Вниз от лаза вела железная винтовая лестница. Теодор в последний раз огляделся по сторонам. Две женщины в черном скорбно склонились над могилой, находящейся довольно далеко слева от него. Молодой человек вошел в ворота. Теодор взглянул себе под ноги и начал спускаться в подземелье. Ему казалось, что ступеньки приведут его в небольшое помещение, похожее на темницу, но оказавшись внизу и увидев по обеим сторонам от себя тускло освещенные коридоры, он вдруг почувствовал себя ребенком, которого бессовестно обманули. За какое-то мгновение в его мозгу пронеслись обрывки воспоминаний, в основном то, что когда-то ему довелось услышать от Рамона. Когда же его глаза мало-помалу привыкли к полумраку, то он с ужасом увидел, что мумии лежали прямо у его ног, слева от него. Они были выложены рядком, плечом к плечу, до самого конца коридора, где были выставлены ещё несколько экспонатов. Некоторые из них были одеты полностью или частично, но большинство тел все же были совершенно обнаженны.
Рамон оглянулся и посмотрел на щупленького мужичка в сером костюме, спускавшегося по лестнице вслед за ними.
— Хотите посмотреть на мумии? — вежливо справился мужичок, хотя это было и так вполне очевидно.
— Si, — ответил Рамон.
Мужичок включил дополнительное освещение и шагнул под своды одного из коридоров и остановился, как бы обозначая тем самым их дальнейший маршрут.
Теодор вошел в коридор, Рамон последовал за ним. На лестнице снова раздались чьи-то шаги, отдающиеся гулким эхом от стен бетонного туннеля. На мгновение Теодор задержал взгляд на лице Рамона — что тот был сосредоточен, но при этом совершенно спокоен — а затем перевел его на мумии. Не то что бы ему было очень интересно, просто он знал, что Рамон непременно постарается проследить за тем, чтобы он уделял им надлежащее внимание. Кожа мумий была бледно-желтой, похожей на старый пергамент. Почти у всех тел были черные, высохшие свалявшиеся волосы на голове и внизу живота. Иссохшие груди женщин висели мешочками, словно сдувшиеся воздушные шарики. Дыхание Теодора стало частым и поверхностным. Воздух в подземелье был спертым, и как будто чуть с кислинкой — он не знал, откуда этот запах, но ему было совершенно ясно, что нормальному живому человеку дышать здесь совершенно нечем.
Тщедушный смотритель стоял рядом, невозмутимо глядя перед собой и вежливо улыбаясь. Строгий, хоть и не идеально сшитый костюм и шляпа придавали ему ещё более абсурдный вид. Похоже, он готовился начать свою лекцию, хотя, возможно, он уже слишком уста л за день, и у него не было сил в очередной раз повторять все сначала. Во всяком случае, Теодор очень на это рассчитывал.
В коридоре появился ещё один посетитель — какой-то парнишка как ни в чем не бывало прошел мимо них, и Теодору показалось, что это был один из тех мальчишек, что набивались им в провожатые ещё в городе, у здания хлебных складов, и он ожидал, что теперь юный экскурсовод начнет отпускать свои собственные комментарии насчет мумий. Теодор медленно пошел в конец коридора, задержавшись на мгновение, чтобы заглянуть в пустые глазницы мужчины, челюсть которого была опущена, как если бы он храпел во сне, и во рту виднелось несколько уцелевших зубов. Теодор невольно подметил, что половой член у мумии отсутствовал, но в следующий момент он увидел и его иссохший, похожий на шнурок и узнаваемый разве только по местонахождению.
— В черном костюме это у нас мумия врача-француза, — объявил смотритель, указывая на одну из немногих одетых мумий. — Обратите внимание на то, как великолепно сохранилось тело. — Он взмахнул рукой, указывая на страшную, практически лысую голову мертвеца — присмотревшись к ней получше, Теодор действительно подметил некоторые европейские черты — а также небрежно дотронулся до сохранившейся на покойнике кружевной манишки, как будто мертвый человек больше не заслуживал почтительно обхождения. Чрезвычайно сухой климат Гуанахуато способствует отличному сохранению тел, — продолжал гнусавить смотритель.
Рамон пристально вглядывался в лицо французского доктора, разглядывал его неразгибающиеся руки. Теодор силился понять, что он пытается увидеть или почувствовать, глядя на эти безжизненные тела.
Теодор отвернулся и оказался лицом к лицу с со все тем же парнишкой, который улыбнулся ему и отступил в сторону. Над верхней губой у него был заметен темный пушок, что в тот момент показалось Теодору особенно омерзительным.
Смотритель обратил их внимание на высохший труп женщины, умершей, очевидно, в результате неудачно проведенного кесарева сечения — он молча указал на разрез, видневшийся у неё в боку, и крошечный, мумифицированный трупик младенца, привязанный проволокой за шею к её запястью. Младенец находился в позе зародыша и был похож на большеголовую обезьянку. Содрогнувшись от отвращения, Теодор отвел глаза и тут же поймал на себе осуждающий взгляд Рамона. Теодор невольно пожал плечами и виновато улыбнулся. Все, хватит этой мерзости! И вообще, зачем это надо? Если бы только Рамон мог хотя внятно объяснить, зачем нужно было ехать сюда… Теодор заметил, что парнишка пристально наблюдает за ними обоими.
