— В общем, — начал Джексон с гарвардским акцентом, — не знаю, так ли это важно. Возможно, это просто совпадение.
— Чаще всего то, что нам приходится выслушивать, оказывается не слишком важным совпадением, — мягко сказал Сол. — Но наша работа как раз и заключается в том, чтобы слушать.
— Сейчас уже все, кроме полных психов, отказались от этого, — сказал Джексон. — Я очень удивился, когда Джо сказал мне, куда он хочет втянуть наш журнал. — Джексон умолк, глядя на невозмутимые лица обоих детективов; ничего на них не прочитав, неохотно продолжил: — Это было в прошлую пятницу. Джо сказал мне, что он нащупал интересную тему и хочет бросить на нее одного из штатных журналистов. Речь шла о возобновлении расследования убийств Мартина Лютера Кинга и братьев Кеннеди.
Сол, стараясь не встречаться взглядом с Малдуном, незаметно прикрыл шляпой бумаги на столе.
— Прошу меня извинить, — вежливо сказал он и вышел из кафетерия.
Он нашел в холле телефонную кабину и позвонил домой. После третьего звонка Ребекка сняла трубку. Видимо, после его ухода ей так и не удалось заснуть.
— Сол? — она догадалась, кто может звонить в такой час.
— Это надолго, — сказал Сол.
— Вот черт!
— Знаю, малышка. Но дело совершенно сволочное! Ребекка вздохнула.
— Хорошо, что мы успели до твоего ухода немного поразвлечься. иначе я бы сейчас была просто в ярости.
Сол неожиданно представил, что подумал бы посторонний человек, услышав этот разговор. Шестидесятилетний мужик и его двадцатипятилетняя жена. Если бы кто-то знал, что, когда я с ней познакомился, она была шлюхой и сидела на героине...
— Ты знаешь, что я собираюсь делать? — понизила голос Ребекка. — Сейчас я сниму ночную рубашку, сброшу одеяло на пол и лягу в постель голая. Буду думать о тебе и ждать.
Сол усмехнулся.
— Знаешь, мужчине моего возраста, да еще после такой ночи, вовсе не обязательно на это реагировать.
— Но ты же отреагировал, да? — ее голос был уверенным и чувственным.
— А как же. Наверное, еще пару минут не смогу выйти из телефонной кабины.
Она тихо рассмеялась:
— Я буду ждать...
— Я люблю тебя, — сказал он, привычно удивляясь силе этого чувства для мужчины его возраста. Я вообще никогда не смогу выйти из этой кабины, если так будет продолжаться. — Слушай, давай сменим тему разговора, а не то мне придется впасть в порок старшеклассников. Что ты слышала об иллюминатах?
Пока Ребекка не пристрастилась к наркотикам и не начала падать в бездну, из которой он ее вытянул, она изучала антропологию и психологию. Сола часто поражала ее эрудиция.
— Это розыгрыш, — сказала она.
— Что-что?
— Мистификация. Придуманная компанией студентов из Беркли где-то в шестьдесят шестом или шестьдесят седьмом году.
— Нет, я спрашиваю не об этом. Я говорю о настоящих иллюминатах в Италии, Испании и Германии с XV по XVIII века. Что ты о них знаешь?
— На этом как раз и был основан розыгрыш. Видишь ли, некоторые историки правой ориентации считают, что иллюминаты до сих пор существуют. И эти студенты решили открыть в кампусе Беркли иллюминатский филиал. Они рассылали от имени иллюминатов пресс-релизы, посвященные разным сумасбродным темам, чтобы люди, которым нравится верить в заговоры, получали подтверждения их реальности. Вот и все. Иллюминаты — это такой студенческий юмор.
Дай— то Бог, подумал Сол.
— А что тебе известно о мусульманской секте исмаилитов?
У этой секты двадцать три подразделения, но все они подчиняются одному человеку — Ага-хану. Секта исмаилитов основана где-то около... по-моему, это было в 1090 году нашей эры... Она подвергалась преследованиям, но сейчас стала частью ортодоксальной мусульманской религии. В учении исмаилитов есть довольно странные моменты. Основатель секты, Хасан ибн Саббах, считал, что ничто не истинно и, значит, все разрешено. Он и жил в соответствии с данной идеей, а термин «ассасин», то есть «убийца», — это его искаженное имя. Кстати...
— Что-то еще?
— Да, я тут кое-что вспомнила. Саббах познакомил западный мир с индийской марихуаной. Слово «гашиш» тоже происходит от его имени.
— Тяжелый случай, — вздохнул Сол. — Слава богу, я уже могу выйти из телефонной кабины, не шокируя полицейских в холле. Пойду работать. Только не возбуждай меня больше, я тебя умоляю!
— Не буду. Я просто лягу в постель голая и...
— Пока.
— Пока, — сказала она, смеясь.
Сол хмуро повесил трубку. Так и есть, шутили эти ребята из Беркли или нет, но иллюминаты действительно существуют. Другие детективы называли это «интуицией Гудмана». Может быть, если считать интуицией способность мыслить за и между фактами, чувствуя ситуацию в целом и буквально осязая взаимосвязи между событиями №1 и №2, даже если на первый взгляд между ними вроде бы нет ничего общего.
