Потом, после того как они довольно долго лежали рядом и молчали, он сказал:
— Ты себе просто представить не можешь, сколько раз я представлял себе это.
— Что, как мы снова занимаемся сексом?
— Ну да, но не только. Как сложилась бы жизнь, если бы мы никуда не переехали. Что было бы с нами, если бы у нас была возможность предоставить событиям идти нормальным путем.
— Да то же самое, что и с большинством школьных романов. Побыли бы немного вместе, а потом разошлись бы и отправились бы каждый своей дорогой.
— Может быть.
— А может быть, я бы залетела, ты бы женился на мне и сейчас мы бы уже развелись.
— Может быть.
— Или до сих пор жили бы вместе, до смерти надоели бы друг другу, и ты бы сейчас трахался в мотеле с кем-нибудь другим.
— Господи, ну откуда в тебе столько цинизма?
— Ну да, ты прав, что-то я не с той ноги нынче встала. Как тебе такой вариант: если бы твой папа не увез вас в Боулинг-Грин, мы с тобой остались бы вместе, наши чувства друг и к другу из подростковой влюбленности переросли бы в глубокую, зрелую любовь, как это было задумано изначально. Ты уехал бы в колледж, и я, закончив школу, поступила бы в тот же колледж к тому времени, как ты закончил юридический факультет, я защитила бы диплом, и, когда ты занялся практикой, я стала бы твоей секретаршей или офис-менеджером. К тому времени мы бы уже поженились и у нас был бы ребенок и второй на подходе, наша любовь друг к другу оставалась бы неизменной и все такой же страстной!
Она взглянула на него невинно распахнутыми глазами.
— Ну что, так лучше?
Выражение его лица было непонятным. Он явно собирался что-то сказать, но тут она повернулась к нему, провела рукой по его боку, и перспектива дальнейшего развития супружеской измены вытеснила то, о чем он думал. «Что бы это ни было, — подумала она, — секс для него важнее!»
— Ну, мне, наверное, пора, — сказал он, встал с постели и принялся рыться в шмотках, сброшенных на стул.
— Ду-уг! А ты в душ сначала сходить не хочешь?
— О господи! Ну да, наверное, надо принять душ, да?
Он знал, куда повести ее обедать, сообразил заранее забронировать номер, а вот смыть ее запах и следы ее прикосновений, прежде чем вернуться к домашнему очагу, ему в голову явно не пришло. Значит, видимо, не очень-то он привык к подобным похождениям. О, она была практически уверена, что он пытался подцепить кого-нибудь в командировке, — например, во время тех ужасно одиноких поездок в Нью-Йорк, о которых он тут упоминал, — но в таких случаях нет необходимости принимать потом душ, ты ведь возвращаешься в свой номер в отеле, а не домой к ничего не подозревающей жене.
Она принялась одеваться. Ее никто не ждал, и с душем можно было подождать до возвращения в свой мотель. Но потом она передумала насчет одевания, и, когда он вышел из душа, завернувшись в полотенце вокруг пояса, она все еще была голой.
— На вот, — сказала она, протягивая ему стакан с водой. — Выпей.
— Что это?
— Вода.
— Я не хочу пить.
— Все равно выпей, ладно?
Он пожал плечами и выпил. Потом нагнулся, взял трусы и все никак не мог их надеть — его шатало. Она взяла его под руку, отпела к кровати, он сел и сказал ей, что как-то ему нехорошо. Она отобрала у него трусы, уложила его на кровать и стала смотреть, как он отчаянно пытается не потерять сознание.
Она накрыла его лицо подушкой и села сверху. Она чувствовала, как он ворочается под нею, и смотрела, как его руки слабо царапают простыню и как подергиваются мышцы ног. Потом он застыл. Она еще несколько минут посидела сверху для верности, и непроизвольная судорога, очень слабая, пробежала по ее бедрам.
А это что еще такое, интересно знать? То ли она кончила, то ли он кончился… Трудно сказать. Впрочем, какая разница?
Когда она встала — ну, он был мертв. Ничего удивительного. Она оделась, уничтожила все следы своего присутствия и переложила деньги из его бумажника в свой кошелек. Несколько сотен долларов десятками и двадцатками плюс чек на сотню долларов, засунутый за водительские права на случай каких-нибудь непредвиденных расходов. Она бы его и не заметила, кабы не приучилась уже много лет назад к тому, что мужские бумажники надо проглядывать очень тщательно.
Хотя, конечно, она делала это не ради денег. Но ведь им деньги уже ни к чему, надо же их куда-то девать — так почему бы не взять их себе, верно?
