Он погладил крошечный свернутый листочек. Может, он уже никогда не развернется – слишком поздно в это время года.
– На каждом папоротнике вызревают сотни спор, их разносит ветром или животными. Вот смотрите!
Сотрясаясь от смеха, он начал кататься по земле.
– Я – часть этого! Я – часть природы!
Страйд сорвал лист побольше и сунул его Куперу под нос.
– Каждая упавшая в землю спора прорастает, превращаясь в маленький диск. И знаете что? У нее есть и мужские, и женские органы размножения. Это бисексуал. Люди скажут, это неестественно. Не верьте им!
Он сунул в руки Куперу пахнувший сыростью, зеленью и папоротником лист. Детектив неуверенно взял его, не совсем представляя, что с ним делать, но и не желая уходить, поскольку это представление слишком заинтриговало его.
– Мужские органы производят сперму. О да. Уж про сперму-то мы знаем! Но папоротники… их сперма на дождевой воде. Понимаете? Осенью здесь листья всегда сырые, поэтому их сперматозоиды путешествуют по воде, добираются до женских органов и оплодотворяют яйцеклетки. Затем вырастает новое растение. Новый папоротник. Новый папоротник-орляк. Их становится все больше и больше. И знаете что еще? Папоротники занимаются этим триста миллионов лет. – Страйд диким взглядом уставился на Купера. – Доисторические древесные папоротники вырастали до сотни футов высотой. Они и сейчас есть, под землей, прямо здесь. Окаменевшие древесные папоротники. Мы называем их углем. – Он вырвал у Купера лист, словно посчитав его недостойным держать такое сокровище. – Так какой вид самый успешный? Самый умный? Лучше всех приспосабливается? Люди? – Он засмеялся. – Я изучал ботанику. Мне пытались доказать, что это наука; хотели заставить меня изучать микологию и фитопатологию. Хотели, чтобы я изучал схемы однодольных растений или анализировал процесс гидроморфизма. Чтобы я рассматривал пестики, корешки и чашечки. Но я-то видел кругом одни чудеса. Чудеса жизни.
Выбравшись из папоротников, он нагнулся и подобрал с земли рядом с дорожкой маленький осколок кварца. Он с нежностью держал его на ладони, словно это было живое существо, которое чувствовало его прикосновение.
– Посмотрите на землю. Она настолько привлекательна, что ее так и хочется погладить. Ее шкурка напоминает бархат. Но это дикое создание, ее нельзя приручить. Огромный спящий зверь. А может, она только делает вид, что спит. И это ее тело.
Купер молчал, чувствуя себя глупо и растерянно, как человек, который забрел не в ту церковь и не знает, что делать, когда все остальные молятся.
– Танцовщицы все знают об этом, – говорил Страйд. – Танцовщицы стали частью ее тела.
Внезапное движение на пустоши заставило Купера взглянуть туда. На секунду он подумал, что на месте убийства Дженни Уэстон стоят люди, – серые призраки медленно сошлись и, наклонившись друг к другу, о чем-то шептались над песчаной поляной. Потом он понял, что видит самих Девять Девственниц – яростная убежденность Страйда на мгновение преобразила камни.
– Я вполне понимаю, почему наши предки обожествляли деревья, – сказал Страйд. – А вы? Что вы чувствуете, когда слышите в лесу цепную пилу или видите новое вонючее гудроновое шоссе? Не слышите, как где-то в глубине вашей души раздается вопль «убийца!»? Вы понимаете, о чем я говорю?
Купер нахмурился, пытаясь вникнуть в слова Страйда.
– Значит, вы открыли для себя некую истину.
– Верьте тем, кто ищет истину, – сказал Страйд. – Но не верьте тем, кто говорит, что нашел ее.
Когда они вернулись обратно в фургон, Страйд снова выглядел изможденным. Судорожно дыша, он рухнул на подушки и вытянулся во весь рост. Через несколько минут он едва слышно произнес:
– Я до сих пор вижу ее лицо.
Ничего не выражавшее лицо самого Страйда было еле видно за плясавшими на нем тенями от свечи. В дрожавшем свете оно казалось неестественным. Куперу было слишком жарко в тесном, замкнутом пространстве фургона. Он неуютно чувствовал себя среди пледов и одеял, пропахших немытыми телами. Хотелось поскорее выйти на свежий воздух.
– Чье лицо? – спросил он.
Но Страйд, похоже, пребывал в другом мире. Хотя его тело, раскинувшись на подушках, пребывало здесь, его сознание, по-видимому, парило вместе с пустельгой над пустошью. Доведя себя до состояния полного изнеможения, он заговорил снова, шепотом обращаясь к самому себе:
– Я до сих пор вижу ее лицо.
