— Вот что, умник, забирай-ка свои каракули и все перепиши заново! Слышишь?
Ричард закатил глаза и, став по стойке смирно, ответил:
— Так точно!
— Иначе хорошей оценки тебе не видать.
— Мам, а разве у нас не было когда-то машинки?
— Была.
— Где она?
— Не знаю, — ответила Марта после секундного колебания.
— Так, может, она до сих пор валяется где-нибудь в гараже или кладовке? Я сейчас поищу.
— Не надо, Ричард, ты ее не найдешь.
— Но ты ведь не знаешь, где она?
— Я знаю, где ее нет, так что не лезь ни в кладовку, ни в гараж. И хватит рассказывать, как живут другие. Считай, что в нашем доме нарушаются права человека, а посему: кругом, марш.
Она говорила намеренно веселым тоном, чтобы сын не заметил, как поразило ее внезапное упоминание о пишущей машинке, портативной машинке Патрика, на которой он в свое время так и не научился хорошо печатать. Машинка была подержанной, строптивой, клавиши в ней цеплялись одна за другую, поля съезжали, а звонок звонил, когда хотел. Она вспомнила, как терпеливо Патрик склонялся над ней, стараясь овладеть очередной премудростью, в которой преуспел не больше, чём в остальных. «Зачем я была такой упрямой? — думала Марта. — Я постоянно внушала ему, что он может, а он не мог, и когда падал, я успевала подложить подушку. Вот он и не разобрался, на что способен, а на что нет».
Ричард ушел к себе, а Марта набрала номер в Сан-Феличе. Куинн снял трубку после второго звонка.
— Алло!
— Это Марта, Джо.
— Я как раз сидел и думал, не начнешь ли ты мной тяготиться, если я опять позвоню. Тут кое-что случилось. В каком-то гараже в Сан-Диего отыскали Брата Венец, он там работает механиком. Мы с Ласситером съездили туда вчера и попробовали его допросить, но ничего не вышло. Стойкий Брат заявил, что видит меня первый раз в жизни и о Башне ничего не знает. Так что очередной тупик, но на всякий случай я тебе рассказываю.
— Спасибо, — сказала Марта. — Как тебе работается?
— Неплохо. Ни единой лодки продать пока не удалось, но я не теряю надежды.
— В субботу приедешь?
— Не знаю. Хочу наведаться в Лос-Анджелес, вдруг миссис Харли Бакстер Вуд вернулась?
— Это тетка Кармы?
— Да.
— Но ты говорил, что дом заперт на сто замков, значит, она уехала надолго.
— У нее двое детей, а занятия в школе начались, оттягивать возвращение больше нельзя.
— Как ты думаешь, почему она уехала?
— Если я прав и Карма с ней, то она бережет ее от посягательств Братьев и Сестер.
Последовало неловкое молчание, какое бывает, когда люди говорят об одном, а думают о другом.
— Джо…
— Скучаешь по мне, Марта?
— Ты ведь знаешь, что да… Послушай, Джо, мне тоже есть что тебе рассказать, хотя не знаю, важно ли это. Пять лет назад, когда было дознание, я забыла сказать полицейским, а когда вспомнила, решила, что это не имеет значения. Мне Ричард только что напомнил…
— О чем ты?
— О пишущей машинке Патрика. За неделю до того вечера он положил ее на заднее сиденье, чтобы отвезти в ремонтную мастерскую, но все забывал, и я думаю, она так и лежала сзади, когда он посадил того бродягу.
Куинн ждал в машине у дома миссис Вуд. Когда часом раньше он позвонил в дверь, никто не ответил, но у него не было сомнений, что хозяева наконец-то вернулись: окна были открыты, портьеры раздвинуты, радио гремело на полную мощность.
Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого. На тенистой, пустой улице было тихо, лишь изредка проезжала машина да звонили вдали церковные колокола. Кто-то наблюдал за ним, прячась за окном второго этажа: розовая портьера колыхалась, хотя ветра не было.
Он подошел к двери и вновь позвонил. В ответ мяукнула кошка.
— Миссис Вуд, — позвал он, — миссис Вуд!
— Ее нет, — раздался из-за двери девический голос. — А мне не разрешают открывать, когда ее нет.
— Карма, это ты?
— Уходите, а то вернется тетя и вызовет полицию.
— Послушай, Карма, это я, Джо Куинн.
— Знаю, не слепая.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказал Куинн, — не бойся. Я всегда был на твоей стороне, помнишь?
— Ну, в общем…
— Тогда выходи на террасу, поговорим. Я хочу тебя видеть. Наверное, ты сильно изменилась?
— Вы бы никогда не узнали! — сказала она, невольно хихикнув.
— Так покажись!
— А вы не скажете тете?
— Конечно нет!
