– Отпусти его! – визжала она.
Втроем мы скатились к ручью и рухнули в воду. Они продолжали бить меня и лягаться, но я не сопротивлялся. Постепенно удары ослабевали.
Кейт и Джейсон, тяжело дыша, смотрели на меня.
– Я вас люблю, – сказал я.
Что-то неуловимо изменилось в их глазах, словно они смутно припоминали времена, когда эти слова звучали привычно.
– Побудьте здесь. Мне еще нужно кое-что сделать, – попросил я и потащился к тому месту, где лежало изуродованное тело Пити.
Кровь покрывала моего брата с головы до ног, но мне этого было недостаточно. Он уже возвращался однажды. Мне хотелось знать наверняка, что он умер и никогда не вернется опять – даже в ночных кошмарах.
Я ухватил Пити за ноги... Сил у меня оставалось так мало, что вытащить его из оврага наверх шансов у меня не было. Я уже готов был сдаться, как вдруг увидел руки Кейт. Она не сказала ни слова, просто помогла мне вытащить Пити вверх по склону.
Мы бросили его в огонь.
Только после того, как тело загорелось и явственно запахло паленым мясом, мы заковыляли назад к ручью.
У воды Кейт упала, но не позволила мне притронуться к ней и поднялась сама. Потом, когда мы пошли дальше, она и Джейсон все время держались на безопасном расстоянии от меня.
Некоторое время мы провели в госпитале. Меня допрашивала полиция и прокурор; они хотели знать, почему я не пустил власти по следу Пити. Я объяснял, что события опередили меня; нельзя же было напрямую заявить, что я боялся не застать Кейт и Джейсона в живых.
Несмотря на мои заверения, полицейские упрямо твердили, что мною двигала только месть, что я поступал ничем не лучше, нежели Пити.
Поэтому мне пришлось предстать перед большим жюри. Как объяснил прокурор, меня могли обвинить в том, что я присвоил себе функции правосудия. Однако сомневаюсь, что в этом самом жюри нашелся хоть один человек, который, увидев мою загипсованную руку и ожоги на лице, не решил, что с меня и так достаточно.
Прошло три недели, прежде чем нам разрешили уехать. Я заплатил одному человеку, чтобы он отогнал "вольво" в Денвер, а сам с Кейт и Джейсоном вылетел домой из Коламбуса. Друзья радовались нашему возвращению – звонили, приходили в гости, устраивали для нас вечеринки. Мы их благодарили.
По правде сказать, мы получили слишком сильную душевную травму, чтобы испытывать удовольствие от общения и дарить его другим. Даже короткие беседы и просто приветливые улыбки давались нам с трудом, а что до "большого разговора", на котором начнут задавать вопросы о подробностях случившегося, то мы еще не были к нему готовы.
Вскоре наше возвращение перестало быть новостью, и количество звонков, визитов и приглашений пошло на спад. Потом нас оставили в покое.
Джейсон стал настолько молчаливым, что родители его друзей беспокоились, когда видели его вместе со своим ребенком. Что касается Кейт, то она просто боялась выходить из дома.
Как только я сбрил бороду, а организмы Кейт и Джейсона очистились от наркотиков, жена и сын начали различать меня и Пити. Однако каждый раз, когда я намеревался к ним прикоснуться, делать это приходилось осторожно и не спеша.
Я постарался быть честным с самим собой и приложил максимум усилий, чтобы понять, что же случилось. Я надеялся приспособиться, примириться с этим.
Но я сильно сомневался, что можно примириться с тем, что Пити... и Лестер... сделали с нами.
Странно. Раньше я с таким пылом утверждал, будто Лестер – вовсе не Лестер, а Пити, а вот теперь они для меня – одно и то же. Мой брат погиб много лет назад. Из-за меня.
Иногда я наблюдаю за Кейт и Джейсоном, когда они об этом не подозревают, и пытаюсь определить, меняется ли что-нибудь к лучшему. Оставаясь невидимым, хочу проникнуть в их внутренний мир. Смотрюсь в зеркало – и стараюсь заглянуть в себя. Несем ли мы в себе тьму?
