— А я за.
— Я хотела бы, чтобы это зависело от его оценок.
— А я нет.
— Йоганнес, что это значит? Разве ты не понимаешь, что наносишь мне удар в спину?
Йоганнес подошел и обнял ее за плечи.
— Ты что, совсем забыла, как чувствовала себя в четырнадцать-пятнадцать лет? В это время дети находятся практически в состоянии бегства. И если Торбен убегает в музыку, то это лучшая альтернатива из всех. Даже если школа некоторое время будет страдать.
У Магды на душе было так плохо, что хотелось выть, но она ничего не сказала. Достаточно того, что Торбен избегал попадаться ей на глаза, подчеркивая, что не хочет иметь с ней ничего общего. А ей не хотелось ссориться с Йоганнесом.
Немного погодя она была не просто удивлена, но по-настоящему потрясена тем, как Торбен играет. Но при этом всегда, когда слышала звуки рояля из комнаты Торбена, чувствовала укол в сердце.
Торбен знал Арабеллу уже целых двадцать девять дней и тринадцать часов. В Интернете он попал на сайт чатов, и ему бросился в глаза ник Душа.
«Почему тебя зовут Душа?» — спросил он ее.
«Не знаю. Просто пришло в голову».
«Ты девушка?»
«Да, а ты?»
«Нет».
Она послала ему смайлик, чтобы показать, что ответ развеселил ее.
«Сколько тебе лет?» — спросил Торбен.
«Четырнадцать. А тебе?»
Четырнадцатилетняя девочка, которая называет себя Душой, — это было нечто прекрасное.
«Мне шестнадцать».
Его рука дрожала так, что курсор прыгал на экране.
«Где ты живешь?»
«В Берлине».
«Я тоже».
У него сильнее забилось сердце.
«Почему ты называешь себя Орел?»
«Просто так».
«Я тебе не верю».
«Это правда».
«И все же?»
«Орлы — это классно! Они живут в горах, летают высоко и видят целый мир».
«Так же, как и душа?»
«Может быть. Да. Я думаю, да. Точно».
«У вас что, не все дома?» — влез в их переписку кто-то неизвестный с ником kick47.
«Слушай, — написала Душа, — давай уйдем на личный чат, тогда мы будем только вдвоем».
И с этого времени они переписывались часами. Торбен узнал, что она ходит в гимназию имени Гете в Вильмерсдорфе, живет в Шарлоттенбурге, любит певцов, исполняющих лирические песни и баллады, предпочитает исторические фильмы и любовные романы. Что она шатенка, у нее длинные волосы и на щеках, когда она смеется, появляются две глубокие ямочки. Ее звали Арабелла Вайнерт, у нее не было ни братьев, ни сестер и пока что не было друга. Ее отец был свободным фотографом, а мать работала на полставки в туристическом бюро.
Они писали друг другу обо всем: о своих мечтах, о своих надеждах и о своих страхах.
Когда они не болтали в чате, то посылали друг другу письма по электронной почте. Иногда по десять штук в день. Арабелла прислала ему свою фотографию, и у Торбена было ощущение, что самая красивая девочка в мире говорит только с ним. И он делился с ней своими мыслями.
Ты… Что я хотел сказать тебе?
Собственно, немного.
Так глупо повторять это еще раз.
Ты… Ты знаешь, что
Ты мне так нравишься.
Больше, собственно, ничего нет.
Просто у меня это вырвалось.
Просто это очень много.
Надеюсь, все так и останется — между нами.
Тогда все оʼкей.
Самое важное все же то,
Что ты здесь.
Ты…
Так он написал ей.
Это было его первое любовное стихотворение. Он чувствовал себя так, словно из него выжали все соки, и нервно барабанил пальцами по столу, ожидая ответа.
Магда заглянула в комнату.
— Что случилось? Что с тобой?
— Ничего! — закричал Торбен. — Ничего не случилось! Абсолютно ничего. Пожалуйста, уйди! Сейчас я не могу. Оставь меня одного!
Магда стояла в двери, словно окаменев. Бегающий взгляд Торбена и его чрезмерная нервозность вселяли в нее страх.
— Может быть, я чем-то могу тебе помочь? — прошептала она.
— Пошла вон! — заорал Торбен. — Уйди наконец!
Он был близок к тому, чтобы разрыдаться, и мышкой вычерчивал на компьютерном коврике какие-то сумасшедшие круги.
Магда вышла и тихо закрыла за собой дверь. Это уже ненормально! У него не было друзей, не было подруг, он не ходил ни в кино, ни на дискотеку, не занимался спортом. Он только сидел в своей комнате перед компьютером, за роялем или в углу со своей гитарой и потихоньку сходил с ума.
«Ты поэт! — ответила Арабелла. — Твое стихотворение — это самое чудесное, что я читала». И написала внизу свой номер телефона.
Торбен сначала боялся звонить ей. Он переживал, что будет заикаться, в чем-то ошибется, скажет что-нибудь необдуманное, что рассердит ее. Он боялся не найти нужных слов, и тогда — что самое плохое! — возникнет пауза, которая будет все длиннее и длиннее, потому что он не будет знать, что сказать дальше.
Но ничего этого не случилось. Ее голос звучал словно музыка, а каждое слово, которое она произносила, он буквально впитывал в твердой уверенности, что ничего из сказанного никогда не забудет.
Несколько дней спустя они встретились в первый раз.
Торбен сказал матери, что хочет сходить в кино с другом. Лицо Магды прояснилось.
— Вот и прекрасно! А что вы будете смотреть?
— Еще не знаем. Мы встретимся перед киноцентром, а потом решим, на какой фильм пойдем.
— Когда ты вернешься?
— В восемь. Нет, скорее, в девять.
— Оʼкей. Если будешь опаздывать, пожалуйста, позвони.
— Сделаю.
Он улыбнулся и ушел.
Магде впервые за последнее время показалось, что все нормализовалось и наступил поворот к лучшему.
Лукас услышал шаги Магды на лестнице. Он вздрогнул, закрыл шкатулку с письмами, поставил ее на полку и прикрыл фотографией. И только успел отвернуться, как Магда зашла в комнату.
— Ты что делаешь? — спросила она, удивленная его испуганным и беспомощным видом.
— Ничего. Я думаю.
— О чем ты думаешь?
— Знаешь, я хотел поговорить с тобой… Может быть, купим акции? Я как раз смотрел в Интернете, ценные бумаги «Дакс» в настоящее время очень выгодно…
Магда перебила его:
— Пожалуйста, оставь меня в покое с этой ерундой хотя бы на время отпуска, хорошо? Поговорим об этом, когда вернемся в Берлин.
— Если мы будем ждать, то можем опоздать!
Магда сделала рукой такое движение, будто отбрасывала что-то, и это означало, что ей все равно.
— Ты случайно не видел мои кроссовки? Я ищу их с утра. Я думала, что сняла их в гостиной, но там их нет.
— Извини, но я тоже не знаю, где они. Ты смотрела в кладовке? Там, где стоят резиновые сапоги? Мне кажется, я видел их там.
Магда улыбнулась, сказала: «Хорошая идея» — и вышла из комнаты.
Лукас уселся в кресло возле окна.
Что происходит с Магдой? Она вытесняла из своей памяти смерть Торбена. Может быть, она таким же образом вытесняла и смерть Йоганнеса?
Арабелла была еще красивее, чем на фотографии, и Торбен никак не мог поверить, что она на самом деле стоит перед ним и он не просто выдумал свою любовь.
Держась за руки, они шли по городу. За небольшой химчисткой, в которой в качестве декорации висела картина, изображающая какой-то пейзаж, была ниша, где стояла полностью высохшая комнатная березка.
Торбен притянул Арабеллу к себе. Немножко неуклюже и неумело, но она тут же прижалась к его груди. Они стояли так несколько минут. Его сердце бешено стучало, голова гудела, в ушах шумело так, словно он оказался на берегу моря во время шторма. А потом он поцеловал ее. Ее губы были теплыми и мягкими, и вкус у них был такой, будто она только что съела ванильный пудинг.
В Европейском центре они купили мороженое и сели возле одного из фонтанов.
— Завтра пойдем на озеро, — сказала она. — Город не годится для орлов.
Торбен попросил мать разрешить ему брать уроки игры на гитаре. Дважды в неделю.
— Уроки игры на гитаре? Да ты и так очень хорошо играешь на ней. Почему бы тебе не брать уроки игры на рояле?
— Я сочиняю песни на рояле, и получается хорошо, очень хорошо, но мелодии, которые я нахожу, слишком сложные. Я не могу сыграть зонг на гитаре, и это выводит меня из себя.
— Хорошо. Как хочешь. Бери уроки игры на гитаре. А времени у тебя на это хватит?
— Легко.
Магда знала, что это было преувеличением. Она получила письмо из школы, в котором сообщалось, что в этом году, после окончания десятого класса, Торбен должен покинуть учебное заведение. Он бы и так остался на второй год, но преподаватели по специализированным предметам не верили, что он сможет закончить двенадцать классов. Для него и для них это было бы мучением. У него нет ни малейшего интереса к школьным занятиям. Если мать согласна, то в десятом классе учителя будут смотреть сквозь пальцы на оценки Торбена, чтобы он закончил хотя бы среднюю школу. Она не стала показывать письмо Йоганнесу, хотела спокойно поговорить с ним в субботу, но Торбен опередил ее со своей просьбой. И хотя она считала, что поступает неправильно, но все же согласилась. Она не хотела быть человеком, который отнимает у него радость.
