Короткая передышка в гримёрной-уборной. Припудривание. Руки-плети.
Массирование лодыжек. Асексуальная обнаженность. Проветриться бы.
– Девки, пора! чтоб их всех!!!
И стайкой – на выход. Сначала кордебалет – Яна чуть позже. «Звезда» должна затмевать, пусть кордебалет до поры до времени померцает, минуту – другую..
– Девки!!! На выход!!!
– Идем, идем! Чтоб вас всех!!
И последняя, покидающая гримерную-уборную, обернувшись в дверях, вроде внезапно осененная:
– Да! Яна! Я с тобой хотела кое о чем…
Блонда-зайчик, Нимфоманка с фригидным взглядом.
– Ты же не обиделся, дорогой? Я тебя не обидел? Скажи, дорогой! – сердобольно беспокоился Наджаф.
– Ты меня не обидел, – успокоил Бакс.
– Я тебя не обидел, да. Но ты не обиделся? – модулировал голосом Наджаф.
– Ты меня не обидел, – отмодулировал Бакс в ответ.
Слушать и слышать – разные вещи. «Меня невозможно обидеть!» и «Я на тебя в обиде!» – разные вещи.
Наджаф умел и слушать и слышать. Однако полагал себя в достаточной силе, чтобы не быть никем обиженным, но быть на кого-то в обиде.
Неспешная, негромкая беседа в кабинетике кончилась. Кончилась ничем. Не договорились. Все уже встали, блюли неписаный протокол, обмен прощальными кивками, паузой, показным дружелюбием и необязательными, но необходимыми любезностями.
– Твой человек – хороший человек. Пусть когда хочет приходит. Я разве возражаю? Я не возражаю. Гостем будет.
– Спасибо, хозяин.
– Тебе спасибо, дорогой. Твои слова дорогого стоят!
– Они очень дорогого стоят, Наджаф.
– Ва! Мы не бедные, отплатим по полной. Твоим здоровьем клянусь, дорогой! И твоим тоже, ма-альщ-щик… – сально ухмыльнулся юристу-Юрии. Мальщик, конфетку хочешь? Очень тугое молчание. Чиз-смайл. Чужая территория. Сегодня, пока, сейчас – чужая. Чи-из.
– Шутка такая! – пригласил к смеху Наджаф.
– Смешно! – согласился Бакс. Животики надорвать! – вежливо поддержал Юрия.
– Ге-ге-ге! – вдруг отреагировал Бодя. Насчет «животики надорвать» – это он всегда готов хоть кому.
Вот только территория чужая.
И Наджафу смешно. И джигитам Наджафа смешно.
Смеется тот, кто смеется последний. Последний раз.
Дорогие гости, не надоели вам хозяева?
Младшой Степа дремал. Гуртовой бодрствовал. Пора бы уже чему-нибудь случиться. И – ничего.
Водила-Член в «мерседесе» тоже дремал. Изредка вскидывался, когда двери «Востока» выпускали очерёдных отдохнувших клиентов. Нет, не они, не те. Опять не те. И опять не. И опять никого. Ничего.
Наконец-то! Они! Вся троица – Бакс, Юрия, Бодя. Почетные проводы – сам Наджаф в окружении своих амбалов до порога и через порог сопроводил. В добрый путь!
Сели в «мерседес», неспешно отъехали.
А Наджаф с амбалами еще постояли на ступеньках, покурили по сигаретке, перебросились словом, ушли обратно, внутрь. И все. И ничего.
Гуртовой похлопал младшого по плечу:
– Степа. Сте-опа! Евсеев!
Тот встрепенулся, уставился на то место через дорогу, где вот только что парковался «мерседес». Пусто.
Плохо соображая спросонок, завелся с полоборота, рванул было. По газам!
– За ними?! А куда они?! А где?!
– Где-где!.. Двигай в управление… М-мать!
5
Звук – непредставим. Именно потому, что представляется сразу несколько причин, несколько субъектов или объектов, его издающих. Который из них?
То ли крыса пищит.
То ли кошка мяучит.
То ли младенцев на свалку выбросили…
То ли смех.
То ли плач.
То ли боль.
То ли оргазм…
То ли «ки-ай», вдох-выдох.
То ли визг покрышек летящей юзом машины.
То ли предсмертный крик.
Крик!
– Япоша! Ты?! Ты че?! – приподнялся на локте «кобел» – Лёва. – Э, Япоша!
Действительно, че? Даже от ночных кошмаров так не кричат. А кричат так, когда вдруг настоящая, а не мнимая смерть приходит. Весь барак разбудила. Ты че?
Маска. Не Лицо – маска. Сомнамбула. Заключенная Анна Ким, статья 106, срок три года. Она шла к двери – и упаси Бог кому-либо попасться на пути. Глаза открыты, но лучше бы они были закрыты.
«Кобел» – Лева из добрых побуждений бросился за ней – остановить. И рухнул с утробным рычанием. Остальные, подобравшие ноги под себя, каждая – в комочек. Жу-у-уть! Че это она?!
Не стойте на пути!
На пути стояла дверь.
Удар. Удар! Удар!! Кулаком. Локтями. Ногами. Тот случай, когда еще чуть – и стенку лбом можно прошибить.
Ки-ай! Ки-и-иай! Окрики. Шум. Стук каблуков. Заполошный испуганный вой в бараке.
