Честно говоря, даже непонятно, как мистер Мэллон отважился представить дело с таким незначительным количеством существенного материала. Мы слышали о «не должно было бы» от доктора Горфинкла и «просто никак не могло бы» от мистера Линга, но это просто необоснованные предположения. Здесь отсутствует научный взгляд, нет эксперта, который бы заявил, что сделанное этим внимательным, преданным своему дело врачом неправильно. И что по причине – по причине! – ее мнимых действий ребенок появился мертворожденным, а мать получила серьезное увечье. Без такого утверждения эксперта нельзя считать, что мистер Мэллон показал возможную достоверность своего иска. На этом основании прошу отклонить обвинения против моего клиента.
– Браво, – прошептала Сара, когда Мэт сел. – Браво.
– Пустяки, – прошептал он ей в ответ.
– Что?
– Это я напускаю тумана. И вы можете судить по выражению лиц участников трибунала, что и они знают об этом. Мэллон сделал больше, чем нужно, чтобы выиграть здесь.
Судья поблагодарил участников, обещал принять решение в течение часа и закрыл заседание.
Мэт ничего не говорил, когда они вышли из здания суда и направились к его конторе.
– Ну и что? – не выдержала Сара.
– Что «ну и что»?
– Что вы об этом думаете?
– О чем об этом? – Он казался рассеянным и сбитым с толку.
– О том, конечно, что происходило в зале суда, – ответила она с раздражением.
– Думаю, что мы проиграли.
– Ну и что такого? Вы же мне сказали, что так и будет, еще до того, как мы вошли туда.
– Но это не улучшает мое настроение. Нас довольно здорово отдубасили. И Мэллон добился этого, даже не вспотев. – Он опустился на уличную скамейку. – Послушайте, Сара, – продолжал он. – Мертворожденные дети и искалеченные молодые женщины – это нечто такое, что не может не произвести впечатления на присяжных заседателей. Не знаю, насколько крепкую связь может установить Мэллон между травкой Квонга и ВСК у Лизы Грейсон. Или даже позволит ли судья ему представить два других дела о ВСК. Но я предчувствую, что арест Квонга из-за наркотиков и хрупкая, привлекательная Лиза с одной рукой, которую пригласят для свидетельских показаний... Одним словом, он может раскачать достаточно эмоций и склонить присяжных заседателей возложить основное бремя доказательств на нас.
В нем чувствовалась нервозность – напряженность во взгляде, сжата челюсть... Таким Сара его еще не видела.
– Может быть, вы коснетесь сразу главного, – предложила она.
Он взглянул на нее, поразившись, что она так быстро и так точно его раскусила.
– Так вот, главное заключается в том... У меня есть идея, которую я с вами еще не обсуждал.
– А именно.
Черная Кошка Даниелс пожевал нижнюю губу и откинул окурок сигареты носком ботинка.
– А именно – отказаться от защиты, – пояснил он.
Трехквартирный жилой дом, обшитый досками внахлестку, стоял в тупике пришедшего в запустение района Дорчестера. Он остро нуждался в новом покрытии пластиковой плиткой, ремонте водостоков, покраске. Роза Суарес шла по тротуару, неся тяжелый атташе-кейс. Сбор данных теперь значительно продвинулся, но пока что ничего не указывало на причины появления заболеваемости ВСК у пациенток МЦБ.
По ее настоянию ЦББ направил бумаги в сотни больниц с просьбой выяснить, не встречались ли в других местах подобные случаи. Но все, о чем до сих пор сообщили, имело логическое, хорошо проверенное объяснение, например, обрыв плаценты, заражение крови.
Роза решила повторно обратиться к делам некоторых пациенток. Она начала со встреч с семьями двух усопших жертв и в конце недели хотела встретиться с Лизой Грейсон. Одновременно она планировала проверить и перепроверить большое количество бактерий, которые она выращивала.
Хотя ее шеф прямо ничего не говорил, но первые признаки нетерпения уже вышли наружу в форме короткого меморандума. Доктор Уэйн Вернер, старший районный эпидемиолог, с окончанием текущего проекта завершит свою работу и через три-четыре недели получит новое назначение, говорилось в меморандуме. Поэтому все работники управления, занятые в нынешнем расследовании и нуждающиеся в помощи Вернера, должны в двухнедельный срок подать соответствующие просьбы в письменном виде. Роза понимала, что этот меморандум представлял собой по меньшей мере требование, чтобы она высказала какую-то правдоподобную гипотезу, а в худшем случае меморандум мог означать угрозу, что в скором времени ее заменят.
