— Ты — человек, который никогда ничего не забывает, и ты не помнишь, как вырыл могилу совком, и как положил моего мальчика в землю, и как засыпал его землей — как сыпал землю Ною на личико, на ножки, на ручки, на пальчики, и потом утаптывал землю, утаптывал, хотя под ней лежит твой сын, ты топтал землю, которой его засыпал. Ты не помнишь, где все это было? У альпийской горки? Рядом с фонтаном? Ты не помнишь?!
Алистер стремительно схватил ее за запястья и придавил к кровати — она не сразу сообразила, что потеряла контроль над ним, и первое время продолжала испытывать ярость, а не страх. Он навалился обоими коленями на ее предплечья и зажал ей рот ладонью.
— Тсс, не пинайся, ай! Успокойся, Джоанна, успокойся. Я — на твоей стороне. Просто я не хотел тебя расстраивать. Тебе наверняка хотелось, чтобы там было красиво, поэтому я не смог рассказать тебе правду. Вот и все. Мы — на одной стороне.
На одной стороне? Против кого? Против Ноя? Она не могла произнести этого: он так сильно зажимал ей рот, что она даже не могла его укусить.
— Тсс, тсс, любовь моя. Тсс… Ну, ну. Джо, Джо-Джо, тсс…
*
Над Ноем не было никакого дерева. Земля поверх него никогда не принесет плодов. Никто не восхитится красотой листвы над его головой и не сварит джема, собрав подаренные им ягоды. Джоанна больше никогда не услышит его плача, не будет чувствовать связи с ним, не сможет сказать ему «Прощай». Мысль о том дереве казалась спасительной, Джоанна цеплялась за нее как за последнюю соломинку, но соломинка оказалась ложью.
Она притихла — как он ей велел. Она притихла и больше ничего не говорила ни о дереве, ни о том идиотском разговоре во время их первого свидания, когда они высказывали предположения о ролях друг друга: Алистер — это тот, кого нужно слушать, а Джоанна — та, кто вечно все забывает. Она ничего не говорила ни о треугольнике судьбы, ни о том, как убила Ноя, ни о треугольнике, который она видела теперь так отчетливо, что, наверное, и другие люди уже должны были его заметить. И понять, какую позицию она теперь занимает: конечно же Преследователя.
У нее был план. Не как у Алистера — с фактами и пунктами, а нормальный, человеческий план: сделать то, что следует.
Алистер никогда не расставался со своим телефоном, днем держал в кармане, а по ночам — под подушкой. Джоанна понимала, зачем он это делал в начале их романа, но не могла понять, почему так продолжилось и потом, когда они уже жили вместе. «Просто привычка», — отвечал он, если она спрашивала. Она вытянула его телефон из-под подушки и забрала с собой в туалет. У него был четырехзначный пин-код, в последний раз, когда она попросила разрешения воспользоваться его телефоном, это была дата рождения Алистера — 1307, поэтому Джоанна набрала его и сейчас, но код не сработал. Он сменил пин. «Я регулярно его меняю», — сказал он ей как-то, когда она поинтересовалась. Она попробовала свою дату рождения, дату рождения Ноя, Хлои, опять свою. Нет. Она сдалась и потихоньку выбралась из туалета, чтобы заглянуть в его дневник, лежавший на столе в кабинете. Номер и адрес Александры конечно же были записаны на последней странице.
Наверное, она позвонила Александре совершенно в неурочное время, но она просто не понимала, который сейчас час. К тому же Алистер крепко спал, и звонить было безопасно.
— Это Джоанна, — шептала она, запершись в туалете. — Мне нужно с вами увидеться, завтра утром. Это очень важно. Я хочу вам помочь. Это не телефонный разговор. Я объясню вам завтра, но вы должны мне поверить: вам действительно нужна моя помощь.
23
Джоанна
2 марта
— Хочу съездить сегодня в Мельбурн, — сказала Джоанна за завтраком, — походить по магазинам. Ты прав. Мне нужно возвращаться к нормальной жизни.
Алистер улыбнулся. Трудно было поверить в то, что совсем недавно эта улыбка заставляла ее брать его руку и засовывать к себе в трусы прямо в общественных местах.
— Я тебя отвезу. Мне бы хотелось на этот раз все-таки встретиться с Филом.
Да на здоровье, подумала она, на этот раз не дав себе труда взглянуть, появилось ли у него то лживое выражение лица.
