Улица опустела, как по мановению волшебного жезла. Я стал принимать позы, описанные в руководствах по боевым искусствам, сопровождая каждую воинственным кличем. Такое поведение их озадачило и слегка сбило самоуверенность.
Но в деле они оказались хороши. Так, собственно, и должно было быть. Иначе они не играли бы в первой команде Чодо. Их предупредили, чего от меня ожидать – а именно, самого неожиданного. Я славлюсь тем, что в моем рукаве всегда припрятаны хитроумные трюки.
Но сегодня у меня ничего не было в запасе, не считая старомодного блефа. Я заставил одного из парней обернуться, заорав:
– Привет, Морли! Ты как раз успел на вечеринку! – Единственная польза от Морли за всю последнюю неделю.
Уложив парня ударом ноги в прыжке, я бросился бежать и промчался целых шесть футов. Дальше бежать было некуда. Передо мною высился дом.
Они приблизились. Я поднял дубинку. Началась общая свалка. Двоим я сумел врезать очень прилично. Меня не волновало, насколько сильно они пострадали. Очевидно, я им нужен живым. По крайней мере на некоторое время. Само собой, никто никому ничего не пытался объяснить.
Потасовка продолжалась дольше, чем они планировали. Наши танцы и прыжки вызвали любопытство наиболее отважных соседей и в первую очередь ребятишек. Некоторых я знал. Неужели они мне не помогут? Неужели не помчатся к моему дому сказать, что я попал в беду? Нет.
Есть маленькие люди, нуждающиеся в защитнике, рассуждал я в свое время, впервые примеряя скрипучие доспехи идеалиста. Но частенько поведение этих людей отбивает охоту вызволять их из беды. Иногда они делают все для того, чтобы их участь показалась вполне заслуженной любому идеалисту на белом коне.
Я продолжал шоу, пока кто-то не выхватил из моих рук дубинку и не испытал ею на прочность мой череп.
У меня под ногами разверзлось черное озеро. Я не нырнул в него. Я шлепнулся в него плашмя и стал плавать, оставив на поверхности лишь нос, чтобы дышать. С трудом припоминаю, как два костолома волокли меня, а третий подзывал поджидающую поблизости карету. Экипаж подкатил. Мои дружки зашвырнули меня внутрь. Кто-то побарабанил по моему черепку, а затем они навалили на меня раненых.
Моя голова высовывалась из-под кучи тел, и один из уцелевших ребят непрерывно легонько постукивал по ней трофейной дубинкой, словно решил создать полный набор разнообразных синяков и шишек.
Я поклялся воспроизвести на нем весь ассортимент, если у меня появится такая возможность.
Даже мой череп имеет пределы прочности. Вскоре я отправился в царство снов.
* * *
И в подобном сне есть светлые стороны. Прежде чем мы выехали из города и до того, как я пришел в себя, чтобы начать страдать от чудовищной головной боли, они успели избавиться от трех наваленных на меня парней. Черт побери. Я их победил. Численное превосходство теперь на моей стороне.
Головная боль усилилась. Я ощущал ее сильнее, чем до этого. Видимо, на сей раз у меня небольшое сотрясение мозга. Я успел облевать весь пол кареты. Наверное, только что. Парень с дубинкой все еще продолжал меня всячески поносить. Его партнер, сидевший спиной к лошадям, заметил:
– Что ты хочешь? Ты же не мог остановиться – все долбал его.
– Наверное, кончится тем, что мы его замочим. А он, гад, устроил здесь такое дерьмо.
– Да, сразу видно, что человек не привык заботиться о ближних.
– Да уж точно. Теперь придется чистить. Почему-то разгребать дерьмо постоянно приходится мне.
Мизантроп и философ. Философ произнес:
– Но ты же не станешь поднимать шум, когда придет твоя очередь рыться в дерьме? Ты просто вежливо согласишься.
– Ни за что, – мрачным тоном. Философ фыркнул. Интересно, как парень с таким реалистическим подходом к жизни мог существовать в избранной им нише?
– По крайней мере мы знаем, что он пока не помер. Мне не приходилось видеть, чтобы жмурик блевал. Чодо взбесился бы, если бы мы доставили ему мертвеца.
– Почему? Он все равно им станет.
– Нам сие не известно. Босс такого не говорил.
– Дерьмово.
– Ладно. Вообще-то сомнений почти нет. Но Чодо прежде хочет с ним потолковать. Может быть, извиниться. Они раньше были корешами или что-то вроде того.
Что-то вроде того. Я никогда не рассчитывал, что благодарность Чодо окажется бездонной. Сейчас меня больше занимало, есть ли связь между тем, что со мной происходит, и разговором с Садлером.
– Дерьмово. Он просто псих.
– Точно. Но, кроме того, он Большой Босс.