Ки-ай! Разбить. Уйти. Уже кровь. Пелена. Розовая, красная, бордовая, черная. Ки-и-иай!
Если эта Ким – полное шизо, то и место ей в ШИЗО.
Штрафной изолятор. Вот там ей и место. Или в психушке. Взбесилась! Да как! Чтоб ее скрутить, целый наряд понадобился, так она чуть их всех не угробила. Ой бу-удет ей теперь довесочек к сроку, ой бу-удет!
А пока пусть охолонет. А чтобы башку не разбила – себе или кому-нибудь – пусть охолонет в смирительной рубашке. Целей останется – и она, и кто другой. Из ШИЗО еще никто никогда не сбегал. Из смирительной рубашки еще никто никогда не выпрыгивал. Не было такого…
… Нужно иметь чудовищную силу, сосредоточенность и… нужно зацепиться за какой-то предмет.
Анатомия человека, суставы, гибкость – усредненные представления о возможностях среднего человека. Цирк. Старый папа О: уйти можно из любого захвата.
Цирк. Упаковывание в стеклянный прозрачный кубик с полуметровыми (не более) гранями. Погружение кубика в мешок. Узлы на мешке – пусть завяжет любой из публики! Дробь, темнота. Вспышка. Ап!!!
Из любого захвата можно уйти. Из любого…
Небо серое, предрассветное. Не в клеточку, но в проволочку. Колючую. Нельзя жить в обществе и быть…
И топот, топот. И команды по громкой связи:
– Внимание! Локальные сектора перекрыть! Бараки закрыть! Внимание! Локальные сектора перекрыть!
И телетайп: При задержании соблюдать особую осторожность…
Побег? Побег.
Да, но, ка-ак?!
– Внимание! Локальные сектора перекрыть! Бараки закрыть!
Поздновато хватились.
И верещание звонков. Всех сразу и вразнобой.
И ошарашенные лица – тех, кто охраняет, и тех, кого охраняют. Она сквозь стены, что ли?! Эта? Эта могла! Но ка-ак?! А вот смогла ведь. Наверное, очень тяжко было.
Можно выйти? – из детства.
– Потерпишь! Урок закончится – выйдешь.
– Не могу терпеть. Я выйду.
– Я сказала, потерпишь… Итак, дано… Где Ким?!!
И звонок. Урок закончен. Перемена.
Большая перемена в жизни очень многих. Звонок.
6
Звонок.
«Это автоответчик. Ваше сообщение записывается. После короткого сигнала у вас в распоряжении тридцать секунд. Спасибо».
– Баксик! Звякни до семнадцати в «Орфей». Я буду там. Бумаги готовы – я их проработал. Они согласны. Наших – пятнадцать процентов, но есть один пунктик, и мы их съедим. Нотариус готов, мой человек. Если до семнадцати не появишься, звони в «Оборот» – я из «Орфея» туда.
– Товарищ Баскаков… Э-э… В общем… Черт! Никак не привыкну… Это Изупов. Из Томска. По поводу леса. То есть я уже здесь… Короче, я перезвоню попозже, когда вы дома будете. Вы после девяти – дома? А я – Изупов. Из Томска. Помните, вы обещали: ваш юрист изучит вопрос. Я и прилетел. Короче, я перезвоню.
– Шеф! Это Член. Я тут, кажется, приболел. Сыпь какая-то. Кха! И температура. Ломит все. Я денек-другой отлежусь? Или как? Можно? А то озноб еще… Нет, правда!
– Але! А-а-але! Как автоответчик автоответчику скажу: вы болван, Штюбинг! Хи-хи!.. Дай-дай, я тоже скажу. У меня зазвонил телефон. Кто говорит? Слон!.. Не толкайся! Все на подушку пролил, урод!.. На себя посмотри! А-але! Ку-ку! Я тучка-тучка-тучка, я вовсе не медведь… Ай, не щипайся, зараза! А ты не толка…
– Алло. Примите телефонограмму. Баскакову Анатолию Марковичу. Презентация акционерного общества «Оборот» состоится во Дворце молодежи. Москва. 21 августа, 19.00. Просьба подтвердить прибытие. Размещение в гостинице «Россия». Передала Шипилова.
– Бакс? Что случилось? Что-нибудь случилось? Я сделала все, как договорились, но так мы не договаривались. Где она? К ней в общежитие уже чучмеки приходили – Рыжик мне сообщила. Их не пропустили, но ЕЕ нет. Где она, Бакс? Ты позвонишь? Хорошо бы ты позвонил. Мне будет спокойней. И… тебе. Ты позвонишь? Бакс, мы так не договаривались, Бакс!
– Здравствуй, дорогой. Наджаф говорит. Видишь, сам тебе звоню. Ты, когда у меня был, ничего не потерял? Молодец! А у меня, понимаешь, девочка потерялась. Хорошая девочка, послушная. Слова плохие не говорит, не пьет, не курит, спать вовремя ложится. И потерялась. Ты не поможешь найти? Не в милицию же нам с тобой вместе обращаться, дорогой, понимаешь. У тебя много друзей, у меня много друзей. Сегодня я потерял, завтра ты все потеряешь. Нам надо друг другу помогать, так, дорогой? Или не так? И время какое, сам знаешь. Время еще есть – до вечера, до девяти часов. А там… смотри.