Они оба надели кепки и солнцезащитные очки, но прятаться было не от кого.
Заняв место на пассажирском сиденье, Джоанна почувствовала легкую тошноту. Она закрыла глаза и напомнила себе о своем плане.
Через двадцать минут она поняла, что они едут по той же самой дороге, что и в прошлый раз.
— Алистер, пожалуйста, давай поедем другим путем.
— Боюсь, другого пути нет.
Ей захотелось открыть дверцу и выпрыгнуть. Но она не выпрыгнула, не за тем она поехала в город. Может, и правда важно увидеть, где все это произошло, напомнить себе о первой лжи в нынешней истории. Нужно вобрать в себя эту трассу, смириться с правдой и с последствиями, к которым привели ее действия. Она открыла глаза.
Крест.
Слева — холмы.
— Это — Ю-Янгс, — сказал Алистер, заметив, куда она смотрит.
Грузовик.
Огромный дорожный указатель: аэропорт Авалон.
И через некоторое время, справа — место, где она заметила, что ее сын мертв: Поле Отчаяния.
Или Поле Отчаяния — там?
На этом шоссе было много Полей Отчаяния.
Вдали виднелись заплатки выжженной земли — шрамы от пожара, не пожелавшего ее убить.
Дорога до моста Уэст-Гейт заняла около часа. Алистер мог бы сказать ей, что они ехали три часа. А мог бы — что десять минут. Для Джоанны это шоссе было черной дырой.
Он высадил ее у трамвайной остановки в Северном Мельбурне.
— Встретимся тут же в два? — предложил он, целуя ее на прощанье.
— Хорошо.
— Слушай, что, если тебе купить красивое белье, чтобы немного развеяться? У меня есть для тебя сюрприз.
И он уехал.
*
На остановке все на нее смотрели. Сначала Джоанна думала, что у нее задралось платье или что-то в этом роде, но потом она вспомнила, что знаменита, и натянула кепку пониже. Бесполезно — ее все равно узнавали. Большинство отводило взгляды, когда она их перехватывала, но одна женщина сочувственно кивнула, другая дотронулась до ее плеча и сказала что-то об Иисусе.
Когда девятнадцатый наконец приехал, она прошла в самый конец, опустив голову как можно ниже. Села у окна и прислонилась лбом к стеклу, чтобы никто не пытался с ней заговорить. Трамвай катился по тенистому университетскому пригороду Парквилл. Где-то она это название слышала. Ах да, здесь живет та старая дама, которая сидела за ней в самолете. После университета улицы стали уже не такими зелеными: куча машин, одноэтажные магазинчики и дешевые забегаловки, где можно выпить кофе и съесть фалафель, и среди всего этого — даже лавка торговца оружием. Потом за окном замелькали хаотично понатыканные викторианские домики, а за ними — просветы попросторнее и дома повыше и посолиднее.
Когда трамвай подошел к нужной остановке, Джоанне пришлось снова пройти мимо всех оставшихся в вагоне пассажиров. К ее ужасу, все они смотрели на нее с сочувствием. Выскочив на тротуар, она побежала, следуя маршруту, который загрузила в телефон. Дом Александры был в трех кварталах от остановки.
У таблички «Портвелл-стрит» Джоанна остановилась отдышаться. Вот тут живет Александра. Сейчас они встретятся, лицом к лицу и поговорят — впервые в жизни. Если не считать телефонного звонка прошлой ночью, Джоанна ни разу не общалась с Александрой. Она только написала ей однажды электронное письмо. Семнадцатая версия черновика выглядела так:
Александра,
я очень сожалею, что обманула вас и причинила вам боль. Мне очень стыдно, и я никогда не прощу себя за это.
Джоанна
Она не стала его отправлять. Слова ничего не значили и были смешны и ничтожны. Шестнадцать предыдущих попыток выглядели еще хуже. Да и что ни напиши, получится, что она себя защищает и выгораживает. Что целый месяц ничего не знала, знала только, что в семье Алистера не все ладно, что целых девять месяцев ей удавалось избегать постели Александры, что раньше она никогда в жизни никого не обманывала, никогда не уводила чужого мужчину, никогда не испытывала ненависти к себе? Нет, не существовало таких слов, которые придали бы смысл и вес ее извинениям, не было такой формулировки, которая сделала бы ее поступок менее мерзким и отвратительным.
