— Милый, я приготовлю тебе самый лучший ужин!
Он что, в самом деле мой «милый»? Может, он — некий мутант, трансплантант или нечто в этом роде… Нет, нет, НЕТ! Реальность. Холодильник. Духовка. Фирмы «Дженерал электрик». Наслаждайтесь электрическими удобствами. Мы берем от жизни все, пользуясь всеми электрическими удобствами. Это — реальность.
Майлз — это Майлз. Дженерал электрик — это Дженерал электрик. Жизнь с электрическими удобствами. А — это А. Б — это Б.Q.E.D.[8]
Она открыла новый холодильник, извлекла жирные куриные грудки и занялась приготовлением ужина.
«Я должна убедиться, — думала она, — Без этого ко мне не придет настоящий душевный покой. Но как это сделать?»
Она решила спросить у него. Прямо в лоб. Действительно ли он — Майлз, а не воплощение Дункана Эли. Он не поймет, о чем речь. И, конечно удивится. Дункан Эли окажется достаточно умным, чтобы притвориться удивленным, хотя она в этом сомневалась. Ведь она застанет его врасплох.
Кажется, план неплохой.
Да, так она и сделает.
* * *
Ужин был шедевром. Какое счастье — вновь оказаться в собственной кухне, тем более — в такой сияющей и с иголочки новенькой. Занимаясь готовкой, она едва не забыла о своих переживаниях. Даже откопала подшивку журналов «Гурман», заброшенную в «картофельно-бифштексные дни», и отыскала рецепт лимонных блинчиков, так понравившихся Майлзу на Бермудах. Готовить их было довольно сложно, но восторг, с которым приняли блинчики Майлз и Эбби, вполне оправдал хлопоты. Эбби, к своему удовольствию, получила еще и порцию голландского ванильного мороженого.
— Ну, что я говорил, — осведомился Майлз, приканчивая восьмой блинчик. — Разве новая кухня не стоит всех забот и затрат?
— До последнего цента, — согласилась Пола.
— На мой взгляд, Джордж Шульман поработал прекрасно. Нашу кухню следует сфотографировать для журнала «Дом и сад». В раздел, где читатели делятся опытом по части того, во что можно переделать кладовку для метел.
— Мама, можно пойти покормить Робина? — спросила Эбби.
— Да, милая.
— Чудесно. И ужин — просто замечательный. Когда она вышла, Майлз наклонился и взял Полу за руку.
— Ты все еще боишься Робина? — нежно спросил он. Она промолчала.
— Нет. — «Какая ложь» — добавила она про себя.
— И ты по-прежнему боишься меня?
— Тебя?
— Мне так показалось, у Роксанны. После того, как я для тебя играл.
Хорошо, решила она. Пора высказать задуманное.
— Пожалуй, немножко.
— Почему?
— Не знаю… твои слова о карьере пианиста поразили меня и…ты играл так великолепно. Я не могла поверить, что ты настолько хорош. До сих пор не верю.
Он придвинул стул поближе и обнял ее одной рукой.
— Все становится доступным, если берешься за это всерьез.
— Понимаю. Сила «позитивного мышления» и прочая чепуха. Но все же, на миг мне показалось… — краем глаза она следила за его реакцией, — показалось, что ты — Дункан Эли.
Никакой реакции. Лишь усмешка.
— Верно. Я говорил тебе, что копирую его манеру, изучая магнитозаписи. Сейчас никто не играет, как Дункан, а на его бравурный стиль есть спрос у публики. Я хочу сделать на это ставку.
— Но я подразумевала не совсем это.
— А что именно?
Она посмотрела ему прямо в глаза.
— Просто я испугалась, решив, что ты стал Дунканом Эли. То есть, что его душа вошла в твое тело. Непонимающий взгляд.
— Что?
Страх уже проходил. Он не понимает, о чем я говорю, думала она. Слава Богу! Если он не притворяется — нет, он не обладает актерским талантом. Он действительно не понимает! Он — Майлз! Майлз — это Майлз. Слава Богу!
— О чем ты говоришь, Поли? Душа Дункана вошла в мое тело!? Разве ты взялась за йогу, Махариши или прочее?
Теперь она смеялась, обнимая его и целуя в уши, щеки и глаза.
— Нет, нет… во всем виноват безумный сон. Не обращай на меня внимания, пожалуйста. Я просто чокнутая.
— Слушай, что с тобой происходит? Ты словно с цепи сорвалась!
— Потому что я безумно люблю тебя, Майлз, ей Богу. И, знаешь что?
— Да?
— Знай, что я — с тобой. Я говорю об этом музыкальном бизнесе. Я полностью с тобой и знаю, что в Карнеги-холле ты будешь великолепен.
Он с улыбкой усадил ее на колени и поцеловал. Боже, думала она. Кошмар окончен, слава Богу.
