влево, словно Шнобель рыскал по лесу как заяц. То и дело приходилось менять направление и притаптывать кустарники, чтобы не заплутать.
Вдруг запах стал более сильным, насыщенным. Жила отвёл от лица свисающую с дерева бороду лишайника и позвал вкрадчивым тоном:
— Шнобель, детка, покажись. Цып-цып-цып. — Нырнул в заросли папоротника и заработал руками, как пловец.
Папоротники густые, высокие, вымахали в рост человека. Широкие листья мешали обзору и вынуждали напрягать зрение. Пахло не кофе, а тиной и чем-то прелым. Вспомнив рассказ проводника о болоте, Жила замешкался, решая, куда идти дальше. Раздвинул упругие стебли и едва не наступил на Шнобеля. Тот сидел, выпучив глаза и раззявив рот, и не дышал. Словно умер. Лишь в зрачках застыл ужас. В руке — термос. Между ногами — рюкзак. На земле яичная скорлупа, обёртка плавленого сырка и разорванная пищевая плёнка.
— Ну ты и гнида, — оскалился Жила и, расширив ноздри, втянул в себя манящий аромат кофе.
Забрал термос, закрутил крышку. Вместе с рюкзаком отложил в сторону, чтобы не запачкать кровью. И со всей дури заехал ботинком Шнобелю в грудную клетку. Тот как сидел, так и лёг. Повернувшись на бок, выплюнул сгусток и закашлялся.
— Ты подавился, падла? Подавился жратвой? — сквозь зубы цедил Жила, еле сдерживаясь, чтобы не пустить в ход кулаки. — А я, получается, тебя спас? Ну уж нет, укурыш! Не для того я за тобой гнался!
Сквозь кашель пробился хрип:
— Я осознал, я раска… — Шнобель не успел договорить.
Он вздрагивал при каждом пинке, скулил и корчился от боли. Закрывал руками то голову, то живот. Удар ботинком пришёлся ему в мясистый нос. Кости хрустнули, взрезали кожу, кровь взметнулась фейерверком. И тут случилось невообразимое: десятки тёмно-красных, почти чёрных капель зависли в сером воздухе, как на фотоснимке дождя.
Жила оторопел; злобная улыбка сползла с его губ.
— Какого чёрта?..
Приблизился лицом к застывшим брызгам. Дунул. Как по мановению волшебной палочки все капли сорвались вниз, росой усеяли папоротники. Листья, подобно живому организму, мгновенно их впитали. От крови не осталось и следа.
По шее Жилы стекла струйка холодного пота. Уговаривая себя не верить глазам, он порылся в рюкзаке:
— Куда дел коньяк? Вылакал, что ли?.. Я тебя спрашиваю. — Ногой перекатил обмякшее тело Шнобеля на спину. Носком ботинка постучал по голове. — Сдох или притворяешься?
Шнобель не подавал признаков жизни.
Испытывая необъяснимую тревогу, Жила решил не обыскивать местность. Сложив термос, аптечку и ракетницу в рюкзак, закинул его на плечо, выбрался из зарослей и споткнулся. Находку нельзя нести к избе, ибо нельзя прикасаться к тому, что трогал опущенный. Разумнее бросить сумку здесь. Но термос почти полный. Выхлебать кофе? Бузук не пальцем деланый, сразу унюхает запах. И не бросать же ракетницу: какое-никакое оружие. К сожалению, за пояс штанов её не спрячешь. После помывки Жила в спешке схватил одну рубашку, кофту и куртку оставил на крыльце.
Кроме термоса и сигнального пистолета, в рюкзаке полно вещей, которые могут пригодиться. И ещё неизвестно, что ждёт их утром. После убойной дозы Гвоздь придёт в себя нескоро. Возможно, Бузук отправит проводника и Жилу на охотничью заимку за провизией. Ружьё ему не дадут, от перочинного ножика мало толку. Проводник рослый, крепкий, выносливый; голова и нога травмированы, а руки целые. Внутренний голос подсказывал Жиле, что в следующий раз парень будет биться насмерть. И вообще, Жила не планировал возвращаться к братве. Он хотел добраться до заимки, помыться, взять еду и… У него своя дорога. Ему обуза не нужна.
