Казалось, Леннарт опять ушел в себя, но тут он, к счастью, посмотрел на стол и вспомнил, что они ели пиццу.
— Извини за эти подробности.
— Да ничего страшного. Но откуда вы знаете, что это был Кант? Отпечатки пальцев или что-нибудь такое?
— Сравнивать было не с чем. Отпечатков пальцев Нильса Канта у полиции не имелось, зубной карты тоже. Но все же его удалось идентифицировать по старой ране на левой руке. Когда Кант работал на каменоломне в Стэнвике, у них там случилась драка, и Нильс сломал несколько пальцев. Я это сам слышал от свидетелей в Стэнвике. Та же самая травма была и на теле в гробу. Это и стало решающим доказательством. Дело закрыли.
Некоторое время на кухне воцарилась тишина, потом Джулия решилась нарушить молчание и спросила:
— А что ты тогда почувствовал? Я имею в виду, когда смотрел на тело Канта?
Леннарт задумался.
— Да вообще-то ничего особенного. Я мечтал встретиться с живым Кантом. Покойника к ответу не призовешь.
Джулия понимающе кивнула. Ей была нужна помощь Леннарта, и она собиралась попросить его об этом.
— А ты когда-нибудь был в доме Кантов? — спросила она. — И я хотела еще узнать: моего Йенса полиция там искала?
Леннарт покачал головой.
— А почему мы должны были искать его там?
— Я не знаю, только пытаюсь понять, куда мог пойти Йенс. Если, предположим, он не ходил к морю и не пошел на пустошь, то тогда он вполне мог оказаться в одном из соседних домов. А вилла Веры Кант всего ведь метрах в двухстах от нашего дома…
— А зачем ему туда вообще было идти? Но даже если предположить, что это было так, то почему он там остался?
— Я не знаю, может быть, он забрел куда-нибудь не туда, упал или… — проговорила Джулия, думая при этом: «А кто знает, может быть, сама Вера Кант была такой же сумасшедшей, как и ее сын».
«Может быть, ты действительно забрел туда, Йенс, а потом Вера заперла дверь».
Джулия быстро и громко, заглушая свои мысли, добавила:
— Да, это все очень маловероятно… Но, может, мы туда заглянем? Посмотрим, что и как, я хочу сказать, вместе.
— Заглянем? Ты хочешь пойти в дом Кантов? — удивился Леннарт.
— Ну да, только посмотрим — и все. Мне бы очень хотелось сделать это до того, как я уеду домой в Гётеборг. Я собираюсь ехать завтра, — пробормотала Джулия, чувствуя недоверчивый взгляд Леннарта. Наверное, ей стоило упомянуть о свете, который она видела в окне дома. Но сама Джулия не была в этом уверена и хотя и с трудом, но удержалась от упоминания. — Ведь это же не будет преступлением — зайти в пустой дом? И ты ведь полицейский. Ты можешь заходить куда захочешь?!
Леннарт покачал головой:
— У нас очень жесткие правила. Конечно, я участковый, у моей работы есть своя специфика, и иногда я могу — и даже приходится — действовать по обстоятельствам, но…
— Да нас же никто не увидит, — перебила Джулия, — в Стэнвике же почти никого лет. А все дома вокруг особняка Веры Кант — летние дачи. В это время там никто не живет.
Леннарт посмотрел на часы:
— Я должен ехать на заседание.
Джулия отметила для себя, что по крайней мере он не сказал «нет» в ответ на ее просьбу.
— А потом?
— Ты хочешь провернуть все это сегодня вечером?
Джулия кивнула.
— Там поглядим, — сказал Леннарт, — наши посиделки могут затянуться. Я тебе позвоню, если мы закончим рано. У тебя мобильник есть?
— Да, пожалуйста, позвони мне.
На кухонном столе она заметила карандаш. Джулия оторвала кусочек картонной упаковки от пиццы и нацарапала свой номер. Леннарт засунул обрывок в нагрудный карман и встал из-за стола.
— Сама только не вздумай ничего предпринимать, — сказал он и серьезно посмотрел на нее.
— Конечно нет, — пообещала Джулия.
— Я когда последний раз проезжал мимо дома Веры Кант, мне показалось, что он вот-вот рухнет.
— Я понимаю, что мне нельзя идти туда одной.
А если Йенс был все же там, один в темноте? Сможет ли она когда-нибудь себе простить, что не пошла туда его искать?
Когда они вышли из полицейского участка, улицы в Марнессе совершенно опустели, окна бутиков — темны, был открыт только один магазинчик возле площади. Воздух оказался холодный. Наверное, было где-то около нуля градусов. Леннарт захлопнул дверь и запер ее.
— Значит, сейчас ты поедешь в Стэнвик? — спросил он.
