Ознакомительная версия.
В сторону церкви шло немного народу. Все кутались в свои одежки или держались за зонты. Разговоров слышно не было. По всей видимости, погода всех угнетала.
Впереди шло человека четыре, да по пути меня обогнали двое. Я шел не торопясь, стараясь внимательно, но ненавязчиво оценить обстановку.
С одной стороны, дождь – это много плюсов, с другой, есть один минус – могут остаться грязные следы. Над этим стоило подумать.
Дождь лил как из ведра, временами ослабевая, но вскоре снова набирая свою силу. Честно говоря, такая погода мало радовала, ведь я уже промок почти насквозь, а зонт брать с собой было бы глупо, хотя… Ну, во всяком случае, неудобно – еще и с ним возись…
Перед церковью дорога разветвлялась. Как это ни удивительно, но все путники пошли по левой, моя же дорога пролегала справа.
И вот именно теперь я понял, куда меня направляет судьба. Перед церковью стоял какой-то пьянчуга и блевал.
Он не мог найти никакого другого места, как здесь, перед церковью! Кровь бросилась мне в голову. Большей гадости я еще не видывал. Но время действовать еще не пришло. Я шел медленно, так что пьянчуга сумел отблеваться и, матерясь и харкая, пойти дальше, подходя к темному участку дороги все ближе и ближе…
Я шел следом, как тень. Расстояние между нами все сокращалось и сокращалось. Он вступил в темноту, следом за ним я, отставая на пару шагов. Обернувшись и убедившись, что за нами никто не идет, я продолжал свое преследование. Хотя преследованием это назвать было трудно. Пьянчуга ковылял еле-еле, периодически выплевывая изо рта всякие ругательства.
Неожиданно он остановился, положил руку на грудь, и его снова вырвало. Не удержавшись на ногах, он упал на колени.
Весь в грязи, блюющий – и это существо способно называть себя человеком! Сама судьба направляет меня. Его время пришло!
Я остановился сзади. Медленно, не делая резких движений, что, скорее всего, ни на что бы не повлияло, я достал нож. Глаза уже хорошо привыкли к темноте, и все предметы различались довольно отчетливо.
Сначала мне хотелось ему что-нибудь сказать, что-то вроде «Твое время пришло, мразь!», или «Сегодня последний день, когда ты мараешь эту землю!» Но, подумав логически, я пришел к выводу, что это выглядело бы глупо и нелепо. Неужели каждый дворник, выбрасывая очередную мусорину в контейнер, будет говорить ей всякие возвышенные слова? Да он сам себя засмеет за такое. Так что, недолго думая, поймав момент относительного затишья, я схватил пьянчугу за волосы и рванул его голову на себя, открывая горло для ножа.
Раз он стоит как баран, то и смерть ему будет баранья – решил я и полоснул его по горлу. Раздались булькающие звуки, которые показались мне очень громкими. Возможно, я не очень удачно попал, но человек, если его можно так называть, был еще жив и, продолжая стоять на коленях, все хрипел и булькал.
Второй удар я нанес ему в горло сбоку. Этот удар у меня уже был отработан почти до автоматизма, поэтому здесь осечки не было. Лезвие вошло довольно легко – видимо, позвоночник я не задел. Выдернув нож обратно, я нанес завершающий удар – такой же удар в горло, но, повернул лезвие немного вверх, надеясь на то, что лезвие достанет до его мозгов, которые, вполне возможно, он уже пропил…
Дело было сделано. Не сказал бы, что очень чисто, но добротно. Для первого раза, по-моему, неплохо. К мертвому пьянчуге я больше не прикасался. Конечно, хорошо было бы сымитировать ограбление, но я не вор и не грабитель. Я борец за чистоту человеческих рядов. Поэтому мне было противно к нему прикасаться.
Проблему со следами я разрешил довольно просто. Выйдя на середину моста (который, естественно, тоже был в темноте), я поменял там обувь и одежду, сложил все это в рюкзак (предварительно достав из него пакет с личными, неподлежащими выбросу вещами) и бросил его в речку. Ножик последовал отдельно, за ним полетели и ножны. Я видел, как течение уносило мой рюкзак, который, постепенно набирая воду, погружался все глубже и глубже. Я надеялся, что речка унесет мои вещи подальше, что должно затруднить поиск преступника (то есть меня). Последними в речку полетели перчатки.
Дождь должен был смыть все следы от моих кроссовок на мосту, ну а о запахе, я думаю, можно вообще не упоминать.
Сегодня судьба дала мне идеальный шанс. Надеюсь, я ее не подвел.
* * *
Прямым путем направиться к Насте мне показалось несколько опрометчиво, поэтому, обойдя пару домов, я вернулся по другой дороге почти к самому метро и купил там газету, перекинувшись парой слов с продавщицей, надеясь, что на всякий случай она меня запомнит и заметит, что я иду совсем другой дорогой.
