— Ну что ж, понимаю, пусть приезжает, милости просим, — великодушно согласилась внучка барона фон Аугстрозе.
Стокгольм, осень, 2005 г.
Лена с Розумом вылетели из Москвы в Швецию рано утром и около десяти были уже в Стокгольме. Первый, кого они увидели, выходя из зоны прилета, был Владимир Георгиевич Панин. Лена заметила, что Розум недовольно нахмурился.
— Не ожидали? — приветливо встретил их родственник.
— Вы что же, раньше нас к графине приехали? — осведомился Розум. — Вы, кажется, говорили, что прибудете завтра.
— Вы знаете, я решил совместить приятное с полезным и воспользоваться этой поездкой, чтобы встретиться со своими финансовыми партнерами в Стокгольме, с которыми я уже давно не видался. У нас есть кое-какие совместные дела, и мы изредка встречаемся. Так что я в Стокгольме уже три дня. Но с Александрой еще не встречался. Только по телефону разговаривал. Она меня попросила встретить и занять вас до пяти вечера. У нее какие-то дела в магистрате.
— В мэрии Стокгольма? — удивилась Лена.
— Видите ли, семья Аугстрозе одни из самых крупных владельцев недвижимости в старой части города. И у них постоянные дела в мэрии. Так что вы поступаете в мое распоряжение до пяти часов. Вы бывали в Стокгольме?
— Нет, мы здесь в первый раз.
— Тогда программа будет такая. Сначала едем на смотровую площадку. Затем в ратушу. Там пообедаем в ресторане, где устраивают банкеты нобелевским лауреатам. Потом едем в Старый город и, если останется время и желание, на остров Юргорден, там посмотрим знаменитый корабль-музей «Васа», но это только если хватит времени. Ну что, согласны?
— А что, у нас есть выбор? — уточнил Розум.
— Нет, — засмеялся Панин. — У человека, первый раз приезжающего в Стокгольм, выбора нет. Это программа обязательная.
Со смотровой площадки открывался прекрасный вид на набережную Гамла Стана — Старого города, остров-музей Юргорден с виднеющимися «американскими горками» парка развлечений «Грена Лунд Тиволи», в общем, весь город был как на ладони. Дома были разноцветные, окрашены в яркие краски, и казалось, что в городе праздник. Причудливые формы крыш, квадратные, полукруглые, конусообразные и такое же изысканное оформление фасадов придавали городу какой-то сказочный облик.
— Господи, — размечталась Лена, — неужели и у нас так когда-нибудь будет?
— Будет-будет, — успокоил Панин. — Нужно совсем немного. Лет двести не совершать революций и путчей, постараться не убивать банкиров и журналистов, как бы этого порой ни хотелось, вовремя ходить на работу и пить водку только по выходным дням.
— Значит, никогда, — резюмировал Розум. — Если даже удастся убедить население не пить в будни, то уж банкиров не стрелять никак не получится. Стрелять банкиров — наша основная народная забава. Можно сказать, национальное развлечение. Без этого нам никак нельзя.
— Ну что ж, тогда убивайте, раз иначе не можете, — рассмеялся Панин. — Экие вы кровожадные.
— Да мы не со зла. Просто традиция такая. Пяток банкиров в год умри, но завали, — объяснял серьезный Розум.
— Да, а журналистов сколько? — заинтересовался граф.
— Ну а этих кто ж считает? Этих у нас без лицензии бьют. Тем более что за журналюг никому ничего не бывает. Это ж не белые медведи.
— Перестаньте вы, — оборвала мужчин Лена, — дайте красотой полюбоваться.
* * *
Посмотрев город, поехали в ратушу. Башня ратуши поражала своей огромностью. Во внутреннем дворе ратуши было темно, у входных дверей горели тусклые лампочки. Мрак создавали не только высокие стены ратуши, замыкающие небольшой дворик, но и их обрамление чрезвычайно пышной растительностью. У одной из ее стен с наружной стороны сверкала маленькая скульптура ангелочка, похоже, даже позолоченного.
— Это ангел-хранитель города Стокгольма, — рассказывал Панин, взявший на себя роль экскурсовода. — Именно здесь, в ратуше, вручается знаменитая Нобелевская премия. Мы сейчас пройдем в ресторан, где можно заказать блюдо, которым в то или иное время угощали какого-нибудь нобелевского лауреата. Какого лауреата вы предпочитаете?
— Я — Эйнштейна, — сразу застолбила Лена.
— Это потому, что она никого другого не знает, — доверительно сообщил Розум Панину.
— По себе не суди, — оскорбилась Лена. — А ты-то сам кого выберешь?
— Я — Шолохова, — гордо парировал Розум.
