— Но как я уже сказала, я им не поверила, — продолжает Нора, вырывая меня из стремительного водоворота мыслей и вопросов. — Интуиция подсказала мне, что это ты. Я рассказала об этом маме, и та посоветовала мне забыть об этом странном происшествии, но я, несмотря на это, убедила ее сходить на следующий день вместе со мной в участок и поговорить с начальником полиции. Затем в тот же вечер мы с Джиной поехали кататься на машине, и, возвращаясь домой, я попала в аварию. После нее все остальное, естественно, отошло на второй план.
Голос Норы дрожит, как у человека, который вот-вот заплачет, но она, один раз громко всхлипнув, сдерживает слезы. Я не произношу ни слова, припомнив, что Мэйсон как-то говорил, что люди испытывают неудобство, когда собеседник молчит. По его словам, самый лучший, способ заставить кого-то говорить — это придержать язык. Его стратегия срабатывает.
— Я очнулась в этом маленьком городке. Родители в один голос благодарили Бога и рассказывали мне, как некий доброжелатель вытащил меня из машины. Но потом они сказали, что мы будем жить в Франклине под чужой фамилией и я не имею права никому рассказывать, кем была раньше. Первое время они даже ни на какие вопросы не отвечали, вот я и подумала, что у меня крыша съехала…
— Ты была ранена? — спрашиваю я, когда голос Норы стихает. Мне жаль ее. Быть воскрешенной в первый раз и поражаться поведению родителей, не желающих делиться с тобой подробностями новой жизни, — что может быть хуже.
— Были синяки и ссадины, — отвечает Нора. — Они уже зажили.
— Нет, я не об этом, — уточняю я.
— Да, понимаю, — говорит она, но желания отвечать на мой вопрос в голосе я не улавливаю; — Не знаю… На самом деле не очень хочется об этом говорить. Все это было совсем недавно…
— Ладно, не хочешь о ранах — давай поговорим о лекарстве, — предлагаю я.
— Каком лекарстве? — спрашивает Нора, и я понимаю, что она действительно не имеет представления, о чем я говорю. Неужели ей ничего не сказали? Мне приходит в голову, что если я выложу Норе все подробности, касающиеся проекта «Воскрешение», она может испугаться до смерти. Решаю для начала послушать, что еще она сама может мне рассказать.
— Ну… тебе не вводили специальное лекарство, чтобы спасти от смерти? — спрашиваю я.
— Лекарство? — переспрашивает Нора. — Нет. Тот человек, который вытащил меня из машины, реанимировал меня всеми возможными способами в те двадцать минут, пока мы ждали «скорую».
— Ты это сама помнишь? — спрашиваю я.
— Нет, — признается Нора. — Я потеряла сознание еще в машине.
Или умерла, думаю я про себя, но вслух об этом не говорю — слишком уж странно все это звучит.
— Так почему, как ты считаешь, вы переселились в Франклин? — спрашиваю я.
— О, это мне отлично известно. Родители мне признались.
— И почему? — спрашиваю я.
— Дэйзи, не нужно этого стыдиться, — говорит она, снова удивляя меня. — Я знаю, что мой отец работал вместе с твоим на одну и ту же семью в Фрозен-Хиллс. Твой отец был психологом у их сына, а мой вел финансовую отчетность. Их бывший работодатель попал под суд за рэкет и еще несколько более тяжких преступлений.
— Ах вот как, — произношу я, когда Нора умолкает. Водоворот мыслей в голове кружится все быстрее и быстрее. Что за чушь она несет? Но задать этот вопрос вслух я не успеваю — Нора сама снабжает меня недостающей информацией.
— Ты же поэтому написала мне «я такая же, как ты», верно? — спрашивает она. — Мы с тобой обе попали под одну и ту же программу защиты свидетелей, и нас переселили. Только, скажу тебе, то место, куда переселили меня, мне совсем не нравится.
С трудом сдерживая эмоции, через несколько минут я говорю Норе, что родители зовут меня обедать, и вешаю трубку, пообещав перезвонить завтра или послезавтра. Договорив с Норой, я тут же набираю номер Меган и слово в слово пересказываю ей весь разговор.
— Что это, черт возьми, такое? — спрашивает Меган, когда я заканчиваю.
— Да ужас! В смысле… Все это так… Что происходит?
— Ладно, давай размышлять логически, — предлагает Меган.
— Давай.
— Значит, Нора тебя видит. Агенты, переодетые полицейскими, пытаются предотвратить разглашение информации…
— И возможно, во время визита в ее дом устанавливают там «жучки»?
— Может быть, — соглашается Меган. — С их помощью они узнают, что Нора не собирается оставлять это дело.