Теперь путь через церковь был для меня закрыт. Как часто говорят: «Преступник всегда возвращается на место своего преступления». Что ж, может быть я когда-нибудь и пройду там еще разок, через год или полтора. А может, провожая Настю, я пройду там и раньше, но в остальных случаях – все, дудки.
По дороге я заглянул в булочную, и знакомая продавщица радостно выдала «мой обычный заказ» – белый и половинку черного. Не знаю, правильно это было или нет – показываться знакомой продавщице, но сделанного не воротишь…
Войдя в подъезд, я, как всегда, наткнулся на консьержку, которая, перелистывая какую-то газету, поинтересовалась, не закончился ли дождь. По моему виду это было оценить несложно, но задавать бессмысленные вопросы – самое любимое развлечение консьержек.
Стряхнув с кепки (запасной, конечно) воду и встряхнув головой, не забыв поздороваться, я сообщил ей, что в ближайшую неделю дождь прекращаться не собирался и направился к лифту. «А вы зонтиком пользоваться не пробовали?» Вопрос прозвучал мне в спину.
– Пробовал, не получается – только и смог ответить я.
Как же я не люблю этих все высматривающих, выслушивающих, вышепчивающих старушек. Все им надо знать, везде должен сунуться их нос. Именно таких и берут в консьержки, идеальный вариант. Уж от такой следопытки ничего не скроется!
Ну да ладно, это не самая интересная тема для обдумывания. Хотя…
Настя встретила меня в полупрозрачном халатике, который даже не собирался скрывать обалденное черное нижнее белье и потрясающую фигуру.
– Ты думаешь, я прямо так на тебя и наброшусь?
– Вообще-то да, – с ехидной улыбкой ответила она.
– Но я же не животное, у которого чувства сильнее разума, – говорил я, снимая верхнюю одежду, – Мне же еще надо руки помыть, мало ли что там в метро живет.
Пока я мыл руки, Настя прислонилась ко мне сзади, и ее руки оказались на ремне моих брюк. Ремень как будто ждал этого момента и расстегнулся практически мгновенно, молния с пуговицей продержались ненамного дольше.
Все остальное было как во сне. Помню лишь урывками: мы были уже без одежды, я несу ее на руках – а вот уже и спальня, кровать, мягкая, удобная и зовущая…
Мне показалось, пару часов спустя, что мы заснули одновременно, так и не разжимая объятий.
Ночью она проснулась и нежными прикосновениями вырвала меня из сна – как все говорят, «из объятий Морфея». Хотел бы я посмотреть на этого Морфея, который может держать в своих объятиях несколько миллиардов человек!
В ее взгляде, который в темноте был почти не виден, чувствовалось что-то нежное и в тоже время хищное (хотя, возможно, это была игра света, точнее отсутствия оного). Мягким движением я повернул ее на живот и сел рядом. Поглаживание, глубокое поглаживание, вот и до разминания дошла очередь. Мне кажется, что массаж в моем исполнении действовал на Настю усыпляющее. Пять-десять минут – и казалось, что она уже спит. Но всегда это оказывалось не так.
Спина, воротниковая зона, шея, поясница – руки спускались все ниже и ниже, добираясь до долгожданной и всегда желанной попки. На этом мягком и приятном месте стоило подзадержаться. Если массаж спины и шеи был уже рутиной, довольно скучной и неинтересной, то массаж попки всегда вызывал только положительные эмоции. Потом очередь дошла и до ног. Переворачиваться Настя не захотела. Точнее, быстро развернувшись, она обняла меня крепко-крепко, прижавшись своей грудью к моей, и мы слились в долгом и страстном поцелуе. Казалось, что вечность проносится мимо нас, поколения сменяются поколениями, звезды рождаются и умирают, а наш поцелуй все продолжается и продолжается. Создавалось ощущение, что он будет длиться вечно.
Но все хорошее когда-нибудь проходит, собственно, так же, как и плохое. Я откинулся на подушку и перевел дыхание. Во рту еще оставался ее вкус, который хотелось сохранить подольше. Я закрыл глаза, наслаждаясь мгновениями.
– Ты спишь? – раздалось через минуту.
– Нет, – говорить не хотелось.
– А мне показалось… Ты ведь не любишь делать мне массаж?
– Почему же, просто массаж для меня работа, и я не могу относиться к нему по-другому, а так все замечательно.
– Только работа?
– Ну, с тобой, конечно, не совсем… И кроме того, он отнимает огромное количество энергии. Мои руки забирают весь негатив и все плохое, что накопилось в тебе за день, а с этим надо как-то справляться. Пару минут – и все. Силы вернутся.
Ознакомительная версия.
