Римо шагал в утренней толпе парижских подростков-тинейджеров, пытающихся походить на американцев, с их дискотеками, гамбургерами и джинсами.
Римо был американцем и никак не мог взять в толк, чего этим французам не хватает. В их возрасте он не танцевал до утра, закусывая в «Макдональдсе». Римо Уильямс был патрульным в Ньюарке, штат Нью-Джерси, а если и танцевал, то только перед собственным начальством, чтобы иметь возможность жить дальше.
Но его юношеский идеализм привел лишь к тому, что на него навесили обвинение в убийстве, а наградой за его усердия стала путевка на электрический стул.
Только стул оказался не до конца электрическим.
Римо поплутал по извилистым улочкам, пока не оказался у бокового входа в парижский «Хилтон». Он содрал с себя одежду ночного сторожа, швырнув в мусорный бак и разгладил морщинки на синих легких брюках и черной тенниске, которые у него были поддеты внизу.
Жизнь и смерть Римо Уильямса. Позаимствованная униформа ночного сторожа, подъем по Эйфелевой башне, которую французам было лень чистить от ржавчины. Демонстративная расправа над торговцем наркотиками с тем, чтобы желающие заступить на освободившуюся вакансию крепко призадумались, стоит ли игра свеч. Приведение в порядок синих брюк и черной тенниски.
«Смерть» Римо на электрическом стуле выглядела куда живописнее. Его смерть была инсценировкой, дабы он начал работать на секретную организацию КЮРЕ. Далеко не все было в порядке в Соединенных Штатах Америки. Чтобы убедиться в этом, достаточно было высунуть голову из окна. Те, кто после этой процедуры умудрялись сохранить ее на плечах, убеждались, что дело было плохо. Волна преступности захлестывала страну.
Потому-то молодой президент и создал организацию КЮРЕ, нигде и никогда официально незарегистрированную. В ее ряды и вступил Римо Уильямс, официально считавшийся скончавшимся. Его задача заключалась в том, чтобы неконституционными методами защищать Конституцию.
Первым и единственным директором этой организации был Харолд В. Смит. Впрочем, в глазах Римо он тоже, в общем-то, и не существовал. Рационалист, логик, аналитик, Смит был начисто лишен воображения. Он жил в мире, где дважды два всегда равнялось четырем, хотя даже дети из выпуска шестичасовых новостей могли узнать, что жизнь устроена похитрее.
Римо шел по вестибюлю парижского «Хилтона», прокладывая себе дорогу через толпу улыбающихся, усатых служащих в беретах, которые сосредоточенно выказывали свое полное равнодушие.
Кроме них, в вестибюле не было ни души, и никто не воспрепятствовал молодому темноволосому американцу, который прошел к лестнице и пешком поднялся на девятый этаж, минуя «le coffee shop», «le drug store», «le souffle restoaurant», «le bistro» и магазин одежды «Ласкот».
Несколько мгновений спустя Римо оказался в номере люкс на девятом этаже, где и увидел Чиуна. Тот был точно там же, где Римо оставил его, уходя на задание: сидел на плетеном коврике на полу посреди гостиной.
Для всякого, кто впервые увидел бы Чиуна, тот показался бы маленьким, хрупким пожилым восточным господином с кустиками седых волос, окаймлявших большую лысину. Это было внешне правильно, но не более того. Точно так же можно сказать о дереве, что оно зеленое.
Дело в том, что Чиун был также Мастером Синанджу, последним представителем корейской династии великих специалистов в искусстве убивать. Именно Чиун обучил Римо искусству Синанджу.
От Синанджу произошли все прочие боевые искусства: каратэ, кунг-фу, айкидо, тай-кван-до, и каждое из них напоминало Синанджу, примерно как кусок ростбифа напоминает быка. Некоторые из этих дисциплин представляли собой окорок, некоторые филе из вырезки, но Синанджу являло собой единое целое.
Чиун научил Римо и ловить пули, и убивать такси, и лазить по ржавым эйфелевым башням. Все это достигалось с помощью бесконечных ресурсов силы мышления и мускульной силы.
Поначалу все было просто. Президент Соединенных Штатов Америки хлопал Смита по плечу, тот указывая перстом и говорил: «Уничтожить», и Римо, естественно, уничтожал то, на что указывал перст начальства.
Поначалу это было даже занятно. Но одно задание неизбежно тянуло за собой другое, третье, десятое, двадцатое, и в конце концов Римо уже не мог вспомнить ни одного лица своих многочисленных жертв. Изменилось его сознание – изменился и весь организм. Римо, например, больше не мог питаться, как все прочие представители человечества. Равно как спать и любить.
