Майкл Коннелли - Кровавая работа

— Я должна как следует обдумать все это. Я должна. Давай найдем место, где мы сможем спокойно посидеть и поговорить.

Не дожидаясь ответа, она отперла какую-то дверь и вошла в кабинет. Маккалеб быстро забрал кассету, схватил в охапку свою сумку и поспешил за Джей. Она привела его в зал заседаний, где они разговаривали в первый раз, когда Терри приходил с просьбой разрешить ему поработать над этим делом. В просторной комнате было пусто и пахло словно в Макдоналдсе. Джей походила вокруг стола, принюхиваясь, наконец вытащила из-под него корзину с разным мусором и отнесла ее в коридор.

— Это помещение предназначено для работы, нечего таскать сюда жратву, — решительно обратилась она к кому-то, закрыв за собой дверь и присаживаясь за стол.

Маккалеб сел напротив нее.

— Хорошо. Но как вписывается во все это вторая жертва? Как Джеймс Корделл оказался в этой компании? Во-первых, он мужчина, а она — женщина. Кроме того, в обоих случаях не было сексуального насилия. До этой женщины даже пальцем не дотронулись.

— Ни то, ни другое не имеет значения, — быстро сказал Терри, так как ждал этого вопроса. Всю дорогу, пока Локридж вез его из гавани сюда, в Управление, он напряженно думал в поисках ответов на предполагаемые вопросы Уинстон.

— Если я прав, — произнес Маккалеб, — то это преступление подпадает под модель, которую в Бюро называют «убийства ради доказательства силы». По сути, преступник совершает такого рода преступления, потому что они сходят ему с рук. Потому что его не могут поймать. Таким образом он утирает нос властям и обществу, которое ввергает в состояние шока. Он перекладывает проблемы, возникшие в определенной сфере его жизни, — это может быть работа, самооценка, женщины, очень часто — зависимость от матери, все, что угодно, — на плечи полиции. На плечи следователей. Ударяя их в самое больное место, он получает ту «подпитку» своей пониженной самооценки, какая ему требуется. Из нее он черпает нужную ему духовную силу. Это может быть и сексуальная сила, даже если в совершенном, видимом преступлении не наблюдается очевидных сексуальных, физических проявлений насилия. Помнишь Кодового Убийцу, который орудовал здесь не так давно? Или Берковича, Сына Убийцы-Сэма в Нью-Йорке?

— Конечно помню.

— У обоих преступников одна и та же типология. Ни в одном из совершенных ими преступлений не было намека на изнасилование, но все строилось вокруг секса. Вспомни Берковича. Он убивал как мужчин, так и женщин и исчезал. А много позже возвращался на место преступления и мастурбировал. Мы предположили, что Кодовый Убийца действует по той же схеме, но, даже если мы были правы, камеры слежения пропустили этот момент. Короче, Джей, единственное, что я хочу сказать, — мотив преступления не всегда лежит на поверхности, он может быть иного рода. Это не просто маньяки, которые иногда вырезают свое имя на коже жертв.

Маккалеб внимательно наблюдал за Уинстон, как бы просто размышляя вслух, говоря вовсе не для нее. Однако, похоже, Уинстон понимала его теоретические выкладки.

— Но дело этим не кончается, — продолжил Терри. — Есть и другая особенность. Убийца всегда старается попасть в камеру.

— Он хочет, чтобы мы видели его действия? — спросила Джей.

Маккалеб снова кивнул.

— И я уверен, что это новый поворот в изучении подобных преступлений. Камера наблюдения такому убийце просто необходима, до такой степени ему хочется, чтобы все, что он совершает, было документально зафиксировано, чтобы все это видели и испытывали жуткое восхищение. Разумеется, камера увеличивает опасность риска, но тем она и хороша, потому что, как считает преступник, откровенная запись убийства во много раз преумножает его жестокую силу. Такая вот «фига в кармане» обществу. Но для того чтобы создать подходящую ситуацию, что он делает? Мне кажется, он просто подбирает подходящую цель — добычу, — а затем наблюдает за ней какое-то время, пока не изучит привычное времяпровождение будущей жертвы, места, где она регулярно бывает — и где имеется камера наблюдения. Например, банкомат или магазин. Камера ему необходима. Он уже разговаривает с ней, подмигивает, как старой знакомой. Но камера — это ниточка к тебе, к следователю. И обращается он к тебе, импровизирует, так сказать.

— Тогда, может быть, преступник выбирает не жертву, а камеру? — предположила Джей. — Возможно, жертва сама по себе ему вообще не важна. Ему нужна только камера. Как Берковичу. Тому было без разницы, в кого стрелять, — главное, чтобы это видели слуги государства.

— Да, но Беркович не был любителем сувениров.