Оуэн и Кел, похоже, не испытывали проблем с общением. Купер задумался, о чем они говорили в его отсутствие; может, просто обменивались беззлобными оскорблениями, потягивая пиво. Оуэн допил свою банку, и они все выбрались наружу, оставив Страйда в одиночестве. Кел все еще с подозрением поглядывал на Купера.
– Кел, вас действительно ничто не связывает с той жизнью? – спросил Купер.
– Да нет. Сам не хочу. У меня есть старики родители – на случай, если захочется до конца жизни слушать их лекции. Девушка есть. Но… иногда лучше пожить независимо, самому по себе, понимаете?
– Но сейчас вы не сам по себе.
– Мы-то со Страйдом? Страйд говорит, это карма, что мы так встретились. Слышали эту фишку: судьба отплатит вам за все, сделанное в прошлой жизни?
– Похоже, Страйд неплохо разбирается во всяких мистических штуках.
– Ага, держи карман шире.
– Да?
– Нахватался разных фраз из книжек, вот и все. Но его это устраивает. А зачем иначе религия, верно? Во что бы ни верил, главное, чтоб работало.
– Как защитная оболочка ауры.
– Ну да. Если он в самом деле верит, что она не пропускает негативные энергии сознания, значит, для него так и есть.
Купер задумался над этим высказыванием: с виду оно было столь же полезно, как и любой совет психиатра.
– Вы хорошо знаете Страйда?
– Он мой брат.
– Но вы познакомились всего несколько месяцев назад, в день летнего солнцестояния.
– Все равно. Он мой брат.
– Держу пари, вы ничего не знаете о нем. Откуда он?
– Кому какое дело? Кого волнует, кто он и откуда пришел в другую жизнь? Это наша жизнь. И это сейчас важно.
– Вы выходите иногда на пустошь? – спросил Купер.
– Конечно.
– К каменному кругу?
– Страйду нравится разговаривать с Девственницами. В этом нет ничего дурного. Он никому не причиняет вреда.
– Вы ходите вместе с ним? Или он ходит один?
Кел сжал губы.
– По-моему, я достаточно вам рассказал.
– Он ходит один по ночам?
– Вы такой же, как и все! Пробрались в фургон, думаете что-то выведать у нас. Оставьте Страйда в покое. Сейчас он никому не причиняет никакого вреда.
– Сейчас? – тихо уточнил Купер.
Нахмурившись, Кел резко развернулся и направился обратно в фургон. Купер посмотрел на часы. Он уже слишком много времени провел на Рингхэмской пустоши. У него была назначена встреча среди других камней, и, если он опоздает, будут неприятности.
Как и многое в Эдендейле, местное кладбище располагалось на склоне холма. Перебравшись за кладбищенскую ограду, буковые деревья сбегали вниз по Миллбэнк, окружая новые постройки на Медоу-роуд, где белые одноэтажные домики сбились в кучку за муниципальным складом. Под буками среди листьев и сухих веток в поисках пищи сновала проворная белочка.
Могила сержанта Джо Купера находилась в новой части кладбища, которую открыли четыре или пять лет назад, когда старая оказалась заполненной до отказа. На новом кладбище не было могильных холмиков – только ряды надгробных плит, между которыми росла сочная стриженая трава. Неаккуратность мертвецам больше не позволялась. Эти плиты никогда не расшатаются, не перевернутся и не покроются с течением времени мхом. Могилы располагались в правильном, чуть ли не в военном порядке – идеальный вид городской цивилизации. Теперь сержант Купер выглядел гораздо опрятнее, чем в момент своей смерти, когда его кровь пролилась на каменную брусчатку в Клаппергейте, оставив там пятна, которые муниципальным рабочим пришлось отмывать несколько недель. Его убийство бросило тень на репутацию города. Неудивительно, что его убрали оттуда подальше.
Изредка перед надгробием появлялась банка из-под варенья, полная подснежников или петуний. Куперы так и не узнали, кто приносил цветы.
Братья ни словом не обмолвились друг с другом, пока ехали на кладбище. Когда машина наконец остановилась и они вышли на воздух, Бену было уже не по себе от этого молчания.
– Вчера мы опять ходили к Уоррену Личу, – сказал он, направляясь вместе с братом по дорожке к могиле отца. – Просто я подумал, может, ты что узнал…
Мэтт не ответил и только прибавил шагу. Его плечи слегка напряглись.
– Мэтт, должны же быть люди, которые его знают.
– Должны.
Мэтт обронил это так небрежно, что Бен решил на него не давить. Когда они добрались до нужного места, молчание стало еще более глубоким. В каждый их визит ряд могил становился чуть длиннее, словно их отец в буквальном смысле отступал назад в прошлое.
