Ворота школы закрыты. Я бегу вокруг, туда, где в проволочном заборе когда-то была дыра, и, о чудо, нахожу ее на месте, хотя протискиваюсь в нее с большим трудом. Оглядываюсь вокруг, иду прямиком к игровой площадке и вижу наш домик, но не на дереве, а на земле в углу — из соображений безопасности, конечно. Он теперь не синий, а черный и весь разрисован мелом.
И тут я вижу внутри спальный мешок и кучу одежды. Там кто-то есть! Бросаюсь к нему, думая на ходу: «Господи, сделай так, чтобы это была она!»
Снегопад такой густой, что в двух шагах трудно что-либо рассмотреть. Это может быть только она, ей некуда больше идти. Пожалуйста, Господи.
— Алиса! — зову я и плачу.
Бреду, задыхаясь, сквозь снег медленно, как муха, угодившая в сахарный сироп. Сердце бешено колотится, ноги ватные, слезы замерзают прямо на щеках.
— Алиса! — кричу я, добравшись до дома.
Комок одежды даже не шелохнулся. Начинаю разгребать его, надеясь увидеть лицо или руку, и вот в самой глубине вижу ее — мою Алису, укрытую всем, что она принесла с собой.
— Алиса! — Хватаю ее за руку и трясу изо всех сил, видя, как безжизненно ее лицо. Алиса! Просыпайся, вставай! Это я, Фой!
Ее глаза открываются в узкую щелочку.
— Тетя Челле? — невнятно бормочет она.
— Нет, Алиса, это я, Фой! — Мои слезы капают ей прямо на лицо, но она не чувствует их. Губы ее покрыты коркой.
— Фой? — шепчет она.
— Да, — отвечаю я, вытирая слезы.
— Мне кажется, я умираю, Фой.
— Алиса! Алиса? — Но она снова теряет сознание и больше не отвечает.
Я тесно прижимаю ее к себе, будто таким образом могу передать ей часть моих сил, и слышу шуршание — у нее на груди под пальто засунут большой кусок бумаги. Записка, написанная на обратной стороне портрета какой-то женщины со странными бровями. Нет, это не записка, это признание, адресованное Скантсу: все, что она сделала, все, о чем лгала.
— Алиса, пожалуйста, проснись, — я отбрасываю записку, снимаю с себя куртку и накрываю ее, хоть она и так уже укрыта многими слоями одежды. Она так замерзла, так долго пробыла здесь — целых пять дней. Но ведь я уже здесь, и она жива, она только что со мной говорила.
Нахожу ее руки и натягиваю на них мои перчатки, но ее пальцы холодны, как лед.
— Сожми мою руку, Алиса.
Чувствую легкое пожатие, но это все, на что она сейчас способна. Она здесь, прямо возле меня, но она неумолимо отдаляется. С трудом набираю замерзшими пальцами номер телефона службы спасения.
— Пожалуйста, поторопитесь, — плачу я в трубку. — Пожалуйста! Я не могу снова ее потерять.
Глава двадцать шестая
Сижу возле кровати Алисы и время от времени отключаюсь. Периодически в палату забегает женщина-врач, которую зовут Шелли Бухари, и хоть ее имя лишь отдаленно напоминает имя моей матери, мне кажется, что мама каким-то мистическим образом тоже здесь, с нами. А еще у Шелли такой же цвет кожи и похожие вьющиеся волосы. Я уже раза три спрашивала ее, когда Алиса поправится, но она снова и снова повторяет одно и то же:
«Потерпите. Мы сообщим вам, если в ее состоянии наметятся изменения».
«Мы постоянно наблюдаем за ней, но тут требуется время».
«Ее организм реагирует на лечение правильно, пульс уже пришел в норму, но надо подождать».
Короче, сплошные любезности и правильные слова. В палату постоянно забегают медсестры, чтобы проверить капельницу и поправить одеяло, но ничего нового я не узнаю. Остается только ждать, что я и делаю. Держу Алису, которая дышит через толстую синюю трубку, за руку и все время говорю с ней. Несмотря на то что Алиса укрыта одеялом, а тело обложено грелками, ее кожа все еще холодная на ощупь. Смотрю телевизор, гладя ее руку, поправляю ее черные волосы и жду. Читаю газету, сплю, покупаю в автомате что-нибудь перекусить, снова смотрю телевизор и продолжаю ждать.
Возвращаясь в очередной раз от автоматов с шоколадным батончиком и пакетом чипсов в руках, обращаю внимание на какое-то движение и доносящиеся из палаты звуки: две медсестры склонились над Алисой и убирают ее трубки, а она смотрит вокруг диким взглядом и кашляет, ловя воздух открытым ртом.
— О господи! Что случилось? — Бросаюсь в палату, уронив все, что было у меня в руках, на пол.
— Все хорошо, — успокаивает меня одна из медсестер. — Она пришла в сознание.
Как же долго я ждала этих слов! Когда медсестры оставляют Алису, она еще некоторое время продолжает кашлять, стараясь глубоко вдохнуть. Но вот она начинает оглядываться вокруг, замечает меня и хмурится.
— Тетя Челле?
Беру ее за руку, которая теперь уже гораздо теплее.
— Нет, это я, Фой.
— Нет, ты тетя Челле.
— Нет, я Фой, — отвечаю я, качая головой. — Просто я очень на нее похожа.
Губы Алисы начинают трястись, но прежде чем хоть одна слезинка успевает скатиться у нее из глаз, я уже крепко обнимаю ее. Она вся дрожит, как еще совсем недавно дрожала и я, но теперь мне надо быть сильной, чтобы поддержать ее. Немного отодвигаюсь в сторону и вытираю рукой глаза.
— Как ты выросла, — говорит Алиса, не отпуская мою руку.
— Ага. Столько времени прошло…
— И ты меня нашла.
— Ты помнишь, что с тобой случилось?
— Да, — хрипло говорит она и смотрит на меня виноватым взглядом. — Я сделала ужасную вещь, Фой. Совершенно ужасную.
— Я знаю. Это ничего, все будет хорошо.
— Правда?
— Да, обещаю.
— Но… я убила его. Фрида Кало знает.
— Кто такая Фрида Кало?
— Женщина на портрете. А где он?
Вспоминаю ее признание, написанное на обороте портрета женщины со странными бровями, которое я сожгла во дворе школы, ожидая прибытия скорой помощи.
— Не беспокойся о нем.
— Где это я, Фой? В раю?
— Ты в больнице в Таунтоне. Тебя привезли сюда с переохлаждением и удалили несколько отмороженных пальцев на ногах.
— Наш замок был на другом месте. Они перенесли его.
— Да, я знаю.
— Я думала, что вы все будете там, а там никого не оказалось.
— Мы уехали оттуда несколько лет назад.
— А где Айзек? — Алиса улыбается и закрывает глаза. — Он тоже здесь? А Пэдди?
— Нет, они оба дома, но шлют тебе привет. Мы теперь живем во Франции.
— И ты тоже живешь вместе с ними?
— Да, мы живем все вместе. Айзек и Пэдди женились, и у них есть дети.
— А тетя Челле и дядя Стью?
Мне так хотелось рассказать ей только хорошие новости, но она уже прочла ответ в моих глазах. Я не могу лгать ей и только молча качаю головой. Она снова прижимается ко мне, и мы плачем вместе.
— Они оба? — шепчет она, и я киваю в ответ. — Ну ничего, ничего.
И вот теперь уже она утешает меня.
— Мама всегда хотела, чтобы я нашла тебя, — говорю я, отодвигаясь. — Она говорила, что мы должны выяснить, что с вами стало.
— Она была мне как мать. Мы ведь с тобой сестры, правда, Фой? Ты и я.
— Как бы мне этого хотелось…
— А я ведь собиралась расстаться с жизнью, Фой. Я приняла таблетки…
— Ш-ш-ш, я знаю.
— Мне кажется, я приняла только две. Я не смогла…
— Ш-ш-ш, все хорошо.
— Большинство из них упало в ванну, когда тот человек… — Она замолкает и замыкается в себе.
— У нас будет время, чтобы поговорить об этом, — говорю я, целуя ее в лоб. — Господи, мне не верится, что ты здесь. Мне все время кажется, что я вот-вот проснусь и…
— Как ты нашла меня?
— Ты помнишь Кейдена? — Я все еще сжимаю ее руку в своей. — Который жил в квартире над тобой.
— Он работает в тренажерном зале. Он как-то странно себя повел. Ты знаешь его?
— Это был частный сыщик, которого я наняла, чтобы отыскать тебя.
— Нет, он работает в тренажерном зале, — хмурится она. — Он научил меня приемам самообороны, которые спасли мне жизнь.
— Это было его прикрытие. Он работал на меня. Я не хотела вмешиваться в твою жизнь, мне только хотелось знать, счастлива ли ты.