Как все произошло: в то последнее утро, вскоре после того, как она ушла в школу, ее родители поссорились, ее отец достал пистолет, который он держал в запертом ящике стола, и застрелил ее мать. Потом он вышел из дома, пошел на работу и никому ничего не сказал, хотя одному из коллег показалось, что он выглядит встревоженным. В какой-то момент среди дня он вернулся домой, где лежало тело его жены, еще никем не обнаруженное. Пистолет тоже был на месте (хотя, возможно, он носил его с собой), он вставил дуло себе в рот и вышиб себе мозги.
Хотя на самом деле все было совсем не так. Это все придумала полиция. На самом деле, конечно, это она застрелила свою мать перед тем, как уйти в школу, а вернувшись из школы, позвонила отцу по мобильнику и попросила приехать домой, сказав, что это срочно. Он примчался домой, и к тому времени она, может быть, и не прочь была бы передумать, но что ей оставалось делать, когда мать лежала мертвой в соседней комнате? Она застрелила его, устроила все так, чтобы все выглядело как надо, а потом уже пошла к Розмари.
Трам-пам-пам.
Из окна мотеля была видна машина Дуга. Он припарковал ее позади мотеля, и они поднялись в номер по черной лестнице, не подходя к столику регистраторши. Так что ее здесь никто не видел, никто не увидел ее и теперь, когда она подошла к его машине, открыла ее его ключом и поехала в центр города.
Она предпочла бы оставить ее у мотеля, но ее собственная арендованная машина была припаркована рядом с «Краун-Плазой», так что ей надо был попасть в центр, чтобы пересесть в нее. В Толедо нельзя просто выйти на угол и поймать такси, а заказывать такси в мотель ей не хотелось. Так что она остановилась в нескольких кварталах от стоянки, где припарковала свою «Хонду», поставила его «Вольво» на автоматическую парковку и платочком, которым он протирал очки, тщательно стерла все отпечатки пальцев, которые могла оставить.
Потом забрала машину и поехала к себе в мотель. На полпути она сообразила, что в мотель ей, в сущности, возвращаться незачем. Вещи она собрала еще утром, никаких следов своего присутствия не оставила. Сдавать номер она не стала, на всякий случай, так что можно было бы и вернуться, но зачем? Просто принять душ?
Она обнюхала себя. Да, душ принять, конечно, не помешало бы, но нельзя сказать, что от нее так воняет, что люди начнут шарахаться. А ей был приятен его слабый запах, оставшийся у нее на коже.
И чем быстрее она попадет в аэропорт, тем быстрее выберется из Толедо.
Ей удалось сесть на рейс 4.18, который должен был приземлиться и Цинциннати по пути в Денвер. Она поживет немного в Денвере, а потом решит, что делать дальше.
Она не заказывала себе номер, не знала, куда полетит, и села на самолет только потому, что это был ближайший рейс. На пути из Толедо в Цинциннати самолет был полупустой, и весь ряд кресел был в ее распоряжении, а вот по дороге из Цинциннати в Денвер пришлось сидеть на среднем сиденье, зажатой между толстой теткой, которая, похоже, чего-то боялась — возможно, она просто боялась летать, — и мужиком, который непрерывно печатал на ноутбуке и то и дело пихался локтем.
Не самое приятное путешествие, но ничего такого, что нельзя было бы пережить. Она закрыла глаза и погрузилась в воспоминания.
После того как родителей похоронили и разобрались с наследством, после того как она доучилась этот год в школе и получила аттестат, после того как риелтор продал ее дом и, получив свои комиссионные, выдал ей на руки несколько тысяч, оставшихся после выплаты всех кредитов, она запихала все, что могла, в один из отцовских чемоданов и села на автобус.
Она больше никогда не вернулась назад. И, за исключением этой короткой, но приятной встречи с мистером Дугласом Праттером, никогда больше не называла себя Кэтрин Толливер.
По дороге к выдаче багажа какой-то бизнесмен из Уичиты жаловался ей, насколько проще было ездить в Денвер, пока не построили денверский международный аэропорт.
— Не то чтобы Степлтон был такой уж удобный, — говорил он, — зато, бывало, берешь такси, пять минут — и ты уже в отеле «Браун-Палас». Он не торчит посреди нескольких тысяч квадратных миль голых прерий!
Ах, как забавно, что он упомянул именно «Браун-Палас»! Именно там она и намерена остановиться. Разумеется, он предложил ей поехать вместе, и, когда они прибыли на место и она предложила оплатить такси пополам, он не пожелал и слышать об этом.
