Непросто было заставить себя думать о холодных, затопленных водой траншеях и ржавой колючей проволоке, уютно устроившись на заднем сиденье «роллса-фантома-П». Он был такой солидный, теплый, надежный — сама мысль о том, что кто-то может нас остановить, казалась просто непостижимой. Стоило мне только сказать: «Поезжайте вперед, шофер», — и мы преспокойно пересекли бы границу, не утруждая себя возней с колючей проволокой.
Я начинал понимать, как, должно быть, чувствуют себя богачи и почему они так удивляются, нежданно-негаданно вляпавшись в неприятную ситуацию. Наверное, они просто устраиваются поудобнее в своих «роллс-ройсах», завернувшись в теплый плед в окружении темной кожи и красного дерева, и приказывают: «Вперед». Такого с ними просто не может случиться. Потому и случается.
Сегодня вечером предъявлять паспорта на границе придется и королям, и самой ничтожной мыши-полевке.
Мы миновали последнюю деревушку перед Санкт-Люциштайгом, и Морган сбросил скорость, внимательно рассматривая обочину. Надпись на дорожном щите уведомляла, что останавливаться и фотографировать здесь строго Verboten[76]. Мы прибыли на место. «Роллс» плавно затормозил.
Мы находились на высшей точке дороги, а еще через пару сотен ярдов начинался пологий спуск к Лихтенштейну, До которого оставалось три километра. Видимо, в соответствии с замыслами военных, до этого места танки могли бы добраться прямо по шоссе — ведь они будут находиться вне поля зрения противника, пока не достигнут гребня горы. А затем им полагалось свернуть на рокадную дорогу.
Морган выключил фары, выбрался из автомобиля и открыл левую заднюю дверцу. Я повернулся к нему, не вынимая из бриф-кейса руку с «маузером», но он по-прежнему продолжал вести себя как вышколенный шофер. Размахивать топором не входило в его обязанности — он всего лишь любезно проводил нас к плахе. Я неловко выбрался наружу и посмотрел на небо.
В узкой долине сумерки сгустились быстро, однако небо казалось скорее матово-тусклым, нежели по-настоящему темным. По нему торопливо скользили неровные, клочковатые облака, перескакивая с одной гор ной вершины на другую и продираясь сквозь редкие проблески тусклого лунного света. Налетел резкий порыв ветра, и я застегнул плащ. Но холодок внутри не отпускал.
Подошел Харви и, встав между мной и Морганом, достал револьвер и проверил заряд. Никогда прежде я не видел, чтобы он так делал: профессиональный стрелок всегда точно знает, сколько у него осталось патронов.
— Церковный хор трижды пропоет «Wir fahren gegen Lichtenstein»[77], и мы покатим, — изрек он. Затем повернулся к Моргану и наставил на него револьвер. — Даже и не пытайся достать свою пушку.
В наступившей тишине было слышно, как Морган негромко охнул. Потом он с неприязнью посмотрел на меня и прошипел:
— Я никогда вам не доверял.
— Значит, взаимно. — Обойдя его, я извлек у него из-под плаща огромный армейский револьвер «уэбли» 45-го калибра. Разъезжая с такой пушкой, он неминуемо должен был заработать десять разновидностей ревматизма.
— Надо полагать, вы заберете «роллс»? — мрачно произнес он. Приятель, сами же знаете, они все равно вас арестуют.
— Не арестуют, если мы поедем по рокаде.
— Но… тогда они решат, что в этом деле замешан генерал! — В его голосе прозвучало неподдельное возмущение.
— Никак нет, сержант. Неужели вы забыли? Ведь предполагается, что мы не знаем, что это рокадная дорога и что там с нами должно кое-что случиться. А ваш генерал увяз в этом деле по самые усы; и если у него слегка завязнет и нос — что ж, не надо было нас закладывать.
Он лишь сердито уставился на меня — чудаковатый человечек, напрягающий свой извращенный умишко, чтобы спасти репутацию разваливающегося старого плута, оставшегося в Монтрё. Аплодировать, конечно, ни к чему, но и глумиться над этим — тоже.
Наконец он изрек:
— Генерал закладывал людей и получше вас. Маганхард за моей спиной заметил:
— Надеюсь, вы не ждете, что я расценю это как свидетельство в пользу доброты душевной генерала Фея.
Морган бросил на него презрительный взгляд и зашагал по шоссе обратно в Майенфельд, пытаясь сохранить остатки военной выправки.
Я наблюдал за ним, пока он не скрылся за поворотом, затем перешел на левую сторону дороги и принялся внимательно рассматривать ограду.
