– Но убийства-то однотипные?
– Вот МУРовцы и ломают голову. Ведь как нас учили, найди мотив, он выведет на преступника. А здесь с мотивами сплошные неувязочки. Вы что-то говорили про похожий случай. В Венгрии.
Подполковник Трифонов задумчиво вертел в руке ключи от сейфа. Он припомнил разговор с генералом Бурмистровым о Композиторе во время полета в Семипалатинск. Тогда генерал говорил больше намеками, но после роковых событий в колонии, Трифонов и сам во многом разобрался. Агента Композитора с тех пор так и не нашли. А за ним должок – смерть генерала Бурмистрова, которого Трифонов считал своим наставником.
– Не подключиться ли нам к этому делу? – неожиданно произнес он.
– Всё к этому идет, Сергей Васильевич. Вы думаете, почему коллеги с Петровки мне о нем так подробно рассказали? На уровне главков, по-моему, уже всё решено.
– Тогда ждать не будем. Затребуй копии всех материалов.
Уже целый час Композитор потягивал теплое пиво, переминаясь с ноги на ногу у высокого столика в маленькой пивной. В помещении было шумно и накурено. Это не мешало Марку следить за тем, что происходило в ста метрах на соседней улице. Он расположился у единственной открытой форточки и прекрасно слышал, как по каменным плитам мимо нужного ему подъезда проходили десятки людей. Он ждал размашистые уверенные шаги, стремительно набирающего славу, молодого поэта.
Композитор ждал его уже второй день. Накануне поэт выступал на литературном вечере в Политехническом музее. Марк присутствовал там. Публика с восторгом принимала простые, в меру наглые рифмованные строки. Поэт не упустил случая пожаловаться, что его почти не печатают. Наивный! На журнальных страницах его стихи не произвели бы и десятой доли того эффекта, как при живом исполнении. А всему виной был глубокий вибрирующий голос молодого человека, за которым сейчас охотился Композитор. Вчера поэт вернулся домой сильно выпившим, в обнимку со смазливой поклонницей. Операцию пришлось отложить.
Пиво в кружке закончилось. Брать вторую порцию нелюбимого напитка Марк не хотел, к тому же, пивная скоро закрывалась. Он вышел на улицу, расправив высокий воротник тонкого джемпера. Начало осени было теплым, но Марк всегда стремился закутать привередливое горло. На боку висела гофра фотоаппарата, а в руке болталась авоська с единственной бутылкой "Дюшеса". Сладкая вода с пузырьками гораздо лучше горького пива, но пить ее пока нельзя, бутылка может пригодиться. Композитор задержался в переулке, выходившем на параллельную улицу, ощупал большой сверток с хирургическими инструментами в правом кармане бесформенного плаща. Нужно дождаться одаренного лоботряса. Это последняя необходимая ступенька его плана, перед завершающим этапом. Вслед за поэтом он переключится на самых популярных и любимых народом певцов и певиц.
А вот и знакомый перестук туфель на тонкой подошве. Явился! На этот раз – один!
Композитор первым подошел к подъезду и стремительно вбежал на этаж выше нужной квартиры. Рука сжала горлышко бутылки. Поэт протопал на третий этаж. Звякнули ключи, щелкнул замок, скрипнула открываемая дверь. Ни мягких шагов, ни сдержанного дыхания Композитора, витающий в облаках поэт не услышал. Что уж говорить о биении сердца постороннего человека за спиной.
Поэт привычно шагнул в темную квартиру, рука потянулась к выключателю. Бутылка чпокнула по беззащитному затылку, тело грузно осело на старый коврик.
Через пять минут раздетый до пояса молодой человек лежал поперек кровати. Ноги свешивались на пол, зато голова и шея располагались очень удобно, у самого края. Бедняга еще дышал. Удар бутылкой его лишь оглушил. Это хорошо, подумал Композитор. Чем живее тело, тем точнее исследование. Он никогда не душил будущих жертв, ему требовалось неповрежденное горло. Слабых он усыплял, а сильных бил по голове.
Чмокнули, натянутые на руки, резиновые перчатки. Справа и слева от тела Композитор аккуратно разместил скальпели, разномастные ножи, пилку и клещи. Выбрал самый большой нож. Первым будет глубокий продольный разрез шеи. Его лучше делать снизу вверх. Пусть поэт умрет быстро.
Композитор встал за макушкой жертвы, примерился и вонзил острие ножа в ложбинку над ребрами. Уверенное движение на себя, и лезвие уперлось в центр подбородка. Поэт дернулся, два толчка сердца выплеснули кровь на покрывало. И тело затихло. В дальнейшем слышался только хруст ломаемых хрящей и вязкое скольжение скальпеля по разрезаемым мышечным тканям.
