Насколько мог судить Микаэль, не будучи в этих делах профессионалом, инспектор Морелль при проведении расследования проявил исключительную добросовестность и сделал куда больше, чем требовал его служебный долг. Когда Микаэль уже отложил материалы дела, имя Морелля продолжало нередко встречаться в личных записях Хенрика. Между ними возникли дружеские отношения, и Микаэль задумался над тем, не заразился ли Морелль одержимостью от своего нового друга. Так или иначе, но Морелль едва ли что-нибудь упустил. Полиция провела расследование почти идеально, но ответа загадка Харриет Вангер так и не получила. Все мыслимые вопросы были заданы, все зацепки использованы, все предположения проверены, даже откровенно абсурдные.
Микаэль прочел еще не все материалы дела, но чем дальше он продвигался, изучая проверявшиеся следы и версии, тем большее сомнение ощущал. Он ожидал найти что-нибудь упущенное его предшественником и совершенно не представлял, как ему самому подступиться к этому делу. В конце концов решение созрело. Единственный путь для себя он видел в том, чтобы попытаться выяснить психологические мотивы замешанных в эту историю людей.
Наиболее очевидный вопрос касался самой Харриет. Что за человек она была на самом деле?
Из своего окна Микаэль видел, что около пяти часов на верхнем этаже дома Сесилии Вангер зажегся свет. Он позвонил в ее дверь примерно в половине восьмого, как раз когда по телевидению начиналась программа новостей. Открывшая дверь хозяйка была в халате, с желтым махровым полотенцем на мокрых волосах. Микаэль сразу же попросил прощения за то, что пришел не вовремя, и сделал попытку уйти, но она жестом пригласила его на кухню.
Поставив кофе, Сесилия на несколько минут скрылась на втором этаже. Когда она вновь спустилась, на ней были джинсы и клетчатая фланелевая рубашка.
— Я уже думала, что вы так и не зайдете ко мне в гости.
— Мне следовало сперва позвонить, но я увидел свет и поддался импульсу.
— Я вижу, что у вас по ночам горит свет. И вы частенько гуляете после полуночи. Вы «сова»?
Микаэль пожал плечами:
— Так вышло.
Он посмотрел на лежащую на кухонном столе стопку школьных учебников.
— Вы по-прежнему преподаете, директор?
— Нет, в качестве директора я не успеваю. Но я была учителем истории, Закона Божьего и обществоведения. И мне осталось еще несколько лет.
— Осталось до чего?
Она улыбнулась:
— Мне пятьдесят шесть. Скоро на пенсию.
— Никогда не скажешь, что вам за пятьдесят, скорее можно дать сорок с чем-то.
— Не льстите. А вам сколько лет?
— Сорок с хвостиком, — улыбнулся Микаэль.
— А ведь совсем недавно было двадцать. Как быстро жизнь проходит, правда?
Сесилия Вангер разлила кофе по чашкам и спросила, не голоден ли Микаэль. Слегка погрешив против истины, тот ответил, что недавно поел. Он ленился готовить и перебивался бутербродами, но настоящего голода не ощущал.
— Так зачем вы пришли? Настало время тех самых вопросов?
— Честно говоря… я пришел не для того, чтобы задавать вопросы. Просто захотелось заглянуть на огонек.
Сесилия Вангер вновь улыбнулась:
— Вас ожидает тюрьма, вы переезжаете в Хедебю, копаетесь в содержимом главного хобби Хенрика, не спите по ночам, совершаете долгие ночные прогулки в собачий холод… Я ничего не упустила?
— Моя жизнь разваливается, — улыбнулся в ответ Микаэль.
— Кто была эта женщина, что приезжала к вам на выходных?
— Эрика… она главный редактор «Миллениума».
— Герлфренд?
— Не совсем. Она замужем. Я ей больше друг и occasional lover. [39]
Сесилия Вангер захохотала.
— Что вас так рассмешило?
— То, как вы это сказали. «Occasional lover». Хорошее выражение.
Микаэль тоже засмеялся. Сесилия Вангер вдруг стала ему нравиться.
— Мне бы тоже не помещал occasional lover, — сказала она.
Она сбросила тапочки и положила ногу ему на колено. Микаэль автоматически опустил руку на ее ногу и коснулся кожи. Он на секунду заколебался, чувствуя, что попал в совершенно неожиданные и незнакомые воды, однако стал осторожно массировать большим пальцем ее ступню.
— Я тоже замужем, — сказала Сесилия Вангер.
— Знаю. В клане Вангеров не разводятся.
— Я не встречалась с мужем уже почти двадцать лет.