— Ты имеешь в виду, вроде этой сережки?

— Ну да. Понимаешь, «сувенир» делает преступление адресным. Думаю, что все-таки выбирали жертв, а не наоборот.

— Терри, ты выстроил свою схему до мельчайших деталей, так?

— Не совсем. Например, я не знаю, как убийца выбирает будущую жертву и почему. Но я размышляю об этом. Всю дорогу голову ломал. Нам потребовалось полтора часа, чтобы доехать от гавани до тебя, везде пробки.

— «Нам»? — удивилась Джей.

— Да, у меня личный водитель. Я пока водить не могу.

Джей ничего на это не сказала, а Маккалеб пожалел, что упомянул о водителе, поскольку таким образом признался в своей физической слабости.

— Нам придется начинать все сначала, — сказал Терри. — Ведь мы были убеждены, что жертвы пострадали случайно. Мы думали, что выбирались места, а не люди, но, очевидно, все наоборот. Выбирали жертву, добычу. Конкретного человека. Его выслеживали, к нему подбирались. Нам нужна общая база, на которой все это основывалось. Должна быть какая-то линия пересечения всех преступлений, между ними есть какая-то связь. Личные отношения, совпадения или по месту, или по времени — нечто, что привязывает всех убитых к нашему Неизвестному или друг к другу. Мы выясним.

Уинстон резко перебила его.

— Подожди-ка, стоп, стоп.

Маккалеб замолчал, чувствуя, что его, что называется, «понесло».

— А что было взято у Джеймса Корделла в качестве «сувенира»? Может, ты хочешь сказать, что таким знаком были деньги, которые он брал из банкомата?

— Я пока не знаю, что взял убийца, но это были не деньги. Это была часть показного ограбления, «шоу». Деньги — это не символическое приобретение. И потом, он сам взял их из банкомата, а не отобрал у Корделла.

— Тогда тебе не кажется, что ты наступаешь на свои же грабли?

— Нет. Я абсолютно уверен, что он что-то забрал, — решительно заявил Маккалеб.

— Тогда мы увидели бы это. На видео записано все.

— Никто ничего не заметил в деле Глории Торрес. А там тоже все было записано.

Уинстон заерзала на своем стуле.

— Тогда я не знаю. Все это напоминает мне — ты позволишь задать тебе один вопрос? Только не воспринимай это близко к сердцу. Тебе не кажется, что все, о чем ты мне так долго толкуешь, сильно смахивает на то, чем ты занимался в Бюро?

— По-твоему, я преувеличиваю? Ну вроде как мне не терпится вернуться к вещам привычным, и вот я придумал такую версию? — Маккалеб смотрел в глаза Джей.

Она пожала плечами, не зная, что ответить.

— Нет, Джей, в этом нет нужды. Просто именно так все и обстоит. И тут ничего не поделаешь. Конечно, сережка может означает нечто иное. А может и совсем ничего. Но если я хоть что-то понял в этой жизни, то мой вывод верный. Я хорошо знаю таких людей — я говорю про убийц. Я знаю, как они думают и как действуют. Я всем существом это знаю, Джей. Зло я чую нутром, понимаешь? И оно где-то тут, рядом.

Уинстон как-то странно посмотрела на него, и Терри решил, что, может, не стоило так выворачиваться наизнанку, чтобы рассеять ее сомнения.

— Например, грузовик Корделла. «Шеви-сабербан» на видео не попал. Вы автомобиль хорошо осмотрели? В отчете я об этом не нашел ни строчки, — развел руками Терри.

— Конечно. Но до грузовика никто и не дотрагивался. Открытый бумажник валялся на сиденье, а Корделл взял только кредитку для банкомата. Если бы тот, кто стрелял, подходил к грузовику, он забрал бы и бумажник. Но когда мы увидели его на сиденье, мы больше ничего проверять не стали.

Глубоко вздохнув, Маккалеб покачал головой, бросив в сторону:

— Ты все еще смотришь на преступление как на ограбление. Решение не досматривать грузовик было бы правильным, если бы речь действительно шла об ограблении. А если это не так, тогда преступник мог влезть в машину и забрать предмет личного характера — вроде бумажника.

— А если не бумажник, то что?

— Пока не знаю, — пожал плечами Терри. — Нечто. Корделл часто ездил на своем грузовичке. Весь день колесил вдоль акведука. Машина была его вторым домом. Так что там могло быть много разных вещей личного характера, одну из которых забрал убийца. Ну я не знаю: фотографии, брелочки, свисающие с зеркала дальнего вида, может быть, путевые заметки. Ты сама можешь продолжить. А где сейчас машина Корделла? Порадуй меня и скажи, что ее, по крайней мере, еще не конфисковали.