Она жила за углом, и мы решили к ней заглянуть. Котенок оказался пестрым и совсем крохотным. Хозяйка, высокая, дородная женщина, объяснила, что он был самым маленьким в помете и совсем не растет. И призналась, что у него что-то не в порядке с глазами. На все натыкается, сказала она. И залезает лапами в еду. Женщина посадила котенка на мозолистую ладонь, он сидел и жалобно мяукал.
Я достала из сумки фотографию Джо и показала ей.
— К вам не заходила наша приятельница, не спрашивала у вас котят?
— Что? — переспросила она. Опустила котенка на пол и стала вглядываться в снимок. — Нет, не заходила. Я бы узнала. А в чем дело?
— Долго рассказывать, — ответила я, и она не настаивала. — Ну, мы пошли. Надеюсь, вы сумеете пристроить своего котенка.
— Вряд ли, — ответила женщина. — Разве кто-нибудь захочет держать слепого кота. Придется отнести его в питомник. Бетти примет.
— Кошачий питомник?
— Наверное, это звучит слишком официально. Просто Бетти помешана на кошках. Души в них не чает. Живет ради них. Возьмет любую бродячую кошку. У нее живет уже около пятидесяти, и они постоянно размножаются. Домик у нее маленький, так что обстановка — не дай бог. Она сведет соседей с ума. Может быть, вам стоит съездить туда, если вы ищите котенка.
— Где она живет? — спросила я и достала записную книжку.
— На Луин-Кресент. Номера я не помню, но вы не ошибетесь — убогий домик, все окна на втором этаже заколочены. Выглядит брошенным.
— Спасибо.
Мы вернулись к машине.
— На Луин-Кресент? — спросил Бен.
— Заедем, раз уж мы здесь.
Мы нашли это место на карте и повернули в ту сторону. В машине было уютно, но снаружи пронизывал холодный ветер. Изо рта у нас вился парок. Бен взял меня за руку и улыбнулся. В теплых пальцах чувствовалась сила.
Дом явно обветшал. У входа стояли сорняки и замерзшие, сопревшие подсолнухи, из бачка вываливался мусор.
По стене бежала трещина, краска на оконных рамах облупилась и слезала крупными хлопьями. Я нажала кнопку звонка, но звука не услышала. Нажала еще сильнее.
— Не помню, — начал Бен, из-за двери доносилось мяуканье и шипение, — я тебе не говорил, что у меня аллергия на кошек? Душит астма, и краснеют глаза.
Щелкнул замок, но дверь осталась на цепочке. Звуки усилились. Сквозь щель просунулось женское лицо.
— Привет, — поздоровалась я. — Извините за беспокойство.
— Вы из муниципального совета?
— Нет-нет, нам сказали, что у вас много кошек.
Дверь приоткрылась чуть шире.
— Заходите, — предложила хозяйка. — Только смотрите никого не выпустите. Давайте быстрее.
Не могу сказать, что поразило нас в первую очередь: волна жары или ударившая в нос вонь от мясной кошачьей еды, мочи и дерьма. Кошки были повсюду — на диване, на стульях, свернулись у электрокалориферов, лежали на полу мягкими коричневыми комьями. Некоторые умывались, другие мурлыкали, две, выгнув спины и подергивая хвостами, шипели друг на друга. У двери на кухню стояли миски с кормом, рядом три или четыре кошачьих туалета. Сцена представляла собой отвратительную вариацию на тему фильмов Уолта Диснея. Бен в ужасе застыл на пороге.
— Вы Бетти? — спросила я, стараясь не морщиться.
— Да. Вы угадали.
Бетти оказалась пожилой женщиной: ее лицо сморщилось, шея была дряблой, на пальцах и запястьях синели старческие прожилки. На ней был старый, весь в кошачьей шерсти, халат, на котором не хватало нескольких пуговиц. Но пытливые карие глаза смотрели проницательно.
— Нам сказали, вы подбираете бродячих кошек и иногда отдаете людям, которые хотят завести животное.
— Прежде я должна убедиться, что отдаю в хорошие руки, — ответила хозяйка. — А меня не так легко убедить. Я не отдаю кошек кому попало.
— Мы подумали, что наша приятельница могла заходить к вам, — сказала я и показала фотографию Джо.
— Заходила.
— Когда? — Я сделала шаг вперед.
— Трудно сказать — такие, как вы, постоянно ко мне шатаются — кружат и кружат перед глазами. Но она мне не понравилась. Считает, что кошек можно выпускать из дома когда заблагорассудится. Вы представляете, сколько их ежегодно попадает под машины?
— Не представляю, — помотала я головой. — Так вы не дали ей кошку?
— Видимо, ваша приятельница не очень хотела взять, — объяснила Бетти. — Стоило мне в ней усомниться, как она тут же выскочила за дверь.
— И вы не можете сказать, когда это было?