Он вышел из состояния глубокой задумчивости и осознал, где находится. Только сейчас он заметил на двери телефонной кабинки наклейку с надписью:
ЭТА КАБИНА ЗАРЕЗЕРВИРОВАНА ЗА КЛАРКОМ КЕНТОМ.
Сол хмыкнул: шуточка в духе интеллектуалов. Возможно, как раз кто-то из этого журнала.
Возвращаясь, он обдумывал фразу: «ничто не истинно и все разрешено». С такой доктриной люди способны на... Сол поежился, представив себе лица узников Освенцима и Бухенвальда, тех евреев, одним из которых мог быть он сам...
Когда он вошел в кафетерий, Питер Джексон поднял на него глаза. Интеллигентное, любознательное лицо. Малдун был бесстрастным, как президенты, высеченные в горе Рашмор.
Мэд— Дог, штат Техас. Город, в котором, по мнению Малика, находится штаб-квартира этих... убийц, -сказал Малдун. — Именно туда он направил своего сотрудника.
— Как зовут сотрудника? — спросил Сол.
— Джордж Дорн, — ответил Малдун. — Этот молодой парень раньше состоял в СДО. А еще он был довольно тесно связан с фракцией Уэзермена[3].
Вычислительный центр Хагбарда Челине, БАРДАК (Большой Автономный Радикального Действия Анализирующий Компьютер), был, в сущности, самой обычной, хотя и передовой для своего времени, самопрограммирующейся логической машиной, а назывался так лишь по прихоти хозяина. Пожалуй, действительно уникальной особенностью БАРДАКа был программируемый стохастический процесс, в результате которого «выпадала» та или иная гексаграмма И-цзина>[4]: случайный незамкнутый цикл интерпретировался как прерывистая черта (Инь), а замкнутый — как сплошная черта (Ян), и так до получения шести позиций. Обращение к банкам памяти, в которых хранилась вся многовековая традиция толкования И-цзина, и сопоставление этой информации с данными о текущих политических, экономических, метеорологических, астрологических, астрономических и технологических событиях позволяло «прочесть» полученную гексаграмму. По мнению Хагбарда, такое толкование сочетало в себе все лучшее из научных и оккультных методов и позволяло выявить зарождавшиеся тенденции. 13 марта стохастический процесс спонтанно сгенерировал гексаграмму 23, которая называется «Раздирание». Вот как истолковал ее БАРДАК:
Этот знак, традиционно считающийся несчастливым, был получен учеными-жрецами Атлантиды незадолго до гибели их континента. «Раздирание» обычно связывают со смертью от воды, иногда с землетрясениями, торнадо и тому подобными бедствиями, а также с болезнями, упадком и разложением.
Гексаграмма 23 коррелирует с дисбалансом между технологическим прогрессом и политическим регрессом, который усиливался на планете после 1914 и особенно после 1964 года. По существу, «Раздирание» — это шизоидная ментальная фуга, исполняемая юристами и политиками, которые пытаются управлять всемирными технологиями. Неспособные из-за недостатка образования понять механизмы и динамику этого процесса, они уничтожают его целостность, раздирая технологии по национальным государствам, устаревшим еще в эпоху Ренессанса.
Третья мировая война, по-видимому, неизбежна. Учитывая прогресс в области химико-биологического оружия и болезненные вибрации гексаграммы 23, вероятность распространения чумы или применения нервно-паралитического газа равна вероятности использования термоядерного оружия.
Общий прогноз: смерть многих миллионов.
Существует надежда избежать надвигающейся катастрофы, если безотлагательно предпринять правильные действия. Вероятность такого исхода оценивается как 0,17 ± 0,05.
Нет вины.
"Вот ведь задница, нет вины!" — взбесился Хагбард. Он быстро запросил у БАРДАКа сжатые психобиографии ключевых фигур мировой политики и важнейших ученых, занимающихся разработкой химико-биологического оружия.
Первый сон приснился доктору Чарльзу Мочениго 2 февраля — за месяц до того, как БАРДАК уловил опасные вибрации. Он, как это нередко с ним бывало, осознавал, что спит, и поэтому не придавал значения тому, что неподалеку от него прогуливалась, вернее, тяжело передвигалась гигантская пирамида, которая к тому же быстро исчезла. Теперь ему казалось, что он рассматривает увеличенное изображение двойной спирали ДНК; оно было настолько четким, что он начал искать сцепленные нерегулярности через каждые двадцать три ангстрема. К его удивлению, они отсутствовали; вместо этого он обнаружил, что нерегулярности появляются через каждые семнадцать ангстремов. «Что за дьявол?...» — подумал он, и тут же опять появилась пирамида, которая сказала: «Вот именно, дьявол». Он дернулся и проснулся с новой концепцией «Антракс-лепра-мю»[5]. Придя в себя, он начал что-то быстро писать в блокноте, лежавшем на ночном столике.
