Повисла долгая пауза.
— Это было ужасно, — наконец прошептала Дэйна. — Никогда не забуду его лицо в ту минуту.
— Думаешь, что ты теперь особенная? — Дэйна испуганно вскрикнула, когда Кэрри внезапно схватила ее за плечи и тряхнула. — Ты думаешь, что раз видела, как он умирает, раз ты была с ним в конце, то тебя он любил больше?
— Нет, я…
— Ну так вот, а я была с ним с самого начала. Я выносила его, и родила, и не спала ночами, когда он болел. Я работала до полного изнеможения, чтобы у него было все самое лучшее. Я…
— Хватит! — Дэйна вырвалась.
В голове снова замелькали белые тренировочные штаны, мигалки, сирены, крики, кровь…
Не понимая, что делает, Дэйна хлестнула Кэрри по лицу. Ярость затопила ее.
— Так получилось! — крикнула она. — Нож появился из ниоткуда. Вот и все.
Дрожа, она смотрела на Кэрри. Одна щека у той наливалась красным.
— Ты расскажешь мне, кто убил моего сына. — Каждое слово было угрозой, каждый слог — точным ударом. Кэрри сейчас не использовала ни одного из своих приемов. Но от ее голоса Дэйну пронзил страх. Кэрри дотронулась до покрасневшей щеки. — Ты расскажешь мне правду.
Кэрри никогда в жизни не нервничала. Бывало, она чувствовала неуверенность, особенно в детстве, — ведь смену настроений ее отца невозможно было предсказать. Случалось, испытывала тревогу — она сильно рисковала, бросая свою журналистскую карьеру ради телевидения. А иногда и страх — он одолевал ее всякий раз, когда она размышляла о сыне. Но она никогда не нервничала. До сегодняшнего дня. Она брала интервью в прямом эфире национального телевидения — у человека, которого полиция подозревала в убийстве своей семьи.
Полиция хотела спровоцировать его на признание.
1999 год. «Правда в глаза» была в сетке всего три месяца, но продюсеры и начальство канала уже после четвертого выпуска решили, что шоу будет выходить и в новом тысячелетии. Рейтинги были выше, чем у большинства других программ, выходящих в эфир в это же время, а Кэрри, до этого никому не известная ведущая, в считанные недели стала звездой первой величины. Ее лицо улыбалось с обложек всех женских журналов, интервью с ней добивались все таблоиды, все ток-шоу — и утренние, и вечерние — желали заполучить ее к себе.
Последние недели дались Кэрри нелегко. У нее был сорван голос, она чуть не вывихнула ногу, когда ее новоиспеченные фанаты проникли за сцену и набросились на нее, требуя автографов. Они же меня не знают, думала Кэрри. Разогнав толпу, охранник сгреб Кэрри в охапку и буквально запихнул в машину. По дороге домой лодыжка так распухла, что пришлось разуться.
— Я не могу надеть туфли, — пожаловалась она стилисту назавтра за час до шоу. — Подберите мне что-нибудь на плоской подошве.
Обычно Кэрри ничего не просила. Каждое утро она просыпалась с мыслью о том, как же ей повезло, до чего же удачной оказалась ее идея шоу «Правда в глаза». И она не собиралась искушать судьбу, дурно обращаясь с персоналом.
— Я просто не смогу в них ходить.
Она сняла кремовые шпильки. Они великолепны, но сегодня не годятся. Боковым зрением Кэрри заметила, как в студии появился человек, у которого ей предстояло брать интервью, — или, как выразился Дэннис, «вырывать признание». Сердце вдруг учащенно забилось, Кэрри почувствовала, что ее прошиб пот. Впервые в жизни Кэрри Кент разнервничалась. Их взгляды в зеркале встретились, глаза гостя были пустые, холодные, лишенные жизни. Но ведь вся его семья, жена и две дочери, совсем недавно погибли во время пожара.
— И мне не нравится вырез этой блузки. Я в ней выгляжу как старая училка. — Несколько пар рук немедленно начали расстегивать крошечные пуговицы.
— Может, это? Или это? Или вот? — Стилист услужливо перебирала на кронштейне вещи, идеально подходившие к ее светло-серым брюкам.
Дизайнеры забрасывали Кэрри предложениями предоставить для шоу свои последние модели. Не то что в других программах, как сказала стилистка, и добавила: «В таких условиях работать одно удовольствие». Она протянула Кэрри нежно-голубую блузку.
— Нет, — отрезала та. — Я это не надену.
— Но цвет…
— Ужасный.
Кэрри подошла к вешалке, буквально ломившейся от одежды, и через минуту вытащила черную футболку. Она помнила, что должны быть и темные вещи. Она надевала их на прошлой неделе, когда решила выйти из студии и подышать свежим воздухом.
