ни слова, возможно, от шока и потрясения. Или же была глухонемой от рождения.
Упоминание о девочке как раз и подвигло Илью запросить архивные материалы. Лора вчера сказала, что Агата упомянула о ребенке вскользь, но ей, матери девочки примерно того же возраста, это запало в память.
Илья надеялся, что в газетах того времени о загадочной девочке писали чуть более развернуто, но ему не повезло. Последний файл он открывал, уже ни на что не надеясь, но ему все-таки повезло.
Одна из газет опубликовала снимок с призывом откликнуться тех, кто располагал сведениями о ребенке. Фотография была черно-белая, тусклая, зернистая, но Илья не унывал.
Сначала он «скормил» снимок нейросети, которая улучшала качество старых фото и видео. Затем пропустил уже обработанный нейросетью снимок через приложение, которое состаривало лица, показывая, как человек мог бы выглядеть через десять, двадцать, пятьдесят лет.
Илья с волнением смотрел на экран, ожидая результата, в глубине души уже зная, что именно ему предстоит увидеть. Приложение выдало несколько вариантов. Один из них потряс Илью, хотя он и подозревал правду: с экрана на него смотрело вполне узнаваемое лицо.
Девочкой, которую нашли в доме, была Агата Летова.
Илья схватил телефон, чтобы позвонить Леле или Лоре, но его опередили.
– У нас проблема, – запинающимся голосом произнесла Леля. – Лора пропала.
Я открыла глаза, и в первую секунду мне показалось, что я в больнице, лежу на операционном столе. Холодно, жестко, в глаза бьет яркий свет лампы.
Повернув голову вправо, я увидела стоящего рядом Юру.
«Да, я в больнице, – пронеслось в голове, – наверное, что-то с ребенком, мне делают операцию…»
Стоп. Если это операционная, откуда тут взяться мужу?
Следом вспомнилось, что произошло перед тем, как я очнулась: зеркальная комната, Агата, укол. Я попыталась приподняться и обнаружила, что не могу этого сделать. Мало того, что во всем теле ощущалась невиданная доселе ватная слабость, так еще руки и ноги были привязаны!
Я рванулась, забилась на жестком столе.
– Развяжи меня немедленно! Что происходит?
Оглядевшись, я сообразила, что нахожусь в подвале. Только теперь тут стоял стол, на котором я лежала, сбоку от меня торчал штырь для капельницы, а еще имелся столик, где громоздились пузырьки, шприцы и прочие медицинские инструменты. Помимо тусклой лампочки, помещение освещалось светильниками.
– Очнулась? – Юра избегал моего взгляда. – Это для твоей же пользы. Чтобы ты не могла себе навредить.
– Прекрати нести чушь! С чего мне это делать?
– Юра хочет сказать, что все пройдет гораздо безболезненнее и легче, если ты будешь послушной девочкой и не станешь нам мешать.
Последние месяцы были очень тяжелыми. Мне пришлось увидеть многое, узнать о мире и людях то, о чем я и помыслить не могла. Пора бы уже привыкнуть. Но сейчас, глядя на некогда любимого мужа, отца моих детей, на лучшую подругу – на людей, которых любила всем сердцем, на которых привыкла опираться, кому доверяла, у кого искала утешения, я понимала, что не могу принять, уместить в голове происходящее. Мне легче было поверить, что я больная, сумасшедшая, потенциально опасная, какая угодно, и только в этом все дело.
А никак не в том, что эти двое хладнокровно сговорились против меня.
Сердце не желало смириться, но разум все прекрасно понимал. Я чувствовала, что раздваиваюсь, разваливаюсь на две половины, разрушаюсь… Скорбь, обида, ложные надежды, мысли, что я сама виновата или неправильно оцениваю происходящее, рано или поздно уничтожат меня, раздавят мою личность.
Я перестану быть, если буду колебаться между очевидным вещами и желанием, чтобы все стало, как когда-то: крепкая семья, близкая подруга, счастье и покой.
В ту самую минуту, лежа на столе, привязанная, беспомощная, одинокая, я поняла: если буду слабой, они меня уничтожат. Я рассыплюсь в прах. Спаять меня воедино и дать силы бороться может только одно: ненависть.
Иногда не любовь, а именно ненависть способна спасти человека.
И, почувствовав, как сильно я ненавижу этих людей, я дала себе слово, что выберусь. Что накажу их. Что они не смогут меня сломать.
Мне стало легче. Пусть чуточку, но легче.
– Что вы хотите со мной сделать? – спросила я, отметив, что голос не дрожит.
Агата подошла ближе. На ней были потертые джинсы и черная футболка. Одета немарко, как и Юра.
– Убить собираетесь?
Юра поперхнулся и закашлялся, неловко взмахнул руками, точно собрался взлететь, но не смог. Совесть, что ли, подняла голову?
– Нет, можешь не волноваться, – улыбнулась Агата.
Как я прежде не замечала, что, даже если она широко улыбается, глаза остаются серьезными? Холодными. Или раньше такого не было?
– Мы не тронем тебя. В этом нет необходимости. Не нервничай.
– Спасибо, я спокойна, – огрызнулась я, резко повернула голову и в упор поглядела на Юру.
Он не успел отвести взгляд, стушевался.
– Значит, все было ложью? Я догадалась, что у тебя кто-то появился, не думала только, что она! Вы соврали, все подстроили – с твоей родословной, с наследством?
– Нет, все правда, – ответила за него Агата. – Юра – действительно потомок нашего славного древнего рода.
– Я не ослышалась? Ты сказала «нашего»? Ты тоже из Балкуновых?
Она проигнорировала мою реплику.
– Юра не знал о своем происхождении, для него это стало сюрпризом (надеюсь, приятным!) Как и для тебя.
– Но не для тебя, верно? Ты-то знала заранее!
Агата негромко засмеялась мелодичным, рассыпчатым смехом.
– Разумеется. Впоследствии мы с Юрой обсудили все и пришли к согласию, поняли, что наши интересы совпадают.
Пока я лежала на сохранении, они и спелись, подумалось мне. Агата соблазнила его не только роскошным телом, но и грядущими возможностями. Устоять он не смог.
Агата улыбнулась Юре. У меня в груди клокотала ярость, но я решила, что это хорошо: лучше злиться, чем бояться.
– Ваши интересы совпали – чудно! Я в схему не вписываюсь, а как насчет Ксюши?
Я попыталась снова поймать взгляд Юры, но он благоразумно отошел в угол, где я не могла его увидеть.
– С Ксюшей все будет хорошо, – отвечала мне снова Агата. Человек, которого я долгие годы называла мужем, молчал. – Мы заберем то, что нам нужно. Ксюша останется с нами. Ты будешь свободна.
– А что вам нужно? Что?
– Разве ты до сих пор не поняла?
Конечно, я догадалась. Не хотела и мысли допускать, но что еще это могло быть? Вернее, кто?
– Мой ребенок? Вы хотите забрать моего ребенка?
– Все очень просто, – снова улыбнулась Летова, и я почувствовала, что готова убить эту тварь. Если бы у меня был нож