Дверь отворилась, и Куинн понял, что Карма права: он бы ее никогда не узнал. Темные волосы были коротко острижены, остатки угрей прятались под бронзовым загаром. На ней было узкое, как перчатка, короткое шелковое платье и туфли на высоченных шпильках. Губы покрывал толстый слой ярко-рыжей помады, а ресницы — такой слой туши, что она с трудом держала глаза открытыми.
— Боже милосердный, — сказал Куинн.
— Как, здорово?
— Не то слово.
Она вышла на террасу и изящно облокотилась на перила.
— Представляете, что было бы с мамашей, если бы она сейчас меня увидала?
— Представляю. И ее можно было бы понять, — ответил Куинн. — Неужели тетя разрешает тебе ходить так в школу?
— Что вы! В школу я должна надевать жуткие туфли на низких каблуках и эти детские свитера и юбки, а если мазаться помадой, то только розовой. Но когда тетя уходит, я экспериментирую, чтобы найти свой стиль.
— Тебе здесь нравится, Карма?
Она кивнула.
— Да. Здесь совсем другая жизнь. Тетя очень добрая, но я все время делаю что-то не то, и ее дети надо мной смеются. Я тоже научусь смеяться.
— А разве ты не умеешь?
— Нет. Пока только притворяюсь.
Высоко в небе пролетел самолет, и Карма проводила его глазами.
— Мама справляется о тебе?
— Нет.
— А тетя знает, где она?
— Нет. Во всяком случае, мне не говорит.
— Что произошло в Башне в последний день, Карма?
— Тетя не разрешает говорить о Башне. Она считает, что я должна о ней забыть, будто ее никогда не было.
— Но она была. Ты провела там четверть жизни с мамой, братом и сестрой.
— Я должна это забыть, — повторила Карма тихим, испуганным голосом. — И я стараюсь. Не нужно мне напоминать, это нечестно, это…
— Как ты сюда добралась, Карма?
— На автобусе.
— Откуда?
— Из Бейкерсфилда.
— А как ты попала в Бейкерсфилд?
— На грузовике, с другими.
— Кто вел грузовик?
— Брат Терновый Венец.
— Кто там еще был кроме тебя?
— Я не должна…
— Кто еще, Карма?
— Многие. Мама с сестрой и братом, Сестра Блаженство Вознесения, Брат Узри Видение… и другие, точно не помню.
Ее глаза потускнели, будто само перечисление имен, которые принадлежали Башне и прошлой жизни, было ей тяжело и страшно. — Я боялась и ничего не понимала. В Бейкерсфилде мама дала мне денег и велела ехать на автобусе до Лос-Анджелеса, а там на такси к тете.
— Сколько она тебе дала?
— Пятьдесят долларов.
— Откуда взялись эти деньги?
— Не знаю. По-моему, Учитель ей их дал перед отъездом.
— Почему вы уехали?
— Наверное, потому что Сестра Благодать заболела.
— Она не заболела, — сказал Куинн. — Ее отравили, и она умерла вскоре после того, как я отвез ее в больницу.
Карма прижала к губам кулак, на глаза у нее навернулись слезы и потекли, смешиваясь с тушью, по щекам.
— Неужели умерла?
— Да.
— Она в тот самый день сказала, что поможет мне уехать к тете, и вот — помогла. Сдержала обещание.
— Да…
Карма наклонилась и вытерла лицо подолом платья. Слезы высохли. Сестра Благодать была частью того, о чем надо было забыть.
— Что случилось с остальными, кто был в грузовике?
— Не знаю. Я слезла первая.
— Кроме того, чтобы добраться до тети, тебе еще велели что-нибудь делать?
— Нет.
— Но какие-то планы на будущее у них были?
— Да, только очень расплывчатые — когда-нибудь, когда все уляжется, снова вернуться в Башню.
— Вернуться в Башню?
— А вы что, думали, они легко сдадутся? Когда люди столько лет верят, они свою веру так просто не отдают.
— Когда ты в последний раз видела Брата Голос, Карма?
— Когда он помогал вам уложить Сестру Благодать в машину.
— Его не было в грузовике?
— Нет, он, должно быть, сел к Учителю, в новую машину. Точно не знаю, потому что грузовик отъехал первым, и была такая суматоха, спешка, все бегают, дети ревут…
— А Брат Свет в грузовике был?
— Нет.
— Брат Верное Сердце?
— Его тоже не было.
— Уехать решили неожиданно? — спросил Куинн.
— Да.
— Учитель решил?
— Конечно. — Карма удивленно посмотрела на него. — Кто же еще?
— Подумай хорошенько, Карма. У кого, кроме мамы, были деньги?
— У Сестры Блаженство Вознесения. Она их все время пересчитывала, боялась, что ей дали меньше, чем другим.
