Жан-Лу представил кабинет еще более прокуренным, если такое вообще возможно, и объяснение с Бикжало, куда менее восторженное, чем разговор до передачи.
– Почему коммутатор пропустил этот звонок?
– Пусть меня разразит гром, если я понимаю, что произошло. Ракель говорит, что звонок не проходил через нее. Она не может объяснить, каким образом он попал прямо в эфирную студию. Тут должен быть какой-то контакт или… Откуда мне знать, что там творится. По мне, так виноват новый электронный коммутатор, он явно начинает войну за независимость. Вот увидишь, в один прекрасный день нам всем придется сражаться с такими же машинами, как в «Терминаторе».[8]
Они вышли из режиссерской аппаратной и направились в кабинет Бикжало, не решаясь взглянуть друга на друга. Между ними стояли эти два слова.
Я убиваю…
В полной растерянности прошли мимо компьютеров. Тревожное звучание этого голоса, казалось, все еще витало тут.
– А музыка в конце? Мне кажется, я знаю ее…
– Я тоже. Если не ошибаюсь, фонограмма какого-то фильма. По-моему, это «Мужчина и женщина», старый фильм Лелуша,[9] года шестьдесят шестого года или пораньше.
– И что это означает?
– Ты меня спрашиваешь?
Жан-Лу, казалось, растерялся. Они столкнулись с чем-то совершенно новым – такого еще никогда не было в их работе. Прежде всего в эмоциональном плане.
– Что ты об этом думаешь?
– Глупости все это.
Лоран сопроводил свои слова небрежным жестом, казалось, из желания убедить скорее самого себя, нежели Жан-Лу.
– Ты так считаешь?
– Ну, конечно, если не принимать во внимание коммутатор, то это просто гадкая шутка какого-то придурка.
Они остановились у двери в кабинет Бикжало, и Жан-Лу взялся за ручку. Тут они посмотрели друг на друга. Лоран завершил свою мысль:
– Всего-навсего странный случай. Можно рассказать о нем в спортклубе, и все посмеются.
Тем не менее, по лицу его было видно, что он не так уж уверен в собственных словах. Жан-Лу толкнул дверь и, входя в кабинет начальника, задумался: звонок этот – обещание или ставка?
Йохан Вельдер включил электрическую лебедку и держал кнопку, пока цепь не опустилась на самое дно. Убедившись, что «Вечность» встала на якорь, он выключил мотор. Яхта – великолепная, двухмачтовая, длиной в двадцать два метра, построенная по чертежам его друга Майка Фарра на верфях в Бенето, – начала медленно разворачиваться. Движимая легким бризом со стороны берега, она встала по течению, носом в открытое море. Эриджейн, наблюдавшая, как спускается якорь, легко прошла по палубе к мостику, придерживаясь за поручни из-за легкой качки. Йохан смотрел на нее, прищурившись, и в тысячный раз восхищался ее стройной спортивной, чуть грубоватой фигурой. Глядя на крепкое тело Эриджейн, он ощутил жар где-то у солнечного сплетения, почувствовал, как возникает, подобно тихой боли, желание, и с благодарностью подумал о судьбе, сотворившей эту женщину столь близкой к совершенству – так, словно он сам задумал ее и создал.
Йохан еще не решился сказать ей, что любит ее.
Эриджейн подошла к штурвалу, возле которого он стоял, обвила Йохана руками за шею и звонко поцеловала в щеку. Он ощутил теплое дыхание и запах ее тела и снова подумал, что нет в мире лучшего аромата. В нем сочетались морская свежесть и что-то еще, что предстояло постепенно познать. Улыбка Эриджейн сияла в контражуре заката, и Йохан скорее представил, нежели увидел, отражение, блеснувшее в ее глазах.
– Я, пожалуй, спущусь и приму душ. Потом, если хочешь, прими и ты, а если после душа пожелаешь еще и сбрить бороду, то я, может быть, соглашусь на любое предложение, как провести время после ужина…
Йохан ответил ей улыбкой и столь же понимающим взглядом, и провел рукой по щеке, поросшей двухдневной щетиной.
– Странно, я думал, вам, женщинам, нравятся несколько обросшие мужчины…
Он пародировал афишу приключенческого фильма пятидесятых годов.
– Одной рукой он обнимает вас, а другой ведет свою лодку к горизонту.
Эриджейн подыграла Йохану, высвободилась из объятия и направилась на нижнюю палубу, двигаясь, как звезда немого кино.
– Мне совсем нетрудно представить себе это путешествие к горизонту вместе с тобой, мой герой, но вряд ли что-то изменится, если ты не обдерешь мне щеки.
Она исчезла за порогом, словно актриса со сцены после эффектной реплики.