Над прорезью почтового ящика квартиры первого этажа краской была грубо выведена фамилия «БАРАХОНА». Рабочий Фреди Барахона целыми днями сидел дома, получая пособие из-за болезни спины. Его жена Мария работала в вечернюю смену на фабрике спортивной обуви. Констанция Идальго была дочерью Марии от первого брака, единственным ребенком, других детей у нее не было.
Роза испытывала усталость от напряженного расследования, которое тянулось уже семь недель подряд. Она похудела, разругалась со своим мужем первый раз за несколько лет, у нее появился неприятный тик в уголке правого глаза. Но она была достаточно упряма, чтобы выкладываться на всю катушку. Уж очень хотелось уйти с работы на коне. А что еще более важно, хотелось предотвратить то, что, как она твердо верила, грозило неминуемым несчастьем.
Кто-то умышленно вырвал страницы из больничных карт по меньшей мере в двух из трех расследуемых случаев ВСК. За Сарой Болдуин следили и один раз даже приставали к ней. И методы дотошного расследования, которые в течение многих лет неизменно вознаграждали Розу, теперь не давали результата. У нее было такое чувство, как будто она на цыпочках ходила возле тикающей бомбы, но не представляла себе, как ее обезвредить. Единственное, что она понимала четко:если быстро не найти ответов, то погибнут другие женщины и их нерожденные младенцы.
Мария Барахона, полная, измученная работой женщина, в свое время несомненно была довольно привлекательной. Внешне она бодрилась, но по глазам было видно, как она переживает потерю своего единственного ребенка. Однажды, во время первой беседы Розы с ней, она расплакалась. Но быстро взяла себя в руки, извинилась и продолжала отвечать на вопросы. Сейчас, когда ее муж задремал на потрепанной качалке, она угостила Розу чаем и опять стала рассказывать о Конни. Хотя она довольно прилично говорила по-английски, с облегчением перешла на испанский.
– Знаете, в машине были наркотики, – сказала она. – Нам сообщили, что в крови у Конни обнаружили марихуану, но я этому не верю. Она была жизнерадостная девушка. К тому же хорошая девушка. И такая красивая. Ее единственное несчастье заключалось в том, что она влюбилась в этого подонка Билли Молинаро. Пожалуйста, миссис Суарес, простите меня за эти грубые слова.
– Миссис Барахона, вам совершенно незачем извиняться.
– Она была такая красивая. Если бы вы только видели ее, миссис Суарес. Когда она проходила мимо, мужчины просто останавливались и не сводили с нее взгляда. Мы уже выбрали имя для ее мальчика, Гильермо. И даже если бы его назвали Билли, Конни хотела записать его имя на испанский манер.
Как и во время их первой встречи, Мария Барахона стала перескакивать с одной мысли на другую, сдерживая слезы. Роза сделала отчаянную попытку узнать у нее что-то новое.
– Миссис Барахона, – обратилась на к ней, – где-то три или пять лет назад ваша дочь лечилась в Медицинском центре Бостона. Вы не помните, чем она болела?
Выражение лица женщины стало не таким напряженным, она отвлеклась, сосредоточившись на вопросе Розы.
– Я... что-то не помню. У нее были головные боли и какое-то желудочное расстройство... связанное, главным образом, знаете ли, с ее месячными. Но все это прошло, когда она стала принимать лекарства. Она всегда очень верила врачам Медицинского центра. Если они рекомендовали принимать таблетку в три минуты пятого, то моя Констанция садилась возле часов и ждала, пока стукнет ровно три минуты пятого.
Опять тупик. Роза смотрела в пол, пытаясь представить себе нарастающий ужас Конни Идальго в течение этих последних кошмарных часов. Было ли там еще что-то? Хоть какая-нибудь деталь.
– Миссис Барахона, Мария, я знаю, что Конни жила с Билли Молинаро, – наконец сказала она. – Когда она ушла из дома совсем?
– Они собирались пожениться, – ответила Мария, явно растерявшись. – Но она часто ночевала дома. Довольно часто.
– Простите, Мария. Вы меня не совсем правильно поняли, я ни на что не намекаю. Просто мне любопытно знать, остались ли какие-нибудь вещи в ее комнате. И все. Если остались, то, с вашего разрешения, я хотела бы взглянуть на них.
– Ах, вот что. Если вы думаете, что это может пригодиться, то осматривайте, что хотите. Это последняя комната справа. Я там ничего не меняла. А теперь, если вы не против, я займусь приготовлением обеда. Знаете, я работаю в вечернюю смену.