Жила огляделся. Куда спрятать рюкзак? Наверное, поближе к избе. А где изба? Разыскивая Шнобеля, Жила притаптывал кусты: так он помечал обратный путь. Однако сейчас все кустарники топорщили ветки.
Прикинув в уме, сколько времени длились поиски беглеца, Жила немного успокоился. Большую часть этого времени он не бежал, а выжидал, когда Шнобель выдаст себя. Значит, братки где-то рядом. Если крикнуть — отзовутся.
Он поднырнул под свисающие с дерева лохмотья лишайника и неторопливо пошёл вперёд. Спешить некуда, пока на плече рюкзак.
Послышался шорох. Будто ветер коснулся листвы. Жила запрокинул голову. Кроны неподвижны. Посмотрел по сторонам. Взгляд выхватил из унылого пейзажа дерево с дуплом, похожим на расщелину. Хорошее место для тайника. А дорогу сюда он запомнит.
До слуха долетел тихий вздох.
Долго не раздумывая, Жила метнулся к дереву, сунул сумку в отверстие в стволе и обернулся:
— Кто здесь?
В ответ гудела тишина. Показалось. Утерев со лба пот, Жила заглянул в дупло. Темно, и пахнет сгнившей древесиной. Если рюкзак подвесить на отломок или зазубрину, его точно никто не найдёт. Жила протянул руку, намереваясь ощупать внутренние стенки дупла.
Из чащобы донеслось:
— Кто здесь?
Колкая дрожь волной прокатила по телу. Передёргивая плечами, Жила повернулся к дереву спиной. Голос знакомый, но чей именно? Гвоздь в отключке. Сява писклявый. Бузук сипит, будто простуженный.
— Хирург, ты, что ли, здесь бродишь? — Не меняя позы, Жила отвёл ногу назад и затолкал рюкзак поглубже в дупло.
Не получив ответа, заложил ладони в карманы штанов и вразвалочку направился туда, откуда, по его разумению, доносился голос. Глаза силились уловить колыхание зарослей или мелькнувшую тень. Но окружающий мир находился в привычном застывшем состоянии.
— Хирург, ты, что ли, здесь бродишь?
От неожиданности Жила аж подпрыгнул. Сердце чуть не вылетело из груди.
— Хватит придуриваться! — крикнул он, злясь на себя за секундную слабость.
Хирург вряд ли осмелится на подобную дерзость. Тогда кто над ним насмехается? Чей это голос? Неприятный, резкий, будто пилой резанули по металлу. В тот миг, когда в голову пришла мысль, что голос принадлежит ему и это всего лишь эхо, сзади прозвучало:
— Хватит придуриваться!
Не совладав с безудержным страхом, Жила помчался прочь от жуткого места, забыв о рюкзаке, о дупле и о том, что надо бы запомнить дорогу к тайнику.
Ветки хлестали по лицу, шипастые кустарники норовили сорвать одежду. Заросли папоротников сбивали с толку. Жиле казалось, что он бегает по кругу и постоянно возвращается туда, где лежит убитый Шнобель. Его тела Жила не видел, но в какие-то моменты ощущал могильный холод. Подобное чувство испытываешь, когда находишься в одной комнате с покойником.
Впереди возник штакетник, соединяющий два засохших дерева. Перепрыгнув через закрытую калитку, Жила упёрся руками в колени и перевёл дух. Выпрямив спину, разглядел в просветах зарослей крышу избы и тихо рассмеялся. Он испугался собственного эха! Вот дуралей! Жалко кофе. Надо было выпить и заесть хвойными иголками.
Жила потянулся до хруста в плечах. Вновь согнул спину и стал вытаскивать
