«Отец и сын попали в аварию. Отец умер. Мальчик был срочно доставлен в госпиталь, где хирург говорит:
— Я не могу оперировать этого мальчика. Он мой сын.
Как такое возможно?»
Вот именно это я и имел в виду, говоря о намеченном пути. Для поколения моего отца, может быть, и сложно было разгадать такую загадку, но для людей моего возраста всё просто. Ответ: хирург — его мать. Это было так очевидно, что помню, как рассмеялся тогда.
— Что дальше, пап? Ты начнёшь пользоваться кассетным магнитофоном?
Здесь было что-то подобное. Теперь я задумался, как может мужчина, который женат на Натали шесть лет иметь сына-подростка? Ответ: Эрик — сын Тодда, но не Натали. Либо Тодд был женат до этого, ну или у него просто ребёнок от другой женщины.
Я снова попытался увидеть Натали в первом ряду. Я вытянул шею, но женщина, стоящая рядом, раздражённо вздохнула из-за того, что я вторгся её пространство. На подиуме сын Тодда, Эрик, накалял страсти. Он говорил красиво и трогательно. Так, что в часовне не было сухих глаз, кроме моих.
И что теперь? Просто стоять здесь? Засвидетельствовать своё почтение вдове, и тем самым смутить её и вторгнуться в её траур? Разве это было бы не эгоистично с моей стороны? Хотел бы я увидеть её лицо, увидеть, как она плачет о потерянной любви всей её жизни?
Не думаю. Я посмотрел на часы. Я забронировал билеты на вечерний рейс. Ага, быстренько туда и обратно. Без беспорядка, без суеты, без ночёвки, без оплаты отеля. Завершение по дешёвке.
Наверняка, найдутся те, кто констатирует очевидное, касательно меня и Натали, то есть, я идеализировал время, проведённое вместе, невзирая ни на что. Я понимаю это. Объективно я вижу, когда доводы обоснованы. Но сердце необъективно. Я, который преклоняюсь перед великими мыслителями, теоретиками и философами нашего времени, никогда бы не опустился до того, чтобы использовать такую банальную аксиому, как «я просто знаю». Но я знаю. Я знаю, кем мы были вместе с Натали. Я вижу это незамутнённым взглядом, и из-за этого, я не могу понять, кем мы стали.
Короче говоря, я до сих пор не знаю, что случилось с нами.
Когда Эрик закончил и занял своё место, звуки шмыганья и тихих рыданий эхом разносились в ярко-белой часовне. Церковнослужитель, управляющий похоронами, вернулся за кафедру и использовал универсальный жест руками «пожалуйста, встаньте». Когда прихожане начали вставать, я воспользовался моментом и выскользнул на улицу. Я перешёл через дорогу, вернулся под укрытие деревьев пальметто и прислонился к стволу, таким образом, чтобы меня не было видно из часовни.
— С вами всё в порядке?
Я повернулся и увидел ту самую милейшую барменшу.
— В порядке, спасибо.
— Замечательный человек, доктор.
— Ага.
— Вы хорошо его знали?
Я не ответил. Несколькими минутами позже, двери часовни открылись. Гроб вынесли под ярко палящее солнце. Когда он оказался рядом с катафалком, те, кто несли его, один из которых был сын Тодда, Эрик, встали вокруг. Женщина в чёрной шляпе шла следующей. Одной рукой она обнимала девочку, наверное, лет четырнадцати. Рядом с ней стоял высокий мужчина. Она опиралась на него. Мужчина был немного похож на Тодда. Я подумал, что это его брат и сестра, но это была лишь догадка. Те, кто несли гроб, подняли его и засунули в катафалк. Женщину в чёрной шляпе и девочку первыми сопроводили в лимузин. Высокий «возможно-брат» открыл перед ними дверь. Эрик шёл следом. Я смотрел, как выходят остальные скорбящие.
По-прежнему, никаких признаков Натали.
Я нашёл это несколько странным. Я видел только два объяснения. Иногда жена уходит первой, сопровождая гроб, иногда даже опирается об него рукой. А иногда она идёт последней, дожидаясь, пока вся часовня опустеет, а потом храбро направляется на выход по проходу. Помню, как моя мать не хотела ни с кем общаться на похоронах отца. Она вышла чёрным ходом, чтобы избежать столкновения с семьёй и друзьями.
Я наблюдал за тем, как выходят скорбящие. Их горе, как южная жара, стала живой, дышащей массой. Оно было подлинным и ощутимым. Эти люди были здесь не из простой вежливости. Они любили этого человека. Они потрясены его смертью, но опять же, чего я ожидал? Я что думал, что Натали бросила меня ради неудачника? Не лучше ли проиграть врачу, чем накачанному придурку?
Хороший вопрос.
Барменша по-прежнему стояла рядом со мной.
— Как он умер? — прошептал я.
— Вы не знаете?
Я отрицательно покачал головой. Тишина. Я повернулся к ней.
— Его убили, — сказала она.
