— Черт подери, сынок, — сказал он. — То, чему я мог бы еще научить тебя с этой горелкой, лучше никому не показывать. Ты прямо как будто создан для этого!
Брейди улыбнулся и сдвинул защитные очки на лоб.
— Ты просто неисправим. Ах ты, старый мошенник! Ты все-таки плохо кончишь!
Эванс угостил его сигаретой, и они присели на корточки в углу между балочными фермами, глядя сверху на город. Стоял свежий осенний день, в воздухе чувствовалось приближение зимы. 3а длинными тощими трубами закопченного промышленного города в Йоркшире тянулась лиловая рябь болот, почти незаметно сливаясь вдали с горизонтом.
— Черт побери, а хорошо все-таки жить в такой денек, как этот заметил Эванс. — Даже здесь.
Брейди кивнул и глянул вниз, на главный двор под ними, разглядывая мужчин, работавших на штабеле кирпича внизу; дежурные надзиратели вертелись поблизости; здесь не было ни малейшей иллюзии свободы — слишком уж четко видны были их темные мундиры.
Он посмотрел на стеклянный купол центральной башни и смерил взглядом водосточную трубу, спускавшуюся на сорок футов прямо на крышу корпуса «Д». Корпус выдавался из центрального знания, словно указующий перст, и заканчивался футах в тридцати-сорока от стены, окружавшей двор.
Брейди вздохнул, швырнув окурок в пустоту под ногами. Нужны крылья, чтобы отсюда вырваться.
Эванс хмыкнул.
— Я знаю, о чем ты думаешь, сынок, но это не так уж невозможно. У тебя есть преимущество, ведь все разложено перед тобой, как на карте. Если ты сумеешь найти способ выбраться, я в любую минуту готов дать тебе пятьсот фунтов за информацию.
— Может быть, я еще напомню тебе об этом.
Брейди взял свою паяльную лампу.
— Пошли пока что работать.
В последующие две недели он больше не заговаривал об этом, но каждый день, работая высоко на лесах, зорко оглядывал окрестности, пока, наконец, все мельчайшие детали расположения тюремных зданий не запечатлелись в его мозгу. Нужно было еще тщательнее все обдумать, но мысль, пока еще неясная, уже забрезжила в глубине его сознания.
В четверг, перед самым полуднем, дежурный надзиратель позвал его вниз и сообщил, что к нему пришли. Стоя в очереди перед дверью комнаты для посетителей, Брейди гадал, кто бы это мог быть. У него не было друзей в Англии, а родители его оба умерли. У него оставалась только сестра в Бостоне, но она уже приезжала на суд.
Когда подошла его очередь, дежурный офицер пропустил его внутрь и усадил в кабину. Брейди ждал с нетерпением; разговоры с обеих сторон сливались для него в бессмысленный гул; дверь, наконец, распахнулась, и вошла молодая девушка.
Ей было на вид лет двадцать, темные волосы коротко острижены, как у мальчика, смуглая кожа обтягивала высокие скулы, глаза темно-карие. Она не была красавицей, и все-таки, даже в толпе ее нельзя было бы не заметить.
Она нерешительно села; вид у нее был смущенный.
— Мистер Брейди, вы меня не знаете. Меня зовут Энни Даннинг.
Брейди нахмурился.
— Боюсь, я не совсем понимаю.
— Вы были знакомы с моим отцом, Гарри Даннингом, — объяснила она. — По-моему, вы работали вместе на строительстве плотины Зембе в Бразилии.
Брейди широко раскрыл глаза и подался вперед.
— Так вы дочь Гарри Даннинга! Как он? Я ничего о нем не слышал с тех пор, как мы расстались в Нью-Йорке, когда закончили эту плотину в Зембе. Он, кажется, собирался поехать в Гватемалу?
Она кивнула, взволнованно теребя в руках сумочку.
— Он умер, мистер Брейди. Умер в Кобане полтора месяца назад — упал с большой высоты и разбился.
Брейди был глубоко потрясен.
— Мне очень жаль, — сказал он неловко. — Ваш отец был моим близким другом.
— То же самое и он говорил мне о вас, — сказала она. — Я вылетела, как только мне сообщили о несчастье. Я пробыла рядом с ним два дня до его смерти. Он слышал о том, что вы попали в беду. Он сказал мне, что вы никогда не могли бы такого сделать. Что вы наверняка говорили правду. Он сказал, что вы однажды спасли ему жизнь.
— Приятно сознавать, что кто-то поверил мне, — сказал Брейди.
Она открыла сумочку и достала старомодные серебряные часы с цепочкой. Она поднесла их поближе к металлической сетке, так чтобы он мог их как следует разглядеть.
— Он хотел передать вам это. Он попросил меня, чтобы я отдала их вам в руки. Думаю, я могла бы передать это начальнику тюрьмы, чтобы он приложил их к вашим вещам.
Брейди слегка покачал головой.
— Здесь они мне не нужны. Лучше сохраните их для меня.
— Вы правда этого хотите? — спросила девушка.
Брейди кивнул.
— Я могу отсюда выйти раньше, чем вы думаете, тогда вы сможете отдать это лично мне в руки.
Она снова положила часы в сумочку и наклонилась вперед.
— Но ведь вашу апелляцию, кажется, отклонили?
— О, у меня еще есть кое-какие надежды. — Он улыбнулся, стараясь перевести разговор на другую тему. — Расскажите мне что-нибудь о себе. Как вы узнали, где найти меня?
— Кое-что промелькнуло в газетах, когда вас сюда переводили, — объяснила она. — Я здесь вместе с шоу-группой, мы выступаем в театре «Ипподром» на этой неделе. Вот я и подумала, как удачно все складывается. Сегодня утром я позвонила по телефону начальнику, и он сказал, что я могу с вами встретиться.
— Ну и как ваши гастроли? — спросил Брейди. Девушка поморщилась.
— Хуже некуда. Предполагалось, что мы будем три месяца гастролировать по провинциям, но я думаю, мы все это свернем в субботу к вечеру.
Она вздохнула.
— Я-то думала, что мне, наконец, повезло. Одна из двух главных ролей, да еще и три сольных номера, но что поделаешь — таков шоу-бизнес!
— Я отдал бы все на свете, чтобы сидеть, отбивая себе ладони, в самом центре первого ряда сегодня вечером, когда вы будете выступать, — сказал Брейди.
Уголки ее глаз чуть-чуть приподнялись, и она ласково улыбнулась.
— И я тоже отдала бы все на свете, чтобы вы были там, мистер Брейди. Думаю, мой отец был прав. Как по-вашему, мне разрешат еще раз прийти, повидаться с вами, до того как я уеду из Мэннингема?
Брейди покачал головой.
— Боюсь, что нет, но вы можете написать мне.
— С удовольствием, — сказала она. — Я пришлю вам мой лондонский адрес.
Дежурный надзиратель тронул его за плечо, и Брейди поднялся. Мгновение девушка стояла, глядя на него сквозь металлическую сетку; казалось, она хотела что-то сказать, но не могла найти слов. Она резко повернулась и вышла, а он пошел вслед за дежурным надзирателем вниз, в столовую, думая о ней всю дорогу.
Когда в тот же день, после обеда, они остановились, чтобы перекурить, Эванс попытался выспросить у него о девушке.
— Кто она, сынок? Я слышал, она прехорошенькая.
— Есть ли на свете такое, чего ты не слышал? — буркнул Брейди.
Эванс широко улыбнулся.
— Если и есть, то об этом и знать не стоит.
Не успел еще Брейди подыскать подходящий ответ, как свисток возвестил об окончании работы, и они, отложив все до завтра, начали спускаться с лесов.
На узком помосте, окружавшем леса на уровне третьего этажа, создалась давка. Брейди был впереди; он как раз повернулся, собираясь спускаться по лестнице на следующий уровень, когда чья-то рука с силой толкнула его в спину.
С отчаянным криком он полетел вниз головой в пустоту, но кто-то тут же ухватил его за рабочую куртку, вытягивая наверх. С минуту ее повисел, вцепившись руками в помост, затем подтянулся и выбрался на площадку за ограждением.
Все это произошло в какую-нибудь долю секунды, так что большинство заключенных ничего не заметили. Брейди прислонился к перилам, вытирая пот со лба, пока Эванс проталкивался к нему сквозь толпу.
— Я никогда еще не бегал так быстро, — сказал он.
— Ты видел, как это случилось? — спросил его Брейди.
Эванс покачал головой.
— Там все черт знает как толкались на верхней площадке. Все так спешили поскорее спуститься, как будто им пятки поджаривали.
— Думаю, мне повезло, что ты оказался рядом, — сказал Брейди.
Но мысль продолжала точить его — крохотный червячок сомнения. Чья-то рука толкнула его в спину, перекинув через барьер, в этом он нисколько не сомневался. Но почему? У него не было здесь врагов, а его дружба с Эвансом даже обеспечивала ему преимущества среди других заключенных.
Он подумал, не поговорить ли об этом с Эвансом, но решил подождать. У него имелись более важные темы для размышлений. Куда более важные.
Эта оплошность чуть было снова не стоила ему жизни.
На следующее утро, незадолго до полудня, он работал на узком помосте на уровне третьего этажа, сваривая треснувшую трубу. У него за спиной втягивали на четвертый этаж груженное кирпичами брезентовое ведро.
Его спас только случай. Он сдвинул на лоб защитные очки, чтобы немного передохнуть и краем глаза уловил, как что-то стремительно несется на него сверху. Он упал плашмя, и нагруженное ведро медленно качнулось за край помоста и снова скользнуло вверх.