— И поэтому тем вечером, когда происходит авария, они продолжают за ней следить.
— К счастью.
— Слишком уж удачное стечение обстоятельств, мне кажется, — бормочу я.
— Затем машина Норы попадает в аварию. Случайность это или умысел, не столь важно, — продолжает Меган, резюмируя наши рассуждения. — Если это была все-таки случайность, агенты приняли решение использовать ее в свою пользу; если авария подстроена, тогда…
— Значит, проект расширяется таким способом.
— Да, — говорит Меган. — В общем, как бы там ни было, агенты приходят к родителям Норы, как это было в случае с «автобусной группой», и предлагают попробовать оживить ее, если те согласятся перейти на нелегальное положение?
— И они соглашаются, но решают сочинить историю для Норы, объясняющую, почему они вынуждены были переселиться в другой город?
— Да, но эту историю придумали не они сами, — добавляет Меган. — Наверняка это агенты сочинили ее и внушили родителям.
— Почему не рассказать им о проекте, раз уж они стали его участниками? — спрашиваю я.
— Это главный вопрос, — отвечает Меган. — Может, они по-прежнему боятся, как бы Нора не начала болтать, и решили не приподнимать завесу над своей кухней. Может, они держат родителей в неведении специально, чтобы ложь, которой они кормят Нору, казалась правдой им самим. В таком случае Нора точно никому не причинит вреда.
Меган умолкает, и я тоже пытаюсь собраться с мыслями. Это занимает несколько секунд.
— Да, здорово придумано, — говорю я наконец. — Кажется, я поняла, почему они не хотят, чтобы Нора знала всю правду. Но все же мне ее жаль. У нас есть круг общения, а у нее — нет.
— Но у нее уже есть одна умная подруга, это ты, — смеется Меган.
— Да уж, смешно, — говорю я мрачным тоном.
— Да не грузись ты, — призывает меня подруга.
— Я не гружусь.
— Грузишься, — говорит Меган. — Ты хочешь узнать, была ли авария случайной или подстроенной.
— А ты не хочешь?
— Честно? Не горю желанием. Мне и так кажется, что весь проект несет на себе отпечаток чего-то страшного и сверхъестественного. Так что еще и бояться агентов-убийц — нет уж, это слишком.
— Сверхъестественного?
— Конечно, Дэйзи, — подтверждает Меган. — Ты этого не замечаешь, потому что ты человек жизнерадостный, но, поверь мне, есть в проекте что-то страшное. К примеру, никто никогда не видел Бога. Тебе не кажется это странным?
— Может быть, — соглашаюсь я, поняв, что никогда раньше всерьез об этом не думала.
— Я просто хочу сказать, что не хочу копаться в чужих скелетах, — говорит Меган. — Но это моя позиция.
Как бы случайно за тарелкой мясного рулета и картофельного пюре с чесноком я спрашиваю Мэйсона, чем закончилась история с Норой. Сначала он смотрит на меня непонимающе, потом вспоминает, о чем я говорю.
— А, да ничем, — отвечает он, отложив в сторону вилку и делая глоток воды из стакана. — Если я правильно помню, на брифинге сказали, что она успокоилась, и мы сделали то же самое. Слежку с нее сняли, и агентов перевели на другие задания.
— А, — говорю я, гоняя вилкой по тарелке зернышко свежей кукурузы.
— Прости, что забыл тебе об этом рассказать, — извиняется Мэйсон.
— Да нет, ничего, — говорю я, стараясь, чтобы голос звучал по возможности легкомысленно, и вспоминая о том, что даже Меган не хочет в этом копаться. Тем не менее я чувствую, что вскоре мне без лопаты не обойтись.
В четверг Мэтт возвращается в школу.
Я обнаруживаю это, только войдя в класс, где проводятся уроки английского. Мне немного обидно, что он не предупредил меня — не предложил подвезти меня в школу или встретиться перед уроком, — но я говорю себе, что каких-то изменений следовало ожидать и все нормально.
Остается только надеяться, что перемены не окажутся фатальными.
В школьных коридорах люди смотрят на нас с Мэттом со странным выражением, понять которое я не могу. Такое впечатление, что мы расстались, хотя официально мы никогда с ним и не встречались. Но все это пустяки, потому что когда наши взгляды пересекаются, мы как будто ведем безмолвный разговор.
— Как глупо, что они на нас так смотрят.
— Все будет хорошо.
— Я с тобой.
Между нами не больше метра, и мы оба с трудом справляемся с чувствами, которые испытываем друг к другу. Я интуитивно понимаю, что рано или поздно мы снова зашагаем в ногу, так что тянущая боль от временной отчужденности куда лучше пронзительного страдания безвозвратного разрыва.
