под моими пальцами. Я ухватился за него как раз тогда, когда пес снова на нее бросился.
Кейси дорого продала жизнь. Кейси отбивалась до конца, и даже ее больная рука каким-то образом заработала в последний момент, но тогда уже можно было мало что сделать. Достигнув шеи прямо под подбородком, пес сомкнул челюсть. В один отчаянный рывок он разорвал ее, и ярко-алый душ окатил его морду.
Я закричал.
Пес потянул Кейси вниз, оставив когтистой лапой четыре рваные царапины на ее животе. Наверное, она их даже уже не почувствовала. Но совершенно точно пробрало меня.
Снова ухватившись за черенок вил, я, голося от ярости и боли, навалился изо всех сил. Зверь отпустил Кейси и попытался избавиться от моего веса тем же путем, каким обезоружил ее. Он метался, щелкал зубами, чередовал выпады. Но я, обезумев от горя, держал вилы двумя здоровыми руками, а не одной, и со мной было не так-то просто совладать. Я загонял его в углы пещеры, углублял его раны, периодически лупя по зубцам ногой, насаживал собачью массу на металл с силой, о существовании которой и не знал прежде, потихоньку загоняя пса в небытие.
И в какой-то момент бьющие из него то тут, то там тонкие темные струйки сменились ярким потоком артериальной крови. И, несмотря на злобу и ненависть, даже для меня это было слишком.
Пес ударился в одну стенку пещеры, потом в другую. Из пасти у него летела кровавая пена — он исторгал ее с безумными кашляющими звуками. Задние лапы разъехались в последний раз и уже не сумели сойтись. Осатанелый скулеж пробрал меня до самых костей.
В последний раз задрав громадную башку кверху, собачий дьявол разинул пасть, будто в попытке достать беззвучным воем до далекой и незримой луны. Уже через секунду голова упала плашмя на каменный пол. Глаза в бельмах сделались похожими на два стеклянных шарика.
Он умер. Но и Кейси умерла тоже.
Я направился к ее распростертому в стороне телу, трясясь от изнеможения и шока. Меня то выбивало из реальности, то рывком возвращало в нее, будто от дури, — и я видел ее лежащей в позе эмбриона с широко раскрытыми голубыми глазами и кровью, бегущей изо рта в один момент, а в следующий она будто бы шагала ко мне по белому песку пляжа, смеялась и льнула ко мне, и я тискал ее, вдыхал запах ее кожи и волос…
Облизанные морем круглые скользкие камни вылетали у меня из-под ног и всячески затрудняли путь. Отступись, будто говорили они, уже поздно, ей никак и ничем не помочь. Но я не намерен был отступаться. Я шел к ней. Медленно, тяжко, словно ступая глубоко под водой.
И я почти добрался до нее, когда увидел его стоящим в сторонке.
Бена Крауча.
Он был высоким, крепким, сильным. Волосы длинные и спутанные, как и у Мэри, борода редкая и неравномерно растущая — то длинный клок, то короткий. За исключением пары бесформенных грязных тряпок, он был голый. Мышцы его рук напряглись, задвигались, когда он сжал свои длинные желтые пальцы в кулаки. Я ощутил его силу — и понял, что именно его учуял тогда, в тоннеле. Не пса. Его вот. Дикая аура расходилась от его фигуры сердитыми волнами и разбивалась бурунами о стены пещеры. Его маленькие темные глазки медленно прошлись по вакханалии крови и трупов, а затем остановились на мне.
Рукоять топора, которую притащил с собой Стив, валялась у его ног. Он медленно наклонился, чтобы поднять деревяшку. Его взгляд не отрывался от меня.
Я ожидал увидеть в его глазах идиотизм. Но его там не было. Я чувствовал, как он оценивает меня. Его рот был сжат в тонкую напряженную линию. Рафферти ошибался. Все мы были неправы. Передо мной стоял отнюдь не безмозглый дикий дегенерат, а существо стократно более опасное.
Хватка на рукояти топора заставила костяшки его пальцев побелеть.
Я сграбастал с пола пару камней. Против него — сущие пустяки, но ничего другого не было. Силы пока не вернулись ко мне. Так что я ждал.
Бен посмотрел на Кейси.
Потом на собаку.
Потом на Мэри. Он долго смотрел на нее.
А потом его взгляд вернулся ко мне.
Как я уже сказал, в тот момент мой разум работал не совсем правильно.
И я не уверен, что вообще возможно увидеть собственное лицо, отраженное в лице другого человека. Я уже говорил вам, что к тому времени у меня возникло ощущение, будто меня накачали наркотиками. Но это то, что я, кажется, там видел. Мое собственное лицо. Я — в нем. Та же потеря. Те же страх, разочарование и гнев. И наконец, та же немая, пустая покорность судьбе.
Мой желудок скрутило, голова закружилась. Я на мгновение закрыл глаза.
Когда я открыл их, его уже не было.
Они нашли нас на галечном пляже.
Они думали, что мы оба мертвы, потому что к тому времени я мало на что реагировал. Мы лежали вместе, и наверное, я каким-то образом обвил руки Кейси вокруг себя. Многие подробности успели забыться, и за эти воспоминания лично я сражаться не хочу.
Интересно, как я ее туда донес?
Я не смог бы взять тело на руки, лишенный сил, с поврежденной ногой. Не мог же я просто толкать его из жерла до тех пор, пока оно не выкатилось на пляж. Не знаю; я попросту не помню.
Я понятия не имею, как долго мы там пролежали.
Спасать нас явились две группы. Одна прошла через тоннель, как и мы, а вторая отправилась прочесывать пляж. Мне сказали, что они прибыли почти в одно и то же время, но вторая группа немного отстала от первой. Ким пошла со второй. Ее не пустили в тоннели.
Она сказала, что первым, кого увидела, был один из копов, заворачивающий меня в одеяло. Тело Кейси тоже было укрыто. Я сильно порадовался, что она ее не видела, и еще сильнее — что она не увидела Стивена. Ким показала спасателям, где мы пропали — и только. Ей сказали, что соваться туда опасно.
Несколько дней спустя этот момент почти показался нам забавным.
Мне дали успокоительное, госпитализировали, зашили рану на ноге и уйму порезов. Мои родители приехали навестить меня, и у каждого из них хватило такта не упоминать, насколько глупой была затея. Мать отчаянно благодарила Бога, все время нервничала и словно бы удивлялась, что я вообще
