Я поблагодарил за помощь девицу в сером, она отозвалась кратким "rien" — ничего, мол. И отправился к себе в отель на улицу Кастеллане — это позади церкви Мадлен. Ночной портье, даже не взглянув на меня, протянул ключ. Такое безразличие показалось мне несколько наигранным — даже для португальца, работающего посменно. Но тут я вспомнил припаркованный напротив входа в отель странного вида грузовичок: на нем значилось "Посуда", а посудного магазина поблизости, как на грех, нет. Полицию, видно, это обстоятельство не смутило: работать-то надо.
Моя комната с виду была в порядке, но только с виду, поскольку волосок, который я заложил в последний роман Ле Карре, оставленный на полке в шкафу, исчез, а французские горничные пыль внутри шкафов не стирают. И бритву мою в футляр положили не так, как кладу я.
Выдрав из блокнота исписанные странички, я сунул их в карман пиджака, заново заложил волос в книгу и пошел ужинать. Портье посмотрел на меня опасливо, фургон оказался на месте — без сомнения, в борту есть дырочка и оттуда, прильнув глазом, кто-то следит за мной. Я не мог отказать себе в удовольствии приветливо помахать рукой невидимому наблюдателю и свернул на улицу Тронше в надежде съесть омлет и запить его добрым красным вином.
Разговор с Вавром не дал ровным счетом ничего. Меня провели на второй этаж штаб-квартиры ДСТ на улице Соссе, 13. Миновав несколько длинных унылых, с серыми стенами, коридоров, я оказался в кабинете человека, входящего, по мнению многих, в пятерку самых могущественных людей страны. Кабинет был скучный и безликий, вполне подходящий, впрочем, для суперсыщика. На стене позади стола, за которым восседал хозяин, все ещё красовался портрет генерала де Голля, хотя ему недавно пришлось подвинуться, чтобы освободить место для изображения Миттерана. Остальные стены были голы. Мебель — типичная для французских правительственных помещений: будто предназначенная для совсем другого времени и места. Разукрашенная и претенциозная, она совершенно не соответствовала неприглядному сараю, в который её поместили.
Вавр с ходу приступил к делу:
— Я согласился принять вас, господин Кэри, только для того, чтобы предупредить.
Я промолчал, разглядывая физиономию Миттерана.
— Вы понапрасну тратите свое время и деньги вашего правительства. Наши службы провели подробное расследование и убедились в том, что смерть министра ни с какими секретами не связана. Я лично тоже убедился. Какие бы то ни было политические предположения на этот счет весьма нежелательны: люди в правительстве, сами знаете, разные и по-разному отнеслись бы к подобным слухам. Словом, советую вам вернуться в Лондон, месье, и доложить моему другу Пабджою, что за самоубийством Маршана ничего подозрительного не кроется.
Шеф контрразведки явно пребывал в отличном настроении: бледное пухлое лицо так и сияет доброжелательной улыбкой, по глазам ничего не угадать.
— Все не так просто, Monsieur le Directeur. У меня инструкции, и я ведь не нарушаю французских законов…
— Жаль будет, если вы их нарушите — пришлось бы принять меры…
— Не извольте беспокоиться, господин Вавр, за мной следят днем и ночью — не то ваши люди, не то полиция, точно не скажу.
Вавр пожал плечами:
— Я могу вас выдворить из Франции — по какому-нибудь поводу или даже без.
— Знаю, — сказал я, — Только, надеюсь, вы этого не сделаете, потому что из Лондона тоже кого-нибудь выдворят. Труайе, к примеру…
Вавр будто не расслышал: поднявшись, он протянул мне руку. Манеры его были безупречны, но в словах таилась угроза:
— Я сказал все, что намеревался, господин Кэри, а теперь прошу меня извинить…
Я пока не придумал способа, как связаться с Альфредом Баумом. Не мог же я справиться о нем прямо здесь, в штаб-квартире ДСТ. Если бы его начальство узнало, что я им интересуюсь, оно бы этому контакту помешало, да и сам он не захотел бы рисковать.
Отложив Баума на потом, я прошел несколько кварталов по улице Фобур-Сент-Оноре, направляясь в английское консульство. Мне нужна была Изабелл.
При моем появлении она закрыла ящик стола и улыбнулась:
— Ты по делу или просто так, моя радость?
— И то, и другое, Изабел. Давай послушаем музыку, хорошо? А то в этих стенах микрофоны — сколько от них не избавляйся, они все тут.
Она включила стоявший на столе транзистор, и дальнейшая наша беседа протекала на фоне Гайдна. Нарушив правила, я рассказал Изабел о том, что привело меня в Париж и что я успел сделать. Она слушала, вытянув и скрестив длинные ноги, сложив неподвижно руки. Зеленоватые холодные глаза смотрели мне в лицо, не мигая. Принимать красивые и ленивые позы Изабел научилась то ли в музее Родена, то ли в поместье своих родителей в Шропшире. Приобретение подобных навыков — удовольствие дорогое.