— … а эта женщина — жена мэра Гуанахуато, — бормотал смотритель, хотя, никто, похоже, не слушал его.
Теодор медленно пробирался к выходу, проходя между двумя рядами мумий, которые были так близко, что он мог запросто прикоснуться к ним. Ему не нравился этот пронырливый юнец с бегающими глазами вора-карманника, который, казалось, не столько разглядывал мумии, сколько их с Рамоном. Наверняка он сказал смотрителю, что это с его подачи эти двое мужчин приехали сюда, и теперь рассчитывал получить свою долю с причитающегося тому небольшого гонорара.
— Вот, обратите внимание. Эта женщина была похоронена заживо, объявил смотритель. — У неё была эпилепсия.
Теодор взглянул в ту сторону и невольно засмотрелся. Это была довольно высокая, темноволосая мумия, лежавшая слева от двери. Ее рот был широко разинут в безмолвном крике. Руки со скрючеными пальцами подняты до уровня левого плеча, а пальцы сцеплены в привычном жесте отчаяния. Даже пустые глазницы казались широко распахнутыми.
— … похоронена во время приступа, — со вздохом проговорил смотритель.
Интересно, когда это было, подумал Теодор. Может, лет двести назад, когда эпилептиков считали одержимыми дьяволом? Но уточнять он не стал. Длинные черные волосы женщины были растрепаны и, казалось, тоже извивались в агонии. Теодор представил, как она, задыхаясь и выбиваясь из последних сил упирается согнутыми коленками в крышку тесного гроба, в отчаянии заламывает руки, и как смерть застигает её в этой нелепой позе.
— Впечатляет, правда? — тихонько спросил Рамон.
Теодор кивнул. Парнишка же с явным удовольствием наблюдал за ними, стоя в углу коридора недалеко от выхода.
Свет был также включен и в противоположном коридоре, который оказался значительно короче. Взгляду Теодора предстали человеческие кости, аккуратно уложенные штабелями футов пятнадцать высотой. Это напоминало поленицу с дровами, в основание которой было положено два или три ряда черепов, каждый из которых глядел наружу, скалился и к тому же был с выдумкой раскрашен. После мумий это нереальное зрелище производило не скорбное, а, скорее, комическое впечатление. Теодор заглянул в свой бумажник и за неимением более мелких купюр выдал смотрителю за труды банкнот в пять песо.
Рамон начал подниматься по лестнице, Теодор последовал за ним. Молодой человек тоже вышел следом за ними. Оказавшись наверху, Теодор подставил лицо теплым солнечным лучам, дыша полной грудью и наслаждаясь каждым мгновением. Он глядел на солнце, пока от нестерпимо яркого света у него не начали слезиться глаза.
— Buenos dias,[33] — сказал паренек, улыбнувшись Теодору. — Ну как, вам удалось устроиться в хорошем отеле?
— Si, — коротко ответил Теодор.
— Ведь они все переполнены, — продолжал парнишка по-английски. У него было ужасное произношение.
— Для нас место нашлось.
— Где?
— Где надо, — сказал Теодор, догоняя Рамона.
— Если вас интересует приличное место типа «Ороско», то могу устроить вам там комнату или даже две, — не отставал от него паренек, шагая рядом.
«Ороско» был любимым отелем Теодора, но в ближайшие несколько дней свободных номеров в нем не ожидалось.
— Gracias, — сдержанно сказал Теодор.
— Но я действительно могу устроить вам там номер.
— Спасибо, не надо. — Теодор вместе с Рамоном прошли к машине, а назойливый юнец остался топтаться у кладбищенских ворот.
Теодор сдал назад и использовал ворота в качестве площадки для разворота. Проезжая по дороге, ведущей вниз по склону, они проехали мимо того самого паренька, который теперь брел в сторону города.
Тем утром им удалось устроиться в пансионе, который в смысле комфорта и удобств был ничуть не лучше отеля «Ла-Пальма», но зато был расположен в довольно живописном месте. Все комнаты находились в нижнем этаже, окружая со всех сторон внутренний дворик дома, где бил фонтан, и среди ветвей цветущего кустарника раскачивались в металлических кольцах попугаи. Каждая комната стоила сорок песо в день, включая стол. За четыре квартала до пансиона Рамон попросил Теодора остановить машину и высадить его, сказав, что остаток пути он пройдет пешком, пообещав вернуться меньше, чем через полчаса. Теодор остановил машину. Он заметил, что на той же самой улице находилась церковь. Рамон вышел, и Теодор благополучно добрался до пансиона, припарковав машину в небольшом тупичке, служившем гаражом. Затем он не спеша зашагал по улице, направляясь в сторону церкви, решив зайти и взглянуть на её внутреннее убранство, но подойдя к скромного вида дверному проему, завешенному куском старой, потертой и потрескавшейся кожи, вдруг подумал о том, что, переступив через этот порог, он неминуемо бы нарушил уединение Рамона, даже если тот и не заметил бы его.