— Выбор, достойный патриота, — одобрил Панин. — Ну, я тогда тоже кого-нибудь из русских возьму. Скажем, Леонтьева.
— Розум такого не знает, — злорадно оповестила Лена.
— Нет, ну я помню, только смутно, — признался Розум.
— Хватит ссориться, молодежь. Сейчас я куплю брошюру со списком, и помнить никого не надо будет.
Лена как дама заказывала первой. Когда она посмотрела на цены, она решительно засобиралась:
— Это просто какой-то разврат. Мы тут и сами разоримся, и вас, Владимир Георгиевич, разорим.
Панин взял Лену за руку.
— Лена, сядь. Сядь, я сказал. — Панин повысил голос. — Меня разорить не так-то просто. Вы мои гости и не должны думать о деньгах.
— Вы же бельгийский буржуа, а не новый русский, чтобы платить такие деньжищи за ленч.
— Ну, не совсем бельгийский. Я русско-бельгийский буржуа, — усмехнулся Панин. — Отец Архипа и моей бабки Семен как-то проиграл во Франции за один вечер двести тысяч франков. Это миллионов пять на сегодняшние деньги.
— Вот как, никогда не слыхала. И как он, не разорился?
— Нет, отыгрался.
— Да вы что? — изумился Розум. — Отыграл пять миллионов? Заядлый был, видно, игрок.
— Заядлый. Да только после этого ни разу за карточный стол не сел.
— Испугался, что разорится?
— Нет. Испугался за репутацию. После счастливого выигрыша ему сразу два банка отказали в кредитах. В финансовом мире на игроков очень косо смотрят. И стараются не иметь с ними дела.
После обеда Панин повез гостей на Рыцарский остров.
— Именно здесь берет начало город Стокгольм, и на предполагаемом месте его основания стоит вот этот памятник. — Панин старательно продолжал выполнять обязанности гида. Памятник представлял собой тарелку формы неправильного овала с дыркой.
— А знаете, как его окрестили русские туристы? — улыбнулся гид хитрой улыбкой.
— Нет, — честно признались гости столицы.
— Ухо КГБ.
— Интересно, — отозвался Розум. — А что, действительно походит.
— Походит, походит. Уже и в путеводители включили.
Побродив по бульвару Галма Стан, они вышли на живописную улочку, посреди которой стояла, увитая плющом и увенчанная скульптурами диковинных животных, скалистая горка. В ней были вырублены маленькие роднички-фонтанчики. На одной из крыш расположенных здесь домов, за низенькой чугунной решеткой, виднелся маленький круглый столик в обрамлении цветов.
— Стокгольмцы считают, — рассказывал Панин, — что Карлсон жил именно на этой крыше.
Дома и крыши в округе были настолько сказочно красивы, что предположить проживание Карлсона можно было практически на любой из них.
К дому Александры подъехали уже далеко после пяти.
— Ну, проходите, гости дорогие, — приветствовала хозяйка. — Значит, ты Лена. Ну что ж, есть что-то каратаевское, есть. Как считаешь, Володя?
— Похожа, наша, каратаевская. Я ее сразу признал. Что-то у нее есть от бабки моей, Елизаветы.
— Владимир в гостинице остановился, а вам я апартаменты приготовила.
— Да нам неудобно как-то, — попыталась протестовать Лена.
— Удобно, удобно. Мне тут одной скучно, а вы развлечете старуху. Я вам спальню приготовила с большой кроватью и балдахином.
— На балдахин соглашайтесь, — порекомендовал Панин.
— Ну, от балдахина отказаться мы, конечно, не сможем. — Розум последовал за графиней, пропуская вперед Лену.
— Ну-ка, граф Панин, голубчик, рассказывай, что это там у вас за страсти творятся? — потребовала Александра за ужином. — Как Саша Ройбах погиб? Я его мать видела в Лондоне, так у нее до сих пор истерика, и ничего путного я от нее добиться не смогла. Только плачет и твердит, что его убили большевики.
— Решил Сашка за каратаевскими сокровищами поохотиться, вернее — за самаринскими, — вздохнул Владимир Георгиевич.
— Значит, правда, что он в Нелюдово ездил?
— Правда. Ездил, за день до убийства.
— Как же он решился на такое безрассудство? И зачем это ему? Что ему, своих денег не хватало? Бьюсь об заклад, здесь без твоей сестрицы не обошлось.
— Не обошлось, как в воду глядишь. Но она за свою глупость и легкомыслие расплатилась. Сполна.
— Так что, действительно ее мафия в Крыму похитила? А я грешным делом подумала, что это она сама свое похищение организовала. Извини меня, ради бога. — Александра приложила руки к груди.
