с причалов рыбацкие куттеры и гротескными грудами нагромоздил их на берегу. Он снес до основания исторические дома у гавани и с легкостью вырвал вековые каштаны, словно те были одуванчиками. Пелена воды, которую, словно саван, тащил за собой ураганный ветер, потоками пронеслась по улицам, смыв все памятники на маленьком деревенском кладбище.
Когда Генри въехал в деревню, он увидел, что все окна закрыты массивными деревянными плитами. До захода солнца оставалось еще два часа, но на улице было уже темно. Порывы ветра достигали силы семи-восьми баллов. Начался ливень. Мужчины в кузове грузовика с трудом удерживались на ногах, бросая у входов домов мешки с песком. Генри остановился перед заграждением, где стояла Эленор Реенс в форме добровольной пожарной команды. Генри опустил стекло, и дождь хлестнул его по лицу, ворвавшись в салон.
– Нужна помощь?
– Нам нужны люди! – Эленор кивнула в сторону улицы. – Помогите жене Обрадина заделать окно.
– Где Соня?
– Она слишком молода для вас. – Эленор хлопнула ладонью по крыше автомобиля и взмахом руки показала Генри направление.
Хельга одна суетилась перед витриной рыбной лавки. Маленького роста, с короткими и слабыми руками, она никак не могла поставить массивную деревянную плиту в правильное положение. Генри выскочил из машины и тотчас промок до нитки. Схватив плиту, он развернул ее боком к ветру.
– Где Обрадин? – крикнул он.
Хельга пожала плечами и что-то прокричала в ответ, но Генри не разобрал ее слов. После двух неудачных попыток они сумели поставить плиту на кронштейны, и Хельга задвинула железный засов. Генри вытащил оглушительно лающего пса из машины и затолкал его в лавку. Перепуганный насмерть Пончо, ставший маленьким, как щенок, забился в угол и свернулся там калачиком. Генри заметил, что прилавок чист и аккуратно убран.
– Что случилось? Где Обрадин?
– Где, где? Якшается со своей любимой! – Хельга полотенцем вытерла влагу с лица, и было непонятно, то ли это дождевая вода, то ли слезы. – Этот сумасшедший снова начал пить. Он все время проводит на своем чертовом куттере, никак не наглядится на новый мотор, будто на свете нет ничего другого! Он меня бросит, я нутром это чую…
«Дрина» плясала в облаке бурлящей пены, мачта раскачивалась, как метроном, в такт налетающим волнам. Топовые и бортовые огни были включены, двигатель работал. Генри, пригибаясь, чтобы его не сдуло ветром в море, пробежал по молу. Только два каната удерживали куттер у деревянного столба высотой в человеческий рост. Между причальной стенкой и бортом бесновались волны, выплескиваясь на лодку и мол огромными фонтанами. Генри добрался до деревянного столба и, обхватив руками сходни, на четвереньках переполз на раскачивавшееся судно.