– Эриджейн Паркер, твои противники думают, будто ты шахматистка, но только я знаю, кто ты на самом деле…
Эриджейн на мгновение с любопытством выглянула из-за двери.
– Кто же?
– Самый прекрасный клоун, какого я когда-либо видел.
– Конечно! Я потому так хорошо играю в шахматы, что отношусь к ним совершенно несерьезно.
И она опять исчезла. Йохан увидел, что внизу зажегся свет, и вскоре услышал шум воды в душе.
Улыбка не сходила с его лица.
Они познакомились несколько месяцев назад, когда по случаю Гран-при Бразилии Йохана пригласили на прием, устроенный спонсором соревнований – транснациональной компанией по производству спортивной одежды. Обычно он старался уклоняться от подобных обязанностей, особенно перед соревнованиями, но на этот раз был благотворительный светский раут со сборами в пользу ЮНИСЕФ,[10] так что отказаться было неудобно.
Он бродил без особого удовольствия по заполненным людьми гостиным, в превосходного покроя смокинге – сразу видно, что сшит на заказ, а не взят напрокат. В руках он держал бокал с недопитым шампанским, и явно скучал.
– Вы всегда так весело развлекаетесь или сегодня особенно стараетесь?
Он обернулся на голос и увидел перед собой улыбку и зеленые глаза Эриджейн. На ней был мужской смокинг с расстегнутой рубашкой, без классической «бабочки», и белые теннисные туфли. Такой наряд и коротко постриженные черные волосы делали ее похожей на очаровательную копию Питера Пэна.[11] Он не раз встречал ее фотографию в газетах и сразу же узнал Эриджейн Паркер, странную девушку из Бостона, известную своими выступлениями на самых крупных чемпионатах мира по шахматам. Она обратилась к нему по-немецки, Йохан ответил на том же языке.
– Мне предложили в качестве альтернативы расстрел, но так как в конце недели у меня важные дела, я вынужден был принять это приглашение…
Он кивнул в сторону гостиной, заполненной публикой. Улыбка и веселое лицо девушки подтверждали: экзамен он выдержал. Она протянула ему руку.
– Эриджейн Паркер.
– Йохан Вельдер.
Он со значением пожал ее ладонь и тотчас понял, что этот жест имеет особое значение и что глаза их, встретившись, уже ведут разговор, не переводимый в слова. Они вышли на открытый воздух, на просторную террасу, словно повисшую среди молчаливого дыхания бразильской ночи.
– Как случилось, что вы так хорошо говорите по-немецки?
– Вторая жена моего отца, она же случайно и моя мать, родом из Берлина. К счастью, она оставалась замужем довольно долго, чтобы обучить меня этому языку.
– Почему обладательница такой красивой головки часами склоняет ее над шахматной доской?
Эриджейн подняла бровь и парировала вопросом:
– Почему мужчина с такой интересной головой, прячет ее в горшке, который вы, гонщики, называете шлемом?
Тут подошел Леон Уриц, представитель ЮНИСЕФ, организатор праздника, и попросил Йохана пройти в большой зал. Йохан неохотно покинул Эриджейн и последовал за ним, решив как можно скорее ответить на поставленный вопрос. У дверей зала он обернулся и посмотрел на девушку. Она стояла у балюстрады и смотрела на него с улыбкой, держа одну руку в кармане, а другую, с бокалом шампанского, протянув в его сторону, словно чокаясь.
На другой день после тренировок, какие обычно проходят по четвергам, Йохан отправился повидать Эриджейн на шахматном турнире. Его появление вызвало немалое оживление публики и журналистов. Было очевидно, что присутствие Йохана Вельдера, дважды чемпиона мира в «Формуле-1», на партии Эриджейн Паркер было отнюдь не случайно и, несомненно, далеким от его шахматных интересов, о которых ничего не было слышно раньше. Она сидела за шахматным столом, отгороженным деревянной стойкой от судей и публики, и услышав оживление в зале, повернулась, а когда увидела его, как бы не узнала и снова устремила взгляд на шахматную доску.
Йохан любовался Эриджейн – склонившись к доске, она сосредоточенно изучала позицию – и подумал, как странно выглядит эта хрупкая женская фигура в зале, где обычно собираются только мужчины.
И тут Эриджейн сделала несколько совершенно необъяснимых неверных ходов. Йохан ничего не понимал в шахматах, но догадался об этом по замечаниям болельщиков, заполнявших зал. Вдруг она поднялась, опрокинула своего короля в знак поражения, и ни на кого не глядя, опустив голову, направилась к двери в глубине зала. Йохан пытался догнать ее, но Эриджейн бесследно исчезла.