Пройдя ярдов двадцать, я нашел то, что искал: проволочная изгородь в этом месте была совсем хилой и состояла всего из двух нитей колючей проволоки. Дождавшись очередного проблеска лунного света, я различил едва заметную дорогу, уходящую вдаль под нужным углом.
Тут я обнаружил, что мисс Джармен стоит прямо за моей спиной.
— Это и есть та самая рокадная дорога? — спросила она.
— Она самая. — Я вытащил здоровенный револьвер Моргана, переломил его пополам, чтобы он случайно не пальнул, после чего зажал верхнюю проволоку между курком и казенной частью и начал быстро крутить из стороны в сторону. Это, конечно, не кусачки, но в конце концов и так сгодится.
— С выключенными фарами проехать там будет непросто, — заметила девушка. — К тому же дорога, наверное, вся заросла.
— Может, они расчищают ее раз в несколько лет — и потом любое препятствие, которое сумеет преодолеть небольшой танк, преодолеет и «роллс».
— Вы умеете водить «роллс»? Я пожал плечами.
— «Роллсы» — автомобили богачей, а не сумасбродов. Вряд ли они сложны в управлении.
— И вам знакомы все премудрости обращения с зажиганием и управления? вкрадчиво поинтересовалась она. Я уставился на нее. Она заявила: — Лучше я сяду за руль.
— Слушайте… — Проволока переломилась. — Не сходите с ума. К вашему сведению, вы вообще никуда не едете. Возвращайтесь пешком в Майенфельд, а завтра за вами заедут.
— У моего отца был служебный «фантом-1», когда он служил генерал-губернатором, — торопливо и сбивчиво заговорила она. — Я научилась им управлять. Так что лучше машину поведу я.
Я хотел было спросить, где же ее отец служил генерал-губернатором, но потом решил, что и так ей верю. К тому же в ее словах насчет премудростей вождения был свой резон: хоть я и сказал, что управлять «ролл-сом» нетрудно, но ведь этот-то был рассчитан на стиль вождения тридцатилетней давности.
Я принялся за вторую проволоку.
— Ведь тогда у вас с Харви руки будут свободны, — заметила она. И в этом тоже был свой резон. — Если, конечно, — добавила она, — вы уже не думаете, что я работаю на другую сторону.
— Нет. — Я покачал головой. — Этого я не думаю. Не думаю, что вы стремились расстаться с жизнью и вдобавок погубить Харви. Просто я не был уверен, что вы сознаете опасность подслушивания телефонных разговоров — да и обычных тоже. Кто-нибудь скажет: «Сегодня мне звонила из Монтрё секретарша Маганхарда», — и новость разлетится во все стороны. Это все равно что намеренно заложить нас. — Я выждал несколько секунд и спросил: Так кому вы все-таки звонили?
— Одному знакомому, у которого… нечто вроде больницы, в горах, неподалеку от Шамони[78]. Я знаю, что он вылечил одного человека, который слишком много пил. Думала, вдруг он сможет помочь Харви.
— Почему же вы мне это не сказали?
— Не знаю, — тихо отозвалась она. — Мне казалось, это… очень личное. И еще мне казалось, что вы не воспринимаете меня всерьез.
И это было недалеко от истины. Движимый скорее соображениями искренности, нежели такта, я осторожно заметил:
— Возможно, меня просто занимало, не играете ли вы в опеку над убогонькими, помогая хромым собачкам перебраться через заборчик.
— Я и сама ни в чем не уверена, — просто ответила она. — Хромые собачки — такая редкость в нашем мире, мистер Кейн. Большинство из них на поверку оказываются либо волками, либо раскормленными декоративными моськами. Все, что я могу, — это попытаться ему помочь… и попытаться понять, почему я это делаю.
— Работка будет не из легких, даже если вам удастся уговорить его поехать с вами.
— Я и не рассчитываю, что мне это удастся. Но я могу поехать с ним. Я уже сказала мистеру Маганхарду, что ухожу от него.
Я кивнул. В конце концов, возможно, она была права. Но стоило сказать кое-что еще.
— Он такой, как есть, отчасти потому, что пьет. Если он бросит пить, то станет другим человеком. Возможно, этот другой человек вам не понравится.
— Я знаю. И готова рискнуть. Вторая проволока тоже переломилась.
— А что, вы потеряли те кусачки, которыми мы пользовались в аэропорту? — удивилась она.
Будь я проклят, они же все это время пролежали у меня в кейсе. Ничего не скажешь, я находился в отличной форме для того, чтобы вступить в бой.
— Значит, я могу повести машину? — спросила она. Пусть уж каждый занимается тем, в чем знает толк. Я отпихнул концы проволоки, освобождая проход.
