— Твое тело не идеальная структура, ему необходим воздух, таковы биологические данные. Так же работает и твой ум. Вернее, он работает плохо. Очень плохо. Твое тело умирает, скоро перестанет биться сердце. Твой мозг повременит еще пару секунд, а потом погрузится вслед за ними во мрак, чего я ему и желаю. Твой ум даже не противится этому. Почему? Потому что он не боролся и раньше. Ты уступил, не из-за слабости духа, а из-за биологических ограничений. Твое тело не завершено. Таков и твой ум. Ты можешь стать свободным только в том случае, если я тебя освобожу. А для этого нам нужно исследовать строение твоего тела. Понимая его не только как вместилище психики и социальных детерминант, но и как структуру, как систему, которая корректирует или изменяет восприятие мира. Не думаешь ли ты, что нужно посмотреть на тело с разных точек зрения, как на предмет, отданный на экспертизу? Возможности твоих жалких молекул, которые отчаянно бьются у Тексье между пальцев, ограничены. Это факт. Чтобы их расширить, требуется выйти за рамки. У тебя нет выбора, это необходимость.
Конечности жертвы, вцепившейся Тексье в руку, сотрясаются от конвульсий, обращенный напоминает марионетку, изображающую эпилептический припадок. Сахара это по-прежнему не занимает. Тексье держит несчастного на вытянутой руке, скривившись от усилия.
— Тысячелетиями слабое, неспособное к самосовершенствованию человечество билось над тем, чтобы отыскать ресурсы, необходимые для изменения к лучшему, в себе самом. Оно накопило множество разнообразных сведений. Мифы, сказки, легенды, история, математика, астрология, психология, военное искусство, картография, демография, стратегия — возникали все новые и новые дисциплины и направления, призванные сгладить недостатки предыдущих. Всеми ими управляли люди. Но теперь информация стала совсем другой. Заметно возросло ее качество. Кто сегодня способен к познанию с помощью одного лишь тела, без технологий?
Тело обращенного, с кроваво-красным языком и выпученными глазами, безжизненно обвисло.
— Ты знаешь, как рассчитать наносекунду, но у тебя совершенно нет опыта физического восприятия этого бесконечно малого времени. Ты можешь получить эти данные с помощью приборов, но не путем субъективного переживания. Итак, машины обретают все большую скорость и значение и вступают в соперничество с твоим телом. Они придают ему быстроту. Твое тело может достигнуть скорости планетарных масштабов. Может оказаться выброшено в новые пространства, к выживанию в которых оно биологически не приспособлено. Возможности твоего тела исчерпаны. Его осталось только выбросить на свалку. Как обычный мусор.
Сахар подает Тексье знак разжать руку. Обращенный с глухим стуком падает на пол. Его голова разбивается о каменную плиту, течет кровь. Все стоят неподвижно. Сахар продолжает говорить.
— Пришло время задать себе эти вопросы. Я работаю над ними уже больше сорока лет. И убежден, что двуногий, аэробный организм с бинокулярным зрением, чей объем мозга тысяча четыреста кубических сантиметров, нельзя считать биологической формой, отвечающей современным требованиям. Посмотрите на тело, истекающее кровью у ваших ног. Оно не справляется со сложностью, количеством и качеством полученной информации. Оно подавлено точностью, скоростью, мощью технологий. И недостаточно хорошо оснащено, чтобы выстоять против новых условий окружающей среды. Ему понадобятся тысячелетия, чтобы адаптироваться, сотни поколений, чтобы эволюционировать. Это тело в любой миг может погибнуть, попав под воздействие какого-нибудь внешнего фактора — вируса, неизвестной бактерии, кусочка металла, молекулярных изменений в атмосфере. Существует ли что-то более хрупкое? Стоит только сжать одной рукой горло, и телу приходит конец. Не заслуживаем ли мы лучшего? И это называется эволюцией человека? Разве это приемлемо?
Кровь течет, заполняя трещины в плитах. Это была женщина. Без возраста. Алая жидкость подступает к ногам Тексье и стоящих рядом обращенных.