— Что у вас случилось?
— Это вас не касается. Я не занималась сексом… хмм, уже три года.
— Не может быть.
— Почему? Это вопрос спроса и предложения. Мне совершенно не нужен бойфренд, законный муж или сожитель. Я вполне самодостаточна. А с кем прикажете заниматься сексом? С кем-нибудь из школьных учителей? Едва ли. Ученики? Вот была бы сенсация для сплетниц. С людей по фамилии Вангер они глаз не спускают. А все жители острова либо мои родственники, либо женатые люди.
Она наклонилась и поцеловала его в шею.
— Я вас шокирую?
— Нет. Но я не уверен, что это хорошая идея. Я ведь работаю на вашего дядю.
— Уж я-то последняя, кто ему насплетничает. Но, честно говоря, Хенрик едва ли стал бы возражать.
Она уселась к нему на колени и поцеловала в губы. Ее волосы были по-прежнему влажными и пахли шампунем. Немного повозившись с пуговицами, Микаэль стянул фланелевую рубашку с ее плеч и убедился, что Сесилия не позаботилась надеть бюстгальтер. Когда он стал целовать ее грудь, она крепко прижалась к нему.
Адвокат Бьюрман обошел вокруг стола и показал балансовый отчет по ее счету, который она и так знала до последнего эре, но которым больше не могла распоряжаться сама. Он стоял у нее за спиной. Внезапно он начал массировать ей шею, его рука скользнула через левое плечо ей на грудь и там застыла. Предупреждая ее протест, он сдавил грудь. Лисбет Саландер сидела абсолютно неподвижно. Чувствуя у себя на затылке его дыхание, она изучала лежавший на письменном столе нож для разрезания конвертов; она легко могла дотянуться до него свободной рукой.
Однако она ничего не предпринимала. Хольгеру Пальмгрену удалось четко внушить ей одно: необдуманные действия приводят к осложнениям, а осложнения могут иметь неприятные последствия. Она никогда ничего не делала, предварительно не взвесив, к чему это может привести.
То, что он делал сейчас, называлось вступлением к половому принуждению, которое, в свою очередь, на юридическом языке определялось как развратные действия и использование зависимого положения человека. Теоретически одно это могло принести Бьюрману до двух лет тюрьмы, хотя и продолжалось всего лишь несколько секунд. Но этого было достаточно, чтобы граница оказалась безвозвратно пройденной. Для Лисбет Саландер это означало демонстрацию военных сил вражеской группировки. Помимо их четко определенных юридических отношений, она сейчас находилась в полной его власти, причем была безоружной. Когда через несколько секунд их глаза вновь встретились, его рот был приоткрыт, а на лице читалось вожделение. Лицо самой Саландер никаких чувств не выражало.
Бьюрман перешел обратно на свою сторону стола и опустился в удобное кожаное кресло.
— Я не могу просто так выписывать тебе деньги, — внезапно сказал он. — Зачем тебе такой дорогой компьютер? Есть значительно более дешевые машины, на которых можно играть в компьютерные игры.
— Я хочу распоряжаться своими деньгами, как раньше.
Адвокат Бьюрман смерил ее сочувствующим взглядом:
— Это еще надо посмотреть. Сначала ты должна научиться общаться и договариваться с людьми.
Ее глаза ничего не выражали, но если бы адвокат Бьюрман смог прочесть ее мысли, его улыбка, возможно, немного бы поблекла.
— Думаю, нам с тобой предстоит стать добрыми друзьями, — сказал он. — Мы должны доверять друг другу.
Не дождавшись ответа, он пояснил:
— Ты ведь уже взрослая женщина, Лисбет.
Она кивнула.
— Подойди сюда, — сказал он, протягивая руку.
Лисбет Саландер на несколько секунд задержала взгляд на ноже, а потом встала и подошла к нему. Все имеет последствия.
Он схватил ее руку и прижал к своей промежности. Сквозь темные габардиновые брюки Саландер почувствовала его член.
— Если ты будешь добра ко мне, то и я буду добр к тебе, — произнес он.
Она словно окаменела, а он, обвив ее свободной рукой за шею, вынудил встать на колени, лицом к промежности.
— Тебе ведь это уже знакомо, — сказал он, расстегивая ширинку.
От него пахло так, словно он только что помылся с мылом.
Лисбет Саландер отвернула лицо и попыталась встать, но он крепко держал ее. В чисто физическом отношении она ему безнадежно уступала, поскольку весила около сорока килограммов против его девяноста пяти. Он обеими руками схватил ее за голову и повернул лицо так, что их глаза встретились.