— И дайте мне вон те ботинки. Серые.
Не сводя с нее изумленного взгляда, стилист подала ботинки.
— Я не думаю, что Лиа будет…
— Лиа будет, — твердо сказала Кэрри и направилась в раздевалку.
Когда она вернулась через несколько минут, стилистка испуганно вскрикнула. Кэрри выглядела более чем затрапезно — в таком виде она могла отправиться в супермаркет или в школу за Максом. Стилистка подскочила к ней, держа наготове халат.
— Прекратите, Сью. Я уже решила.
Кэрри вышла в коридор, приложила ладони к стене, за которой находилась студия, и прошептала:
— О боже…
Руки ничего не чувствовали, под ложечкой разрасталась ноющая боль. Дэннис все уши ей прожужжал, насколько важное дело ей предстоит. Он арестовал этого человека на прошлой неделе, но вынужден был выпустить, не предъявив обвинений. Тот находился в командировке на континенте, когда его жена и две дочери были убиты, а дом сожжен. Останки удалось опознать только по зубам. Всем трем выстрелили в голову. Убитый горем отец и муж согласился прийти на шоу в надежде, что это может побудить кого-нибудь сообщить полиции полезную информацию. Он не меньше остальных хочет найти подонков.
Но Дэннис все равно был уверен, что именно он стоит за этим тройным убийством. Все они были застрахованы на крупную сумму, причем совсем недавно, а глава семьи в последнее время испытывал серьезные финансовые затруднения. Участие в шоу — это попытка замести следы, считал Дэннис, но, если Кэрри хорошо разыграет свои карты, все обернется признанием.
— Он расколется, — сказал Дэннис накануне, когда Кэрри читала материалы по делу. — Он нестабилен. Ходит по острию ножа с того дня, как это произошло. Когда мы арестуем его снова, у нас должны быть для этого веские основания. А ты просто делай то, что у тебя получается лучше всех. Говори.
Макс окликнул ее, когда она уже стояла у двери. Дэйна обернулась и выжидающе посмотрела на него, скрестив руки на груди.
Макс только сейчас заметил, какая она худенькая. Ему захотелось обнять ее. Дэйна нахмурилась.
Может, он ей уже надоел? Может, ей не нравится, как он целуется?
— Подойди сюда, ладно? — Он задержал дыхание. Она от него всего в трех метрах, а кажется, что в трех километрах. Кажется, она слегка улыбнулась. Тепло разлилось по всему телу. Кончики пальцев закололо.
— Зачем? — Она склонила голову набок. Улыбка стала шире.
Макс протянул к ней руки. Как будто чужие руки. Как будто кто-то дергал за ниточки. Дэйна подошла к нему, пальцы их переплелись.
Он застыл. Во рту пересохло. Макс подумал, что сейчас умрет от стыда. Слова застряли в горле.
Я люблю тебя.
Она услышала? Она разобрала эти три слова, которые от волнения слились в невразумительное бормотание? Да и произнес ли он их?
Стены лачуги затряслись. На мост влетел поезд. Макс вздрогнул. Дэйна не двинулась с места и руки не высвободила. Стоять бы так вечно.
А потом она ушла. И в сердце словно нож вонзили. Этот ее взгляд — робкий, исподлобья…
Он смотрел ей вслед, пока она пробиралась через кусты, поднимаясь по склону холма к дороге.
Макс вернулся в хижину. Зажег эту дурацкую ароматическую свечу и прикурил остаток косяка. Подобрал с пола газету и продолжил заполнять очередную анкету.
Закончите предложение — и получите шанс выиграть пару восемнадцатискоростных горных велосипедов с суперсовременным подвесом. Любая дорога покорится вам!
Каждому по велосипеду, думал он, глядя на картинку и пытаясь вытеснить из сознания убегающую прочь Дэйну. Велосипеды отличные, не то что та рухлядь, на которой он ездит. Они смогут кататься вместе. Смогут куда угодно уехать.
Хорошо ехать по крутой горной дороге Шерано-Роки-роуд, потому что…
Макс пожевал карандаш. Затянулся. Вытер слезы. Он понятия не имел, как закончить предложение. Вокруг не было ничего хорошего. Он чувствовал себя таким одиноким. Если захочется повидать мать, то можно просто включить телевизор или открыть какой-нибудь паршивый журнал. Куда вернее. Отец — ну что ж, тут дело обстоит лучше, но все равно он практически слеп ко всему, что не касается его работы. Если не считать встречи с Дэйной, в этой школе даже хуже, чем в Дэннингеме. Мальчишки в старой школе, конечно, изводили его днем и ночью, но эта школа — просто царство зла какое-то.
