Воспоминания
Когда Витя пошел в школу, у него появилась мачеха — отец женился. Она по-своему заботилась о мальчике, старалась заменить ему мать. Но он, привыкший к одиночеству, предпочитал уходить из дома на весь день. Взяв с собой книги, где-нибудь прятался и увлеченно читал, погружаясь в более интересный и привлекательный, нежели окружающая действительность, выдуманный мир. Учился Витя в школе неровно: когда ему было интересно, делал уроки и получал за них отличные оценки, когда неинтересно — даже не заглядывал в учебники, хватал тройки. Много лет спустя психологи начнут утверждать, что наиболее интересный тип людей — это те, кто в школе получал разные оценки. С неуспевающими учениками все ясно, с отличниками тоже понятно. Они предсказуемы. А вот из учеников, которые получают то пятерки, то тройки, отличаясь нестандартным поведением, мышлением и любознательностью, впоследствии нередко вырастают лидеры. Но это откроют только через полвека после того, как в конце пятидесятых Витя Ермакович неровно учился в школе, удивляя педагогов, которые считали его достаточно способным мальчиком.
В восьмом классе Витя принял решение поступить в горный техникум. И тем же летом они с Колей отправились в Сальские степи, нанявшись пасти конские табуны. Они на всю жизнь запомнили июньские короткие ночи, желто-красное солнце на горизонте, купание лошадей, их характерный норов. Животные чувствуют человека, его поведение, его страх и решительность. Оказалось, что нельзя паниковать, когда лошади сбиваются в кучу, во главе которой может оказаться норовистая кобыла, как нельзя и проявлять чрезмерную жестокость, которая сразу сказывается на отношениях человека с животными. Может быть, именно тогда Витя Ермакович и понял, что существует некий баланс, которого надо придерживаться и в отношениях с людьми, стараясь не проявлять ни своей слабости, ни излишней строгости.
Пожалуй, это были лучшие дни его жизни. Он делился с лошадьми неровно нарезанными ломтями ржаного хлеба, чувствуя мягкое прикосновение конских губ, научился отличать животных, узнавая их по внешнему виду, характеру, манере поведения. По ночам они с Колей, глядя на звездное небо, раскинувшееся над ними, мечтали о будущем, фантазировали, каким станет мир через двадцать, тридцать лет. Как у всех людей, родившихся во второй половине двадцатого века, в их рассуждениях присутствовала некая мистическая цифра с тремя нулями, означающая начало нового века. Двухтысячный год казался невозможно далеким и невероятно интригующим. Они спорили до утра, отстаивая каждый свой вариант развития цивилизации. Коля считал, что к тому времени все изменится настолько, что не останется ни стран, ни границ, ни денег. Будет всеобщая утопия, про которую им рассказывали в школе. Более практичный Виктор полагал, что мир людей изменят новые технические усовершенствования. Впоследствии он часто вспоминал эти их споры под открытом небом, рядом с молчаливыми табунами лошадей. В далеком шестьдесят пятом все казалось таким простым и понятным.
Когда Виктор вернулся домой, отец впервые с уважением посмотрел на повзрослевшего сына, который заработал достаточно денег, чтобы начать самостоятельную жизнь. Он успешно сдал экзамены в техникум, поступив туда на год раньше своего приятеля. Все, казалось, шло по накатанной колее…
Считается, что Бог посылает человеку ровно столько испытаний, сколько тот может вынести. В семнадцать лет Виктор Ермакович уже работал автослесарем на том самом металлургическом заводе, на котором трудилась половина их города. А еще через три месяца его арестовали.
Страна готовилась отметить пятидесятилетие Великой Октябрьской революции, Украину награждали орденом Октябрьской Революции. Во время подготовки к столь знаменательному событию традиционно проводились различные кампании, в том числе и по укреплению социалистической законности. Правоохранительные органы отчитывались за выполнение своеобразных планов по успешной борьбе с преступностью. При этом отчетность велась по нескольким показателям. Если сокращалось общее количество преступлений против личности, это считалось хорошим признаком — значит, стало меньше убийств, квартирных краж, грабежей, случаев уличного хулиганства. Но если падали показатели раскрываемости преступлений, совершенных против государственной собственности, это выглядело серьезным упущением в работе милиции и прокуратуры. Руководство партии и государства априори исходило из убеждения, что такие преступления как всегда существовали, так и существуют. Именно поэтому снижение количества выявленных экономических преступлений признавали плохой работой правоохранительных органов. Выходит, они недостаточно выявляли случаи коррупции, расхищения социалистической собственности, халатности, предпринимательской деятельности.