— Майлз?
— Что еще?
— Между тобой и Роксанной действительно ничего не происходит?
Его губы щекотали ей ухо.
— С какой стати, если я — Дункан Эли? Ведь получается, что Роксанна — моя дочь.
— Я серьезно!
— Ничего не происходит. Серьезно, я уже говорил тебе. Она обняла его и поцеловала.
Теперь она снова была счастлива. Былые фантазии уже казались ей зловещими и глупыми, и она удивилась тому, что поддалась, хотя и не надолго, охватившим ее детским суевериям. Да, Майлз стал другим. Он менял свою жизнь — разве можно при этом не измениться самому? Странно, но она не возражала. Возвращение к музыке походило на азартнейшую игру, и Пола почему-то чувствовала, что здесь он выиграет. Приходя вечером с работы, она слышала его занятия на «Стенвэе». Майлз делал такие успехи, что ему не следовало опасаться критиков. Она все еще не понимала причины этих успехов, но они оставались фактом. В Майлзе бурлили энтузиазм и энергия, никогда еще она не видела его столь счастливым. Если он по-настоящему увлекся роялем, она не возражает, чтобы писательская работа была оставлена. Для нее главное — счастье и любовь.
Быть может, думала она, с Дунканом Эли связаны их наилучшие жизненные события.
* * *
Майлз уже занимался по восемь и по десять часов, готовясь к дебюту. Гаммы, поразительные по сложности этюды для пальцев, мощная игра октавами — все это шлифовало сложную исполнительную программу. Его стремление к совершенству завораживало ее. Он даже купил электронный тонар и настроечный ключ, чтобы собственноручно добиваться по утрам от инструмента нужного тембра. Неужели это необходимо каждый день? — удивленно спрашивала Пола.
— Я бью по клавишам так сильно, что строй слегка «уходит». Совсем немного, но я добиваюсь точной настройки.
Однажды он упражнялся до двух ночи. Летящая из светового люка музыка вызвала негодующие вопли соседей и визит полиции. Майлз извинялся и пообещал заканчивать в десять. После ухода полицейского. Пола сухо заметила:
«Ну и любят же нас соседи».
— Могли бы и не жаловаться, — сказал Майлз. — Ведь они получают бесплатный доступ в Карнеги-холл.
Они отправились в постель и Майлз добился близости. Пола не переставала удивляться, откуда берется его неистощимая энергия.
* * *
«Универсальная» Мэгги не только справлялась с отделкой интерьера в «Бич Бам Норт», но и готовила публику к его открытию. У них едва хватило денег на маленькое объявление в «Тайме» и, поэтому она полагалась на сплетни и рекламу, которую даст магазину Роксанна. Когда Мэгги сообщила подруге, что собирается попросить Роксанну составить список приглашенных на открытие, Пола отнеслась к этому неодобрительно.
— Но почему? — спросила Мэгги. — Она уже помогла нам. Почему бы не помочь и сейчас?
— Мне не хотелось бы просить ее, — ответила Пола.
— Милая, все это из-за твоей ревности…
— Это не правда.
— Не дурачь Мэгги.
— Не правда! Просто она помогает Майлзу, и я не желаю вмешиваться.
— Малыш, помни, что при удачном открытии мы получим по четыре тысячи. Роксанна сможет удружить нам, если соберет на открытие свой комплект знаменитостей. Так что — нравится тебя или нет — я не попрошу ее об этом.
Она так и сделала. Роксанна не только помогла Мэгги составить список, но и обзвонила многих из получивших приглашения, расхваливая новый магазин до небес и настаивая на их присутствии. Мэгги была в восторге.
К счастью, день открытия выдался тихим и ясным. Двери распахнулись в полдень и тут же заиграл рок-ансамбль «Лиловый Вихрь», нанятый Мэгги. Появились бесплатные напитки, а после четырех часов — коктейли и канапэ[9]. Вначале посетителей было немного, но к трем часам дело пошло веселее. К пяти, когда из центрального магазина приехала Пола, народу было хоть отбавляй. Бросалось в глаза оформление филиала: на стенах и потолке теснились плакаты в ярких психоделических рамах, расписанных Джимми Россом. Они представляли: Хэмфри Богарта, Теду Бару, Питера Фонду на мотоцикле, Махариши, Рави Шанкри, Ринго Старра, Марлона Брандо и Ширли Темпл. Плакаты окаймляли крошечные мигающие лампочки, усиливая ярмарочный эффект праздничного электрического шоу. «Лиловый Вихрь» теснился на центральном островке, между купальными костюмами и пляжными халатами. Усилители, грохоча, извергали ритмичные мелодии в стиле «нью саунд». Сквозь разодетую толпу протискивались манекенщицы в купальниках, а следом спешили официанты в белых смокингах с подносами, уставленными напитками и закусками.