Чиун был великим Мастером своего дела, а потому под его неусыпным надзором Римо превратился в нечто большее, чем простой смертный. А впрочем, и в нечто меньшее тоже. У него отсутствовало то самое качество, что отличает человека от машины, – способность к несовершенству.
Римо один мог уничтожить целую армию – в любое время и в любом месте. Вдвоем с Чиуном они были способны выпустить кишки земному шару.
Но сейчас Мастер Синанджу был не в самом лучезарном настроении, что выводило Римо из состояния покоя.
– Римо, – осведомился он тонким голосом, в котором, казалось, сосредоточилась вся скорбь земная. – Это ты?
Римо двинулся через комнату по направлению к ванной. Чиун прекрасно знал, что это он, Римо, и, скорее всего, догадался об этом, когда тот еще был на седьмом этаже, но Римо поспешил ответить, потому как безошибочно распознал интонации в голосе Чиуна: пожалейте этого бедного, всеми оплеванного корейца, который вынужден держать на своих хрупких плечах всю планету, не получая никакой поддержки от своего неблагодарного американского партнера.
– Да, это я, чемпион Америки по уничтожению всех, кто того заслуживает, наделенный силой и навыками, каких нет у простых смертных. Это я – Римо. Тот, кто способен менять политику коррумпированных правителей, голыми руками сгибать юристов и подковы.
Римо вошел в ванную, не переставая говорить.
– Быстрее молнии, мощнее урагана, способный одним прыжком перемахнуть через континент.
Римо включил воду, надеясь, что ее шум заглушит голос Чиуна. Но когда тот заговорил, то без труда перекрыл грохот маленького водопада.
– Кто поможет бедному несчастному старику добиться мира и спокойствия? – вопрошал Чиун. – Когда же эти несправедливости прекратятся?
Римо открыл второй кран. Не помогло. Тогда он вдобавок включил еще и душ.
– Мне не нравится это новое задание, – слышал он Чиуна так отчетливо, словно тот находился рядом. А потом и забрался прямо в голову Римо. Тогда Римо спустил воду в туалете.
С тех пор как Чиун взялся обучать Римо, мир сильно переменился. Об этом позаботилась организация, возглавляемая Смитом. Невозможно было добиться астрономического количества приговоров по делу о коррупции, постоянно прореживать стройные шеренги организованной преступности и постоянно решать кризисные ситуации в стране, обладающей такой военной мощью, что ее хватило бы, чтобы уничтожить земной шар тысячу раз, – невозможно было заниматься этим, не привлекая внимания посторонних наблюдателей.
Поэтому теперь весь мир тянулся, чтобы обменяться рукопожатиями с Соединенными Штатами. Кто-то делал это вяло, кто-то норовя исподтишка вонзить колючку, кто-то от всей души.
Американская конституция, оставаясь пактом между гражданами Соединенных Штатов, сулила надежду другим странам. Задача Римо и заключалась в том, чтобы надежда эта не угасала. Ранее это входило в обязанности других организаций, но теперь КЮРЕ поддерживала порядок на всей планете.
Разумеется, Конгресс США, лихо потрошивший ЦРУ при первом удобном случае, не имел к деятельности КЮРЕ никакого отношения. Иначе и быть не могло.
– Мне не хватает дневных драм, – закончил Чиун. Было такое впечатление, что он говорит в пустом зале.
Римо знал, что Чиун всегда берет верх, а потому выключил душ, вымыл руки над раковиной, выключил оба крана, после чего вернулся в гостиную.
– Как это понимать? – осведомился он, вытирая руки полотенцем, на котором огромными зелеными буквами было выведено «Хилтон-Париж». – А впрочем, ясно. Смит, похоже, перестал посылать видеокассеты.
Чиун оставался в позе лотоса, слегка наклонив голову и скосив глаза, которые грозили вот-вот вспыхнуть пожаром.
– Я могу оправдать нечестность. Это как-никак характерная черта белого человека. Но наглый обман?! И это награда за годы преданной работы?
Римо подошел к личному видеомагнитофону Чиуна, который лежал на боку в другом конце комнаты.
– Мужайся, Чиун. Но в чем, собственно, дело? – спросил Римо, подняв аппарат и возвращаясь к корейцу.
– Смотри! – сказал Чиун и вложил кассету, которая со щелчком стала на место.
Римо посмотрел на экран. Пятьсот пятьдесят две вертикальные серые линии превратились в цветную картинку. Домохозяйка в мини-платьице, похожем на детское, внесла большую миску в комнату.
У нее были густые каштановые волосы, заплетенные в две толстые косы, и челка, кончавшаяся над самыми глазами.