Слова повисли во влажном воздухе, отказываясь исчезать. Я повторил:
— Убили?
— Да.
Я открыл и закрыл рот, и попытался снова заговорить:
— Как? Кем?
— Думаю, в него стреляли. Точно не могу сказать. Полиция не знает, кто его убил. Они думают, что это было ограбление, которое пошло не по плану. Ну, вы знаете, парень вломился в дом и не знал, что кто-то дома.
Онемение подкралось ко мне. Поток людей, выходящих из часовни, иссяк. Я смотрел на дверь и ждал, когда появится Натали.
Но она не появилась.
Человек, который проводил службу, вышел и закрыл дверь. Он сел на переднее сидение катафалка. Катафалк тронулся с места. Следом ехал лимузин.
— Здесь есть боковой выход? — спросил я.
— Что?
— Из часовни? Есть другая дверь?
Она нахмурилась.
— Нет. Здесь только одна дверь.
Процессия была уже в движении. Где, чёрт возьми, Натали?
— Вы собираетесь на кладбище? — спросила барменша.
— Нет.
Она положила руку мне на предплечье.
— Похоже, вам нужно выпить.
Трудно было спорить с этим. Я почти ковылял, идя за ней в бар, и почти рухнул на тот же самый стул, на котором сидел до этого. Она налила мне ещё один стакан виски. Я, не отрываясь, смотрел на процессию, на дверь часовни, на маленькую городскую площадь.
Нигде не было Натали.
— Кстати, меня зовут Тесс.
— Джейк.
— Откуда вы знаете доктор Сандерсона?
— Мы учились в одном колледже.
— Правда?
— Да. А что такое?
— Вы выглядите моложе?
— Да, я моложе. Это была связь выпускников одного колледжа.
— Ааа, хорошо. В этом есть смысл.
— Тесс?
— Да?
— Вы знаете семью доктора Сандерсона?
— Его сын, Эрик, встречается с моей племянницей. Хороший парень.
— Сколько ему лет?
— Шестнадцать, может быть, семнадцать. Какая трагедия. Они с отцом были очень близки.
Я не знал, как перевести тему, поэтому просто спросил:
— Вы знаете жену доктора Сандерсона?
Тесс подняла голову.
— А вы нет?
— Нет, — соврал я. — Я никогда не встречался с ней. Мы просто встречались на нескольких мероприятиях, которые устраивал колледж. Он приходил один.
— Вы как-то слишком близко принимаете всё к сердцу для человека, который всего лишь встречался с ним на нескольких мероприятиях.
Я не знал, как ответить на этот вопрос, поэтому я просто сделал большой глоток. Потом я произнёс:
— Просто, я не видел её на похоронах.
— Откуда вы знаете?
— Что?
— Вы же только что сказали, что никогда не видели её. Откуда вы знаете?
Люди, я в правду не особенно хорош во вранье, так?
— Я видел фотографии?
— Должно быть, они были плохими.
— Что вы имеете в виду?
— Она была там. Шла сразу за гробом вместе с Кати.
— Кати?
— Их дочерью. Эрик нёс гроб. А потом вышел брат доктора Сандерсона с Кати и Делией.
Конечно же, я их помнил.
— Делией?
— Женой доктора Сандерсона.
У меня начала кружиться голова.
— Я думал, её имя Натали.
Она скрестила руки на груди и нахмурилась.
— Натали? Нет. Ей зовут Делия. Они с доктором Сандерсоном были вместе со школы. Выросли здесь, чуть дальше по дороге. Они были женаты много лет.
Я в изумлении смотрел на неё.
— Джейк?
— Что?
— Вы уверены, что попали на те похороны?
Я отправился в аэропорт и сел на следующий рейс домой. Что мне ещё было делать? Конечно, я мог подойти к горюющей вдове и спросить, почему её благоверный покойный супруг женился на любви всей моей жизни шесть лет назад. Но это был не самый подходящий момент. Я чувствителен к таким вещам.
Поскольку у меня был билет, который нельзя вернуть, профессорская зарплата, занятия завтра и студенты, с которыми нужно увидеться, я неохотно нырнул в один из тех «экспресс» самолётов, которые слишком малы для людей моего размера, сложив ноги так, что, казалось, колени были под подбородком, и полетел обратно в Лэнфорд. Я живу в отдельном доме из линялого кирпича на кампусе. Обстановку великодушно можно назвать «функциональной». Думаю, квартира была чистой и удобной за счёт одного из тех наборов кушетка плюс диван на двоих за 699 долларов, рекламу которых вы можете увидеть на автостраде. Думаю, общее впечатление скорее нейтральное, чем плохое, но, может быть, я просто себя убеждаю в этом. На маленькой кухне есть микроволновая печь и гриль-тостер, в котором имеется настоящая духовка, но не помню, чтобы когда-либо пользовался ею, и посудомоечная машина, которая часто ломается. Как вы, наверное, догадались, я развлекаюсь здесь не особенно часто.
