— Тут я с тобой согласен, — кивнул Пит.
— А если мы оба ошибаемся?
— Он не убьет ее только потому, что ты опоздал в «Остров моды». Такого рычага, как твоя мама, ему больше не найти.
— Как знать, — засомневалась Линда.
Тим знал, в каком он настроении. Он испытывал и страх, и злость, но они не были определяющими факторами.
Страх поднялся до уровня контролируемого ужаса, злость следовало назвать гневом, и вот первый трансформировался в непоколебимую решимость, а последний — в желание свершить возмездие, воздать киллеру по заслугам. Тим жаждал скорее мести, чем справедливости, но и справедливости тоже. Эмоции такого накала должны были туманить разум и лишать силы, но по мере того, как ужас и гнев нарастали, голова у него только прояснялась и он все острее ощущал как свое тело, так и его возможности.
Это было у него в крови: ясность мысли в критические моменты и предельная целеустремленность, которые он не мог поставить себе ни в заслугу, ни в вину.
— Поедем на моей машине, — сказал Пит, когда они подошли к «Маунтинеру».
— Я поеду один, — возразил Тим.
— Хрен с два. — Линда открыла заднюю дверцу «Маунтинера».
— Она — моя мать.
— Давай обойдемся без этого, большая голова. У меня нет матери. Я думаю, твоя мне понравится. Так что она мне уже дорога.
Зоя запрыгнула.в багажное отделение.
— Перестань, — не сдавался Тим. — Ты не можешь ехать со мной.
— Я же не собираюсь входить в дом, — сказала она. — Я не знаю, что нужно делать в доме, и думаю, что ты как раз знаешь, но не собираюсь сидеть в этом гребаном парке, гадая, что с тобой сталось, слушая, как какой-нибудь наркоман беседует с пальмами.
— Поскольку мы оба знаем, что нужно делать в доме, — вставил Пит, — мы поедем втроем.
— Дом родителей, парень с пистолетом-пулеметом, там будет горячо, — протестовал Тим.
— Мы уже попадали туда, где горячо, не так ли?
Линда захлопнула заднюю дверцу.
— Мы теряем время, — открыла боковую и села на заднее сиденье.
— Хочешь сесть за руль? — Пит протянул Тиму ключи.
— Дорогу ты знаешь.
Тим занял переднее пассажирское сиденье, захлопнул дверцу, «Маунтинер» тронулся с места.
Он попросил Линду дать ему пистолет. Она достала его из сумочки, протянула в зазор между подголовниками.
— Это женский пистолет? — с сомнением спросил Пит.
— Калибр подходящий, — заверил его Тим.
— У него мягкая отдача, — добавила с заднего сиденья Линда. — После выстрела практически не подпрыгивает. Это точно не игрушка.
Тиму не требовалось спрашивать, вооружен ли Пит. На службе или в свободное время, из дома он без оружия не выходил.
— Не хотелось бы мне доводить дело до стрельбы, — сказал он. — Во всяком случае, в доме, с матерью в одной из комнат.
— Если мы сможем проникнуть в дом, а он не будет знать, что мы там, нам удастся зайти со спины, и тогда хватит одного выстрела, — ответил Пит.
— Это единственный способ. Но будем надеяться, что нам удастся взять его живым. Мы должны узнать, кто его нанял.
— Вы не думаете, раз уж все зашло так далеко, что нам стоит обратиться в полицию, в спецназ или куда-то еще? — спросила Линда.
— Нет, — одновременно ответили Тим и Пит, после чего Пит добавил:
— Киллер, убивающий по заказу, не встраивает в свой карьерный план время на пребывание в тюрьме.
— Особенно этот парень, — кивнул Тим. — Смелости у него хватает. Ему нужно все или ничего, он
будет отстреливаться до последнего.
— Спецназ начинает с переговоров с человеком, захватившим заложника, — пояснил Пит. — В такой ситуации Мэри становится такому парню не нужна. Он полностью отдает себе отчет, что его с ней никуда не выпустят. Она умрет в тот самый момент, когда по мегафону произнесут первое слово. Он захочет развязать себе руки, чтобы действовать быстро.
— Кстати о быстроте, — вставил Тим. — Прибавь газа.
Слезы, как прекрасно текли слезы. Рыдания, как мило она подавляла рыдания, но из горла все равно вырывались какие-то несвязные звуки, а плечи тряслись.
Сунув «Глок» в плечевую кобуру, Крайт перенес матерчатую сумку, резиновую трубку-турникет и миску с нарезанными яблоками на центральную кухонную стойку. Ничего не оставил на обеденном столе в пределах досягаемости свободной правой руки Мэри.
Встал рядом, наблюдая, как вытирает она мокрые щеки.
— Слезы красят женщину.