Ворчание, ворчание, обильно сдобренное излюбленными непристойностями. Интересно, догадались ли они, что я пробудился ото сна? Может, просто решили меня развлечь?
Философ начал восторгаться ландшафтом. Любитель природы. Такое иногда случается с городскими парнями, оказавшимися в сельской местности. Вид кривой старой ивы способен привести их в восхищение. Из его замечаний я понял, что мы уже находимся на дороге, ведущей к владениям Чодо. Она шла через лесистые холмы. Значит, мы движемся в одной-двух милях от места, где ночью мне предстояло встретиться с Садлером и Краском. На северных склонах холмов леса уступят место виноградникам, хотя вдоль дороги деревья еще останутся. Если я хочу сохранить остатки здоровья, следует что-то предпринять до того, как мы достигнем виноградников. Там, даже если и убежишь, укрыться будет негде.
Однако мое тело не желало ничего предпринимать. Через неделю оно, быть может, и согласится чем-нибудь заняться. Если к тому времени опадут все опухоли.
Трудно ожидать от организма чего-то иного, если ваш котелок использовали как барабан.
Лошади тянули с большим трудом. Похоже, мы карабкаемся на холм, именуемый Шмелиное Гнездо. Затяжной крутой подъем. Близ вершины дорога описывает петлю в форме буквы «S», взбираясь вдоль почти отвесного склона, и, перевалив через хребет, резко идет вниз, туда, где кончается лес. Прекрасно. Остается только вывалиться из экипажа и, преодолев обочину, скатиться по крутому склону. Я исчезну прежде, чем эти придурки успеют закрыть рты.
Мое тело получило приказ подготовиться. В ответ оно послало меня к дьяволу. Тело не желало двигаться. Каждое движение причиняло боль.
Карета остановилась. Мизантроп, высунув голову наружу, спросил у возницы:
– В чем дело?
– Не знаю, – ответил тот. – Лошади не желают идти дальше.
Это надо же! Мы с лошадьми совершенно не уживаемся друг с другом. Если им предоставляется возможность мне досадить, они не преминут ею воспользоваться. Странно, что они не желают мчаться галопом к месту моей казни. Не исключено, правда, что чудовища захотели расправиться со мной самостоятельно, до того, как это сделает Чодо… Черт побери. Не могу допустить подобного издевательства. Однако чувствовал я себя ужасно скверно.
Философ подтолкнул мизантропа к выходу.
– Пойдем, чучело, посмотрим. Но не тяни лошадей. Может быть, они что-то чуют.
Выбравшись из кареты, они продолжили беседу.
– Может, это банда сапожника? – сказал философ. – Если бы мне поручили устроить засаду, я выбрал бы именно это место. Как раз перед вершиной. Там, где слева скала, а справа – обрыв. Нам там негде будет укрыться.
Началась дискуссия. Унылый готов был спорить, что никакой засады нет и надо катить дальше. Философ стоял на своем.
– Почему бы тебе не подняться и не посмотреть?
Спор разгорелся с новой силой.
– Задница – вот ты кто, – насмешливо объявил мизантроп. – Я тебе докажу. Послышался звук удаляющихся шагов. На ходу парень продолжал высказывать свое мнение о философе в терминах, заставивших меня покраснеть.
Давай же, Гаррет! Твое время пришло. Они передали тебя в твои собственные руки. Надо всего лишь выпасть из экипажа и скатиться вниз по склону. Или, наоборот, выкатиться из кареты и упасть со склона. Давай. У тебя хватит на это умения.
Тело ответило частичным согласием и позволило приоткрыть один глаз.
Я это сделал, но ни черта не увидел. Они положили меня лицом к глухой стене кареты.
– Что-то происходит, – заметил кучер. – Он почти остановился.
Быть может, у философа было плохое зрение?
– Эй, Обаяша! В чем дело? – прокричал он.
Жаль, не было сил смеяться. Обаяша? Это что, у него кличка такая?
Неужели у Гаррета возникло подсознательное желание смерти? Голос философа доносился откуда-то спереди. Они оставили меня лежать в одиночестве, и мне оставалось всего лишь чуть-чуть повернуть голову и осмотреться.
Ну давай же, Гаррет! Я набрался достаточно сил, чтобы приподнять голову и убедиться, что они не запеленали меня в веревки и не заковали в цепи. Я мог выскочить и убежать, оставив всю блевотину на память злодеям.
Обаяша проорал что-то о зловонии. Я услышал шаги. Будучи не по годам умным, я тихо улегся и прикинулся парнем, намеревающимся прохрапеть еще неделю. Философу, наверное, не часто приходилось встречать ребят, способных так быстро прийти в себя после подобной встряски. Поверив моему несчастному виду, он вытащил из-под сиденья запрещенный законом длиннющий меч и затопал вверх по дороге, бросив через плечо кучеру:
