Танни кивнула.
– Во всех тонкостях. Такое ощущение, будто она мне близкая подруга. И так жаль, что всякие дошедшие до нас письменные свидетельства представляют ее не как женщину, а, как бы это сказать, мужиковатым деспотом… Чему, признаться, были основания. Вы не в курсе? Она нередко говорила о себе как о мужчине, одевалась в манере своего отца или лордов, а не как подобает женщине. Однажды, при крещении французской принцессы, своим поверенным она выбрала мужчину – вещь по тем временам немыслимая. Когда Елизавета умерла, аутопсии не проводилось. Более того, даже прикасаться к ее телу получили доступ лишь сугубо избранные. А при жизни она была тощим, некрасивым, бесконечно одиноким человеком с поистине неистощимой энергией. Полная противоположность своим родным братьям и сестрам.
– А вон там, посмотрите, – Кэтлин указала на одно из полотен, – она смотрится просто юной красавицей.
– Вымысел, – ответила Танни, даже не оборачиваясь. – Для этого полотна никто не позировал. Хрестоматийной внешностью Генриха считается знаменитый портрет Гольбейна, который в те времена висел в Уайтхолле. Как правильно подметил мистер Малоун, Джейн Сеймур на тот момент давно уже не было в живых. Трое его детей не только меж собою не виделись, но и жили в совершенно разных местах. Этот портрет художник писал по памяти или по наброскам или же скопировал с других полотен. До восхождения на трон образ Елизаветы в живописи встречается крайне редко. Никто толком и не знает, как она выглядела до двадцати пяти лет.
Кэтлин вспомнились слова Евы Пазан насчет «маски юности».
– Да и дальнейшая ее внешность по жизни, видимо, тоже под вопросом, – метко вставила она.
– Что верно, то верно. В тысяча пятьсот девяностом году она заявила, что останется навеки молодой. И даже издала специальный декрет. Все ее тогдашние образы были уничтожены. Уцелело лишь несколько.
– Так что, по логике, не исключается возможность, что она могла умереть в юном возрасте? – спросил Малоун. – Как написано у Брэма Стокера?
– Вполне допустимо. За одним лишь исключением: это произошло со всеми ее родными братьями и сестрами. Так что смерть Елизаветы в возрасте двенадцати-тринадцати лет, будь это правдой, никого не удивила бы.
Кэтлин хотелось спросить, что там написал Брэм Стокер (об этом перле Малоун как-то не упомянул), но она вовремя одумалась. Имя известное: автор «Дракулы». Надо будет скинуть эту информацию Мэтьюзу.
Танни жестом указала на выход из Галереи привидения, и они через переход прошли в барочное крыло дворца, построенное, как выяснилось, по заказу Вильгельма и Марии. Декор и пространство сразу стали восприниматься по-иному: как-никак XVII век. Тяжелая тюдорская помпезность сменилась георгианской непринужденностью, с оттенком легкой фривольности. Табличка указывала, что это Камберлендские апартаменты. По углам здесь стояли дорогие кресла с бархатной узорчатой обивкой. Оправа зеркал из позолоченного дерева, канделябры и подсвечники, декоративные столики, изящные секретеры и бюро.
– В царствование Георга II здесь останавливался его второй сын Уильям, герцог Камберлендский. Эти комнаты мне особенно нравятся. Убранство изысканное и немного игривое.
В помещении было светло от двух больших окон. В эркере на возвышении стояла небольшая, застланная красным шелком кровать. На стенах висели картины в тяжелых рамах, тоже в стиле барокко.
– Мэри сказала, что вы прочли главу из Стокера насчет мальчика Бисли, – продолжила разговор Танни. – Брэм Стокер был фактически первым, кто написал об этой легенде. Что интересно, его наблюдения были почти проигнорированы. Словно намеренно.
Кэтлин заметила для себя, что книга, видимо, тоже имеет значение.
– Кстати, я кое-что для вас приготовила, – сказала Танни. – Из своей собственной библиотеки. – Она вынула смартфон и подала Малоуну. – Сканированная страничка. О смертном часе Елизаветы I.
– А вы, я вижу, технически подкованы, – польстил ей Коттон.
– Мы с Мэри во всех этих гаджетах души не чаем.
Малоун пальцами увеличил изображение, чтобы можно было читать.
***
Лорду Чарльзу Говарду Елизавета созналась, что пребывает в неимоверной тягости.
– Господи Всевышний, – сипло прошептала она. – Будто вериги тяжкие на шее моей – тянут, давят… Я ими опутана. Связана целиком. Но со мною все изменится. Весь уклад наш.
Теперь она лежала недвижно – безмолвная, как будто мертвая. Вся жизнь, что в ней была, теперь теплилась в одной лишь длинной, все еще не утратившей изящества ладони, что свисала с ложа и время от времени вяло подавала знаки, выражающие монаршую волю. А затем обмякла и рука. Соборовать умирающую был призван архиепископ Кентерберийский, и он молился за нее отчаянно и страстно, со всей истовостью столпа веры. Вероятно, звучание молитв было последним, что вошло в гаснущее сознание королевы. Через несколько часов с ее уст слетел последний вздох. В три часа ночи 24 марта 1603 года Елизавета I была объявлена усопшей. К похоронам ее готовили лишь самые близкие ей служанки; при этом была нарушена неукоснительная традиция, соблюдавшаяся в отношении монархов в те времена: вскрытие и бальзамирование. Были подготовлены свинцовая маска и восковой слепок, но ни одна мужская рука не притронулась к телу королевы после ее смерти.
В могилу она сошла, свой секрет сохранив в неприкосновенности.
***
Малоун и Кэтлин подняли от экрана смартфона оторопелые глаза.
– Совершенно верно, – сказала им Танни. – Последнее предложение не имеет смысла, если не знать или не подозревать о нем.
– Когда это было написано? – спросил Малоун.
– В тысяча девятьсот двадцать девятом. Биография Елизаветы, которая всегда вызывала у меня восхищение.
Интересно, что имел в виду автор?
«Свой секрет сохранив в неприкосновенности».
– Мэри просила меня показать вам именно это. Мы с нею раньше неоднократно обсуждали эту тему. Она всегда меня упрекала: мол, воспринимаешь всерьез всякую ерунду. А теперь вот я слышу, что у вас двоих есть новые сведения насчет этой великой тайны…
Малоун вынул сделанные в «Черчилле» с флэшки распечатки и протянул их Танни.
– Взгляните вот на это.
А затем обратился к Кэтлин:
– Побудьте пока здесь. Мне надо сделать звонок Антриму. Я быстро.
Заручившись ее кивком, Коттон покинул Камберлендские апартаменты и направился обратно в людную галерею.
Когда он ушел, Кэтлин спросила Танни:
– Вы говорите, что в самом деле есть основания полагать, что Елизавета I была самозванкой?
– Лично я понятия не имею. Но знаю, что легенда о мальчике из Бисли на слуху уже давно. По-видимому, другие, такие как автор только что прочитанного вами отрывка, тоже что-то подозревали и строили версии, но не имели решимости высказать их вслух. А вот Брэм Стокер на это решился, что делает ему честь. Разумеется, за это его подвергли осмеянию. Пресса была к нему безжалостна. Та же «Нью-Йорк таймс» в своей рецензии назвала его книгу не иначе как «бредовой».
– Но это все правда?
– Из тех материалов, что сейчас дал мне мистер Малоун, я склонна полагать: такое мнение есть. И оно обоснованно.
Этой информации было достаточно.
Пора действовать.
Кэтлин спокойно, но решительно вытянула листы у Танни из рук.
– Извините, но это мне сейчас надо. Вы тут постойте, подождите, пока он вернется.
– Но куда же вы?
Кэтлин уже и сама заметила, что из этих покоев вход и выход всего один – тот, через который сейчас вышел Малоун. А вокруг толчется народ. Это хорошо: есть кем прикрыться.
– По делам. Я ведь сотрудница по борьбе с оргпреступностью.
– Мэри сказала, вы тоже импульсивны.
– Не только импульсивна, но еще и арестовать могу. Так что стойте здесь, и чтоб тихо у меня.
39Из закутка в пабе Антрим сделал звонок. Свой бургер с жареной картошкой он доел, пора было сделать попытку прямой связи. На часах 10.40, в Вирджинии 5.40 утра. В центре операций ЦРУ, понятно, никогда не спят, и его звонок перенаправят директору контропераций, его непосредственному начальнику и единственному – помимо самого директора ЦРУ – человеку, который дал ему распоряжение, касающееся оперативных мероприятий.
– Ну что, Блейк, – послышался в трубке голос босса, – игра проиграна. Мы пытались остановить скоттов от рокового шага, но они его сделали. Невзирая ни на что. Теперь уже все предрешено. Им осталась лишь тонкая доводка – утечки, подогрев общественного мнения…
– Убийца должен сгнить в тюрьме.
– Все согласны. Но, к сожалению, он не наш пленник.
– Я здесь всё сворачиваю. Где надо, купирую.
– Действуй. И оперативно.
– Как быть с потерей нашего сотрудника?
– Я не вижу способа провести расследование и не насторожить при этом тех, кого не следует. Это могли быть бритты. Вполне. Но мог быть и кто-то другой. Теперь это уже не важно. Причину смерти придется задекларировать как невыясненную.