Она, похоже, злилась на себя за то, что дала волю слезам. Влажная рука сжалась в кулак, который она прижала к виску, словно волевым решением пыталась подавить разрывающее сердце горе.
— Мне нравится вкус слез в поцелуе женщины.
Она молчала.
— Я бы хотел поцеловать вас, Мэри.
Она отвернулась от него.
— Вы, возможно, удивитесь, обнаружив, что вам понравилось.
В ярости она глянула на него.
— Вам, возможно, понравится ходить с прокушенной губой.
Такой злобный отказ мог привести к тому, что человек, не столь владеющий собой, как Крайт, ударил бы ее. Он же просто смотрел на Мэри, а потом улыбнулся.
— У меня есть кое-какие дела, Мэри. Но я буду неподалеку, в соседней комнате. Если вы закричите, позовете на помощь, вас не услышит никто, кроме меня, а мне придется засунугь тряпку вам в рот и заклеить губы изоляционной лентой. Вы же этого не хотите, не так ли?
Жажда убить высушила все слезы.
— Вы — удивительная женщина, дорогая.
Он подумал, что сейчас она в него плюнет, но плевка не последовало.
— Воспитать сына, который готов за вас умереть, — он покачал головой. — Любопытно, что за человек ваш муж.
Вроде бы ей хотелось резко ответить, и Крайт ждал ответа, но она предпочла промолчать.
— Я скоро вернусь, чтобы уложить вас баиньки в «Экспедишн». А пока просто посидите здесь, Мэри. Помните и о светлой стороне. Благодаря вашему решению остались живы и вы, и Захари, и вся его семья.
Он покинул кухню, постоял в коридоре, прислушиваясь.
Мэри не издавала ни звука. Крайт ожидал услышать хотя бы позвякивание и услышал бы, если б она проверила, крепки ли наручники, но на кухне стояла тишина.
В гостиной Крайт снял со стены картину, изображающую бегущих по берегу детей. Положил на пол, опустился рядом с ней на колени.
Из кармана брюк достал нож с выкидным лезвием, раскрыл. Вырезал холст из рамы, потом разрезал картину на полосы.
Подумал о том, чтобы достать из рамок все фотографии с Тимом и тоже разрезать. Но, поскольку в самое ближайшее время он мог убить самого Тима, Крайт решил посвятить оставшиеся минуты в доме Кэрриеров более интересным и приятным занятиям.
Пит Санто не притормозил, проезжая мимо дома Кэрриеров.
Все выглядело как всегда, за исключением задернутых штор на окнах первого этажа. Мать Тима никогда их не задергивала.
— Припаркуйся здесь, — приказал Тим в конце квартала.
Пит свернул к тротуару. Растущие на улице деревья не позволяли увидеть дом. Заглушил двигатель.
Во время поездки Зоя перебралась из багажного отделения на заднее сиденье и теперь лежала, положив голову на колени Линды.
— Когда я узнаю, что у вас трудности?
— Если услышишь стрельбу.
— А по времени?
Он повернулся к ней лицом.
— Если мы не возьмем его за десять минут, значит, дело плохо.
— Подожди пятнадцать, — добавил Пит, — а потом уезжай.
— Оставить вас? — переспросила она. — Я не смогу это сделать.
— Сделаешь, — поддержал друга Тим. — Жди пятнадцать минут, а потом уезжай.
Вот тут он осознал, что ехать-то ей некуда.
Протянул Линде одноразовый мобильник.
— Возьми. Уезжай из этого района. Припаркуйся где угодно. Если один из нас не позвонит тебе в течение часа, двух часов, значит, мы оба мертвы.
Прежде чем взять телефон, она на мгновение яростно сжала ему руку.
Пит вышел из кабины и захлопнул водительскую дверцу.
— Деньги у тебя есть, — продолжил Пит. — Может, тебе даже стоит вернуться за этими золотыми монетами. Я бы не вернулся, но решать тебе. А потом начинай новую жизнь, в другом месте, под новым именем.
— Мне так жаль, Тим.
— Сожалеть не о чем. Если б я знал, к чему все придет, я бы поступил точно так же.
Он вылез из «Маунтинера», захлопнул дверцу, убедился, что заткнутый за ремень пистолет скрыт гавайской рубашкой.
Посмотрел на ее лицо в окне. За всю жизнь он не видел более красивого лица.
Он и Пит не пошли к парадной двери. Участки на этих улицах не разделялись переулками, задние дворы подходили друг к другу. Поэтому они могли пройти по параллельной улице и попасть к дому родителей Тима через участок соседа.
Шагая от внедорожника к ближайшему перекрестку, Тиму хотелось оглянуться, в последний раз взглянуть на нее, так хотелось, что не было сил устоять перед этим желанием, но он устоял, потому что уже взялся за дело и отвлекаться не имел права.