После жестоких хирургических процедур наступало самое интересное. Инструменты были убраны, рядом с жертвой появилась линейка. Щелкнул затвор фотоаппарата, блеснула вспышка. Композитор с видимым удовольствием сделал несколько привычных кадров распотрошенной носоглотки. Палец в хирургической перчатке прикрыл беспомощную челюсть, Марк перешел к снимкам горла и шеи, вывернутых наизнанку. Он уже знал, что снимать, и под каким углом, чтобы точнее зафиксировать строение голосового аппарата поэта.
Закончив кропотливый процесс, Композитор подобрал не разбившуюся бутылку "Дюшеса" и устало опустился в кресло. Рука в перчатке смахнула прилипшие волоски, чпокнула пробка, сладкий напиток после тяжелой работы был особенно приятен. Марк осмотрелся. Его внимание привлекло достаточно редкое и дорогое устройства – бытовой магнитофон. Он припомнил, что в руке вернувшегося поэта была плоская квадратная коробочка с магнитофонной пленкой. Композитор прошел в прихожую, поднял с пола пленку, вставил в магнитофон.
Тугой переключатель благородно клацнул, бобина с пленкой завертелась. Из динамика послышались звуки рояля. После короткого вступления, просто и без затей запела девушка. Композитор встрепенулся, он сразу узнал голос Марины Васильевой. Девушка напевала легко, совсем не стараясь, она практически проговаривала текст. Но даже этого было достаточно, чтобы почувствовать всю силу ее удивительного обаяния. В какой-то момент девушка запнулась, и озорно замурлыкала в такт музыке.
– Почему не поешь? – не останавливая игру на рояле, вмешался музыкант.
– У него почерк плохой.
– Я помогу. – Марк узнал голос поэта.
Зашуршала бумага. Мужской баритон осторожно затянул песню, девушка смело подхватывала окончания строк. Когда стихли последние аккорды, музыкант похвалил певцов:
– Замечательно! Мариночка, выучишь сегодня текст, и завтра мы попробуем уже с оркестром. Я чувствую – получается шлягер.
– Давай без этих иностранных словечек, – выказал недовольство поэт.
– А для тебя, блюститель русского языка, я наиграю новую мелодию. К концу недели жду стихи.
– Я справлюсь и за день.
– Не хвались. Сначала послушай.
Зазвучала музыка. Когда смолк последний аккорд, сидевший за роялем, спросил:
– Ну, как?
– Я почему-то увидел хромую собаку, которую выгнали из богатого дома после того, как она попала под машину.
– Миша, и почему тебя все время тянет на щемящую лирику? Давай на этот раз что-нибудь комсомольско-патриотическое. Мариночка должна исполнять не только лирические песни. А то ей не утвердят сольный концерт.
– Комсомольцы-добровольцы – это не для меня.
– А вот мы возьмем и обратимся к другому автору! Правда, Мариночка.
– В детстве у меня была собака. И ее сбила машина, – грустно произнесла девушка.
– Я напишу про это.
– Для своих выступлений, Миша, пиши, что хочешь. А нам надо репетировать.
Марина исполнила еще две песни. Завороженный дивным голосом, Композитор не смел выключить магнитофон. На пленке была рабочая запись сегодняшней репетиции. Поэт принес ее, чтобы поработать над текстом новой песни. Но не успел.
Покидая квартиру поэта, Марк забрал громоздкий магнитофон с собой. Пусть думают, что это ограбление. Для пущего правдоподобия он выгреб из карманов погибшего все деньги и блокнот. Хотя магнитофон и опасная улика, он хотел иметь возможность в любой момент слушать самый очаровательный голос в мире. Придет время, и он узнает его тайну.
И присвоит ее голос себе.
Подполковник КГБ Сергей Трифонов несколько часов рассматривал бумаги покойного генерала Бурмистрова, полученные из секретного архива. В папке содержались данные по десятку очень жестоких однотипных убийств в разных концах страны. События датировались 1952 годом. Похожим образом расправились и с Милошом Ремером в Будапеште. Во всех случаях жертвам вспарывали рот, нос и горло. Только глаза оставляли в покое. По ним и происходило первоначальное опознание трупа.
С тех пор прошло больше семи лет. И точно такие же убийства вновь стали повторяться.
Подполковник сравнивал старые и новые фотографии с мест преступлений. Лица растерзанных жертв были разрезаны одним и тем же способом. Но если раньше огласки удалось избежать, сейчас, после убийства нескольких известных людей и двух очень популярных певиц, в высших кругах Москвы в открытую заговорили о появлении жестокого маньяка. В начале пятидесятых при Сталине обыватели боялись обсуждать непонятные убийства и исчезновения людей. С приходом к власти Хрущева начальство стало требовать найти убийцу и предать его публичному суду.