— Био- и нанотехнологии дают человеку историческую возможность ассимилироваться с наукой и техникой. Тело обречено на то, чтобы стать всего лишь побочным продуктом техники. Мы должны переделать его, чтобы адаптироваться к технологиям, и нам доступно бесконечное множество изменений. Технологии взрываются в наших телах. Они развиваются, просачиваются глубже, с каждым днем все четче вырисовываются их ответвления. Теперь мы ищем потерянный рай внутри собственных тел, освобожденных от плоти и колонизованных нанороботами, которые в тысячи раз эффективнее. Задача технологий уже не в том, чтобы защищать тело снаружи, а в том, чтобы интегрировать его в глобальную систему, центром которой они являются. Тело должно быть производительным. Конкурентоспособным. Эффективным, полезным для человека. Для нас настало время исторической мутации. Хусор[42] породит миропорядок. Он — истинное творческое начало. А мы, как и он, маленькие бронзовые человечки с большими пенисами, первооткрыватели. Конечно, мы не более чем сырье. Конечно, на данной стадии мутации мы — простые лабораторные крысы. Но мы открываем путь, и в этом наша сила. Мы заново открываем мировое яйцо, которое слишком долго было закрыто. Мы вносим свой вклад в разгадку одной из величайших тайн сокровенного искусства — алхимии.
Сахар поворачивает голову, и его взгляд падает на тело, распростертое у его ног. Он понимает, что это тело мешает ему. Встает, наклоняется над безжизненной массой и обмакивает палец в кровь. Подносит к губам и, похоже, наслаждается вкусом. Потом возвращается на место и садится.
— Уберите это отсюда и принесите мою ризу и ужин! Я голоден.
За несколько секунд двое мужчин и три женщины накрывают перед ним стол. Через одну из небольших боковых дверей в крипту входят две девушки-подростка. Одна несет легкий черный стихарь и красную епитрахиль. С бесстрастным лицом. Вторая, чья голова покрыта капюшоном, несет ризу из хлопка. Обе встают в двух метрах от Сахара, у него за спиной. Тексье бросается осматривать то, что они принесли, и быстро обыскивает их на случай, если они спрятали в одежде оружие. Простая формальность, которая превратилась здесь почти что в церемонию.
Сахар хочет, чтобы за его безопасностью следили постоянно. Не потому, что он действительно чувствует угрозу: ему пришлось столкнуться с приступом безумия всего однажды, когда один из подданных, потрясенный гибелью двух своих дочерей в зале генетических экспериментов и охваченный совершенно неоправданным бешенством, попытался задушить его. Однако следует признать, что личный досмотр помогает поддерживать благотворную напряженную атмосферу, способствует утверждению культа и усилению власти. Иногда он, не торопясь, делает это сам — в показательных целях.
Но сейчас у него нет ни времени, ни желания заниматься этим. В зале недостаточно народа. И его покинула Иезавель.
Когда Тексье заканчивает, две обращенные подходят ближе и начинают раздевать Хозяина. Та, что помоложе, протирает каждый сантиметр обнаженной кожи белой епитрахилью. Просьба о божественном прощении, омовение тела перед приемом пищи. Беззвучная гигиеническая молитва перед удовлетворением низкой телесной потребности. Обвисшая кожа старика вызывает у Тексье отвращение, но он старается не показывать этого. Равно как и все находящиеся в зале.
Страх.
Сахар раздет и вымыт, начинается третий этап ритуала. Пока две девушки помогают ему накинуть жреческое одеяние, мысли Сахара устремляются к Иезавели. К его маленькой девочке. К той, кого он считает не такой, как все. Все обращенные женского пола — его дочери. А также кузины, любовницы, возлюбленные, матери, — все сразу. Каждая из них.
Возникает страх. Пока безотчетный.
Но ни одна не становится для него важнее других. Они нужны ему, особенно Иезавель. Ему нужны их тела, отданные в его полное распоряжение. Потрясающая энергия, которую дают ему их ягодицы, их колышущиеся бедра. Стоны самых преданных из них. И крики некоторых. До рождения Иезавели он насладился этим лишь однажды. Он до сих пор вспоминает соленый и горький, возбуждающий вкус слюны и слез той молодой женщины, которую двое его людей отдали ему в знак своей верности тридцать с лишним лет назад. Он еще помнит, какой мощный прилив сил ощутил после того, как, освободившись от мучившего его семени, собственными руками избил ее до смерти.
Сахар чувствует зуд между ног. Он чешется, но это не приносит ни малейшего облегчения. Он все еще голоден. Страх еще не покинул его, он давит сильнее и сильнее.
Только Иезавели удалось напомнить ему тот первый раз. Она одна обладает такой властью, и поэтому она на голову выше других. Она одна может сделать так, чтобы встал его одряхлевший член, который всегда мешал ему. Только его маленькая любовница понимает его тоску и ненависть ко всему человеческому. Она знает, насколько его тело отторгает любую плотскую связь, любой физический контакт, вплоть до прикосновения к органическим веществам животного происхождения. После этого его может рвать часами.