Вчера приходил Пейн, желанный гость.
Я спросил его о жене.
– С ней все в порядке? Как результаты биопсии?
– Слава богу, опухоль оказалась доброкачественной.
Только в тот момент я понял, какой камень свалился с моего сердца.
– Рад слышать, что бывают и счастливые случаи.
Мы вышли во двор. Пейн опустился в шезлонг – тот самый, в котором год назад сидел Пити, глядя на окно нашей спальни.
Кейт принесла нам чаю со льдом.
Мы сделали вид, что не заметили, как у нее дрожат руки: льдинки звякали о стенки стаканов.
– Спасибо, – поблагодарил я и осторожно коснулся ее руки.
Кейт улыбнулась и ушла в дом.
Пейн проводил ее взглядом.
– Ее кто-нибудь смотрел?
– Психиатр? Да, смотрел, – ответил я. – Всех нас троих.
– И каков результат?
– Мой доктор заставил меня писать воспоминания, описывать случившееся и объяснять, как я к этому отношусь. Мы с ним беседуем об этом раз в неделю. Каков результат? – Я пожал плечами. – Он говорит, что пока я не готов объективно оценивать происшедшее и его последствия. Еще он заявляет, что стресс, который мы пережили, носит затяжной характер и нельзя надеяться на его быстрое преодоление.
– Звучит убедительно.
– Сегодня Кейт одна ходила в супермаркет.
Пейн удивленно поднял брови.
– Это большое событие, – объяснил я. – Она не могла находиться среди людей, особенно незнакомых.
– А как вы? Собираетесь возвращаться на работу?
– Собирался, – ответил я. – Наша страховка не покрывает расходов на лечение. Я имею в виду не только легальные расходы...
– А как вы себя чувствуете? Вы готовы вернуться к работе?
Я отхлебнул чаю и не ответил на его вопрос.
– Когда я служил в Бюро, мне приходилось стрелять, – сказал неожиданно Пейн.
– Убивали?
Он посмотрел в свой стакан.
– Как-то раз я сам получил пулю. Три месяца провалялся в больнице. Куча всяких обследований. Кажется, я уже рассказывал, что именно тогда растолстел и ушел из Бюро. И очень нескоро почувствовал себя нормальным.
– "Нормальный" – сложное понятие, – хмыкнул я. – Не знаю, когда смогу снова почувствовать себя "нормальным". В моей прошлой жизни я просто бродил по миру, полному боли, но был слишком глуп, чтобы понимать это.
– А теперь?
– Думаю, Кейт правильно делает, что так внимательно относится к происходящему вокруг. Все может случиться. Я стоял над обрывом, восхищаясь красотой природы, а через секунду мой брат сбросил меня в пропасть.
– Осторожность – это добродетель.
– Теперь я знаю. Вы спрашиваете, готов ли я приступить к работе. Я уже работаю.
Пейн изучающе посмотрел на меня:
– Вот как?
– Я забочусь о своей семье. Моя работа – любить Кейт и Джейсона, любить всей душой, благодарить Бога за каждое мгновение, проведенное с ними, холить их, лелеять – и делать все, чтобы обеспечить их безопасность.
Пейн слушал меня с величайшим вниманием.
– Знаете что, мистер Дэннинг?
– Прошу вас, называйте меня просто Брэд.
– Чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь.
Около 4,5 градусе по Цельсию.
Национальный памятник, парк-музей, расположенный на месте сражения, в котором индейцы уничтожили кавалерийский отряд генерала Дж. А. Кастера.
Общеамериканский праздник, отмечается в первый понедельник сентября. На следующий день в школах начинается учебный год.
Унитарии – приверженцы сект в христианстве, отвергающих некоторые основные догматы христианства (догмат Троицы, учения о грехопадении и таинстве).