Вот под такую кампанию и попал семнадцатилетний автослесарь металлургического завода Виктор Ермакович. Интересно, какой страшный ущерб мог нанести государству молодой парень, только несколько месяцев проработавший на производстве? Однако в годы тотального дефицита любые запасные детали, оставленные для своевременного ремонта заводских аппаратов, легко переквалифицировались на украденные у государства. Следствие длилось несколько месяцев. Учитывая, что автослесарь не мог сам достать детали, а брал их у кладовщика, преступление попало под более тяжкую статью — не просто хищение социалистической собственности, а хищение, совершенное группой лиц.
И следователи, и прокуроры, и судьи понимали, что молодой человек невиновен. Но некоторую халатность кладовщика и руководителя хозяйственного отдела переложили на парня, еще не имевшего никакого жизненного опыта. Даже прокурор старался ему помочь — вытащить из этой тяжкой и нелепой ситуации, в которой молодой Ермакович оказался невольно. Но, попав под пресс проводимой кампании, Виктор был изначально обречен. По такой статье нельзя было закрыть дело и тем более оправдать человека, иначе прокуроров и судей тоже обвинили бы в нерадивом исполнении их обязанностей и потворстве самому страшному преступлению, какое только было в Уголовном кодексе шестидесятых годов, — хищению социалистической собственности. В случаях за подобные преступления давали даже высшую меру наказания. Виктор получил минимальный срок — три с половиной года лишения свободы.
Это было больно, несправедливо и страшно. Молодого парня отправили в исправительную колонию, находившуюся в Кременчуге, далеко от дома, где он должен был провести такой невероятно долгий срок.
Тогда ему казалось, что вся его жизнь рухнула. В устоявшейся советской системе человек, имеющий судимость, был обречен на ничтожное существование в дальнейшем. Его не принимали на хорошую работу, не выдвигали по службе, не выпускали за границу, ему неохотно разрешали учиться в высшем учебном заведении, не давали рекомендации в партию, не позволяли даже близко подходить к предприятиям, связанным с государственными секретами. Одним словом, человек, отбывший наказание, все равно оставался до конца своих дней изгоем.
В колонии его встретили недружелюбно. Вот тогда-то он и усвоил еще один очень важный урок: никогда никого не просить, ни о чем не спрашивать, держаться независимо и ни перед кем не сгибаться. Последнее особенно не понравилось местному рецидивисту. Нигде не любят независимых людей. Независимый индивид — всегда вызов системе. И неважно, какая это система — государственная диктатура, тоталитарное государство или власть «пахана» в колонии. Человек, не встроенный в нее, бросает ей вызов. Ведь винтик, не завинченный до конца, может вызвать аварию всего механизма. Именно поэтому все диктаторы так не любят свободомыслящих людей.
Однажды вечером сразу четверо парней случайно оказались за сараем, где проходил Виктор. Ему было восемнадцать, им гораздо больше. И хотя он был высокого роста и достаточно физически развит, чтобы справиться с каждым из них, тут понял, что против четверых ему не выстоять. Можно было позвать на помощь, вырваться, закричать. Но это было не в его характере. Поэтому он поднял тяжелую палку и прислонился к стене сарая, ожидая их нападения. Четверо против одного. Они надвигались с молчаливым чувством уверенного превосходства, как стая волков, травящих оленя. Но Виктор чувствовал себя спокойно. Возможно, потому, что был уверен в своих силах. А может, потому, что знал, как нужно себя вести, не нарушая местного «кодекса чести». И это ощущение собственной силы и правоты своих действий перед лицом непосредственной угрозы он запомнил навсегда. Четверо нападающих увидели выражение его глаз и тревожно переглянулись. Было очевидно, что им все представлялось несколько иначе.
Четверо против одного. Однажды в школе Виктор дрался сразу с тремя взрослыми ребятами, но тогда рядом с ним был Коля. Ощущая в руках тяжелую палку, он неожиданно усмехнулся — уже знал, что не уступит этим подонкам. Они заметили его улыбку. И неожиданно замерли, поглядывая друг на друга. Среди них не было лидера, готового первым ринуться в драку.