— Положи это к себе в сумочку, — я протянул записку на имя Пабджоя, предназначенную к посылке дипломатической почтой и зашифрованную так, что если кто её и прочтет, то решит, что автор просто спятил.
— Могу я ещё как-нибудь тебе помочь? — осведомилась Изабел.
— Можешь. Поужинай со мной. Заеду в девять. Если запоздаю — подожди. В семь у меня назначена деловая встреча, вдруг она затянется.
Следующих несколько часов я провел в архиве газеты "Монд", затем долго пытался найти домашний телефон Альфреда Баума, но в телефонной книге значилась целая дюжина А. Баумов, и я не знал, которого выбрать. В папке Маршана обнаружились две статьи Сегюра, которых не было в архиве "Юманите", и биографический очерк, опубликованный в свое время в "Монд", из него я узнал о ранних годах Маршана.
Попросив досье Марка Сегюра, журналиста, я получил ещё одну папку вырезок — в основном, это были сообщения о его смерти, последовавшей 3 июня 1950 года, и полицейские отчеты.
"Либерасьон", 4 июня 1950 г.
"Марк Сегюр, наш выдающийся и уважаемый автор погиб вчера утром, когда его автомобиль потерпел аварию на шоссе между Бурже и Леве. Бывшая с ним жена тяжело пострадала и доставлена в Бурже, в больницу "Шарите". Повидимому, машина на большой скорости потеряла управление и врезалась в дерево у обочины. Мадам Сегюр пока не пришла в сознание и не в состоянии рассказать, как произошло несчастье.
Марк Сегюр работал по редакционному заданию, готовил серию материалов о Сопротивлении, в частности о некоторых его аспектах, оказавшихся после войны — эта тема была предметом его внимания все последние годы…". Далее шла речь о журналистском таланте М. Сегюра и прочих вещах, меня не интересовавших.
"Либерасьон", 7 июня 1950 г.
"Вчера впервые Ариана Сегюр смогла побеседовать с инспектором полиции города Бурже по поводу автомобильной аварии, в которой погиб её муж, наш давний талантливый автор Марк Сегюр. К сожалению, её показания мало добавили к картине случившегося. По словам мадам Сегюр, она в пути задремала и не поняла, что произошло. Расследование показало, что к потере управления привела поломка шестерни руля. Деталь выглядит так, будто её подпилили, что и привело к неизбежной поломке. Проводить сдедствие назначен судья Альфред Андре".
Вполне в духе французской прессы — начать о чем-то интересном и бросить все на полпути. Меня начало всерьез увлекать это дело.
"Либерасьон" 28 июля 1950 года.
"Судья А. Андре, ведущий следствие по делу Марка Сегюра, сообщил вчера, что дело попадает в раздел нераскрытых преступлений. Судебное расследование и интенсивный поиск, проведенный полицией, ни к чему не привели. Подозреваемых нет. Можно предположить, что кому-то хотелось, чтобы репортаж, над которым работал покойный, не появился на свет, однако сотрудники нашей газеты не знают, чему именно он был посвящен, и потому не могут помочь следствию".
Еще одна загадка. Полицейские, побывавшие в квартире Сегюра через два дня после аварии, не нашли (во всяком случае, заявили, будто не нашли) никаких блокнотов или бумаг, касающихся его последнего задания. В машине, если верить полиции, тоже ничего не обнаружено. Не странно ли это? В чьих интересах было спрятать или уничтожить материалы?
Трудно поверить, что редакция газеты, публиковавшая статьи Сегюра, так-таки и не знала, чем он занимался. Конечно же, последняя его поездка была связана с каким-то исследованием из той же серии. Кто должен был стать персонажем новой статьи? И куда подевались его записки? Журналист без блокнота — что за чушь! Однако все мои доводы повисли в воздухе — события произошли четверть века назад. Разве что попытаться отыскать Ариану Сегюр вдруг она что-нибудь вспомнит? Да, но как её найти? Может, её и в живых-то давно нет. Я терялся в догадках — помочь мог хорошо осведомленный человек. Кто-нибудь вроде Альфреда Баума.
Вернувшись в половине седьмого в отель, я проверил, на месте ли волосок, заложенный в роман Ле Карре, и заложил ещё один в стопку белья и рубашек, сложенных в шкафу. Потом запер комнату, спустился вниз и, оставляя ключ у портье, спросил его, как пройти к авеню Вильер (место не хуже всякого другого, если надо сбить со следа шпиков). Дошел до кинотеатра на площади Мадлен, купил билет, расположился в зале поближе к двери с надписью "Выход" — и улизнул через неё тут же, бросив прощальный взгляд на знакомого юнца, того, что следил за мной на Северном вокзале, а теперь как раз уселся на два ряда позади меня. Через боковой выход я попал на улицу Виньон и сразу поймал такси. Весь путь от отеля занял семь минут.