— Напомните мне сами.
— В будни? На выходные?
— Это было в тот день, когда приезжали мусорщики. Я слышала, как они грохотали на улице, когда мы с ней разговаривали.
— И что это был за день?
— Должно быть, среда.
— Значит, среда, — повторил Бен, который так и не сдвинулся с порога. — А в какое время?
— Не понимаю, почему я должна отвечать на ваши вопросы, — проворчала Бетти.
— Видите ли... — начала я.
— Утром или вечером? — прервал меня Бен.
— После обеда, — вспомнила хозяйка. — Мусорщики обычно приезжают в то время, когда я кормлю моих кошечек. Милашки, — обратилась она к комнате, которая словно бы шла рябью от кошачьей возни.
— Спасибо, вы нам очень помогли, — поблагодарила я.
— В прошлый раз вы говорили то же самое.
Моя рука замерла на ручке двери.
— Я приходила сюда раньше?
— Конечно. Только в тот раз вы были одна.
— Бетти, вы можете ответить, когда я к вам приходила?
— Не надо говорить так громко. Я не глухая. И не придурок. На следующий день после визита вашей знакомой. Потеряли память, не иначе.
* * *
— Домой? — спросил Бен.
— Домой, — согласилась я и вспыхнула от того, что произнесла это слово. Он заметил мое смущение и положил мне ладонь на колено. Я повернулась к нему, и мы поцеловались — очень нежно, так что губы едва касались друг друга. Наши глаза оставались открытыми, и я видела в его зрачках свое отражение.
— Домой, — повторил он. — К тостам и чаю.
Навстречу любви в неосвещенной комнате, где по-прежнему тепло и уютно, когда на улице крепчает мороз и сгущается тьма. Там мы не обсуждали неприятные вещи, а поступали как все свежеиспеченные любовники — спрашивали друг друга о прошлом. По крайней мере спрашивала я.
— Я же тебе рассказывал, — ответил Бен.
— Разве? Ты имеешь в виду до меня?
— Да.
— Странно сознавать, что носишь в себе всю эту информацию: то, что произошло со мной, твои слова, чужие тайны. Как ты считаешь, если я не помню, это одно и то же, как если бы этого вовсе не происходило?
— Не знаю, — ответил Бен. Я провела пальцем по его губам — он улыбался в темноте.
— Расскажи мне снова. Кто была до меня?
— Лия. Дизайнер интерьеров.
— Красивая?
— Не знаю. Наполовину марокканка, очень яркая.
— Она жила здесь? — спросила я.
— Обычно нет.
— Сколько времени вы провели вместе?
— Два года.
— Порядочный срок. И что же произошло потом?
— Почти год назад она влюбилась в кого-то еще и ушла.
— Глупая женщина. Разве можно от тебя уйти? — Я погладила его по мягким волосам. Было еще не поздно. Мы лежали под пуховым одеялом, словно в пещере, а внешний мир словно бы свернулся. — Тебе было больно?
— Да, — ответил Бен. — Думаю, что да.
— А теперь прошло?
— Теперь это в прошлом.
— Нам надо поговорить о Джо, — сказала я, помолчав.
— Знаю, — помрачнел он. — Мне не следует быть таким счастливым. — Бен потянулся к выключателю и зажег ночник. Мы оба зажмурились от внезапной вспышки света. — Значит, она приходила за кошкой в среду после обеда. А ты разыскивала ее в четверг.
— Да.
— И теперь гонишься сама за собой.
— Как выразилась сумасшедшая кошатница: кружу, кружу, и все без толку.
Бен вышел купить на ужин продуктов, а я, подчинясь внезапному импульсу, позвонила Сэди:
— Привет. Угадай, кто это?
— Эбби? Господи, Эбби, куда ты запропастилась? Ты хоть знаешь, что у меня нет даже номера твоего телефона? Вчера вечером ходила к Сэму. У него был маленький междусобойчик по поводу дня рождения. Все очень удивились, что ты не пришла. Даже выпили за тебя. Поднимали тост за отсутствующих друзей. Никто не знал, как с тобой связаться. Ты словно исчезла с лица земли.
— Знаю, извини. Мне вас очень не хватает, но сейчас я ничего не могу объяснять. Как я могла забыть о его дне рождения? Раньше всегда помнила о таких вещах. Голова кругом.
— С тобой все в порядке?
— Более или менее. В чем-то да, в чем-то нет.
— Очень таинственно. Когда мы увидимся? Где ты остановилась?
— У приятеля, — туманно ответила я. — А увидимся скоро. Вот только кое-что улажу. — Я хотела сказать: «Сначала спасу свою жизнь». Но это прозвучало бы по-идиотски. Особенно здесь, в доме Бена, где горел свел, гудели калориферы и с кухни доносился шум посудомоечной машины.
— Слушай, Эбби, я разговаривала с Терри.