Джулия кивнула.
— Ну, может, попозже увидимся.
— Может быть. — Джулия сменила тему: — Леннарт, а тебе удалось что-нибудь узнать насчет сандалии?
Леннарт удивленно поднял брови и недоуменно посмотрел на нее:
— К сожалению, нет. Точнее, пока еще нет, я ведь не сам этим занимаюсь. Я ее послал в Линчёпинг, в криминалистическую лабораторию. Ответа пока не было. Да и не могло быть, я свяжусь с ними на будущей неделе. Но заранее тебя предупреждаю: многого ожидать не стоит. Во-первых, прошло слишком много времени, а во-вторых, даже ты не уверена, это та самая или…
— Я понимаю… совершенно не обязательно, что это сандалия моего сына.
Леннарт кивнул:
— Ладно, Джулия, пока.
Он протянул руку. После их откровенного разговора такое прощание показалось Джулии немного формальным и обезличенным, но Джулия не очень привыкла обниматься с малознакомыми людьми и просто пожала руку Леннарта.[48]
— Пока, спасибо за пиццу.
— Да не за что. Я позвоню после заседания.
Несколько секунд Леннарт продолжал смотреть Джулии в глаза, но что, собственно, он этим хотел сказать, она так и не поняла. Потом Леннарт развернулся и ушел.
Джулия направилась через улицу к машине. Она медленно выехала из центра Марнесса, миновала дом престарелых, где сейчас, наверное, Йерлоф пил вечерний кофе, и потом двинулась дальше — мимо церкви и кладбища.
Интересно, Леннарт Хенрикссон женат или холостяк? Джулия не знала, а спросить так и не решилась.
По пути в Стэнвик она размышляла, не слишком ли загрузила Леннарта своими проблемами и переживаниями. Но ей было хорошо оттого, что она выговорилась. А кроме того, появились кое-какие соображения насчет новой теории Йерлофа, о которой он рассказал после поездки в Боргхольм. Насчет того, что убийца Йенса лежит после инсульта в своей шикарной вилле возле Боргхольмской гавани, а убийца участкового Хенрикссона — Нильс Кант — жив-здоров и торгует поблизости машинами. А ведь именно эти гипотезы вместе с ней проверял отец. Конечно, все это выглядело совершенно невероятным, и поверить было, мягко говоря, трудно.
Ну и что? В таких делах стыдиться нечего. Но Джулии казалось, что соображения Йерлофа ни к чему их не привели. Перспектива по-прежнему представлялась туманной.
Нечего ей тут делать, можно ехать домой.
Джулия решила для себя, что поедет обратно в Гётеборг на следующий день. Но сначала надо сходить на похороны Эрнста Адольфссона, потом попрощаться с Йерлофом и Астрид, а после обеда — домой. Там она и попробует изменить образ жизни: пить меньше вина и не злоупотреблять таблетками. Закроет наконец больничный и как можно скорее опять выйдет на работу. Она перестанет цепляться за прошлое и прекратит мыкаться по дорогам, ведущим в никуда. Она станет жить обычной жизнью и будет спокойно смотреть в будущее. Она вполне может вернуться сюда весной, повидаться с Йерлофом. Ну и, может быть, даже с Леннартом.
Сбоку от дороги показался первый дом в Стэнвике, Джулия притормозила. Она остановилась перед домом Йерлофа, вышла из машины в темноту, перерезанную светом автомобильных фар, открыла ворота и въехала во двор. Джулия собиралась переночевать в своей комнате последнюю ночь на острове. Побыть напоследок в окружении хороших и плохих воспоминаний.
Джулия вошла в дом и включила свет. Потом она опять вышла наружу и спустилась вниз, в прибрежный домик, взять зубную щетку и остальные вещи, которые там оставила, включая бутылки с вином, привезенные из Гётеборга, и, против своих собственных ожиданий, даже не откупорила.
Ее как магнитом тянуло к дому Веры Кант, чернеющему слева от нее, но Джулия героически шла по дороге, даже не поворачивая головы. Она посмотрела только на освещенные окна дома Астрид Линдер и туда, где был дом Йона Хагмана, и пошла дальше, к прибрежному домику.
Джулия собрала вещи, а потом вдруг заметила старую газовую лампу, которая традиционно висела в окне.[49] После недолгих колебаний Джулия сняла лампу с крючка и прихватила ее с собой в верхний дом, на всякий случай.
На обратном пути она все же не удержалась и посмотрела на дом Веры, полузакрытый кронами разросшихся деревьев, здоровенный, темный и мрачный. Ничего похожего на свет там не было.
Джулия припомнила слова Леннарта: «Мы там никогда не искали».
И что действительно полиции было там делать? С какой стати можно было подозревать Веру Кант в том, что она похитила Йенса?
