— Да нет же, снимок вообще не имеет к нам отношения…
— Понятно. Извините. Но заказанные фотографии вы все получили?
— Кажется, да.
— Ничего не пропущено?
— Специально я не проверяла, но, по-моему, вся пленка распечатана.
Брюс открыл ящик стола:
— Вот, возьмите купон. Следующую вашу пленку мы проявим и напечатаем бесплатно. Снимки три на пять дюймов. Если захотите четыре на шесть, нужно будет немного доплатить.
Грейс даже не взглянула на предложенный купон.
— У вас на двери написано «проявка». Вы прямо здесь проявляете?
— Да. — Брюс похлопал по боку большого аппарата. — Старушка Бетси все умеет.
— Значит, и мою пленку проявляли здесь?
— Конечно.
Грейс вынула конверт «Фотомата».
— Вы не скажете, кто занимался этим заказом?
— О, но я уверен, вышла просто ошибка!
— Я не говорю, что умысел, просто хочу знать, кто проявлял нашу пленку.
Брюс посмотрел на конверт.
— Можно узнать, зачем вам это нужно?
— Заказ выполнял Джош?
— Да, но…
— Почему он уже ушел?
— Что, простите?
— Я забрала фотографии примерно в три, вы работаете до шести, а сейчас и пяти нет!
— И что?
— Да вот странно, что смена продавца заканчивается вскоре после трех, при том что ателье закрывается в шесть.
Помощник управляющего как-то официально выпрямился.
— У Джоша дома возникла нештатная ситуация.
— Какого рода?
— Послушайте, миз… — он взглянул на конверт, — Лоусон, я приношу извинения за ошибку. Я уверен, в ваш конверт случайно попала фотография из другой пачки. Не припоминаю, чтобы у нас такое случалось, но позвольте заметить — никто не совершенен. Хотя подождите…
— Что?
— Можно посмотреть на снимок?
Грейс испугалась, что Брюс не отдаст ей фото.
— Не захватила с собой.
— А что там снято?
— Группа людей.
— Ясно, — мрачно кивнул Брюс. — Обнаженные?
— Что?! Нет! Почему вы спрашиваете?
— Мне кажется, вы расстроены. Я подумал, может, фотография оскорбила ваши чувства?
— Нет, ничего такого, мне просто нужно поговорить с Джошем. Не могли бы вы сказать его фамилию или дать его домашний телефон?
— Это исключено. Но завтра он будет в ателье с самого утра. Приезжайте и поговорите.
Грейс не стала возражать, поблагодарила помощника управляющего и ушла. Может, оно и к лучшему. Приехав в ателье во второй раз, она поддалась невольному порыву. Надо остыть. Возможно, она и в самом деле неадекватно реагирует.
Через несколько часов Джек придет домой, вот тогда все и прояснится.
Грейс по очереди с другими мамашами возила маленьких на тренировки в бассейн развлекательного центра. Четыре девочки восьми-девяти лет, прелестные энергичные непоседы, усаживались по двое — на заднее и «самое заднее» сиденье минивэна, наполняя салон щебетом, хихиканьем, «здравствуйте, миссис Лоусон», встряхивая еще мокрыми волосами и распространяя слабый запах жвачки и хлорки, звуками сброшенных ранцев и щелканьем пряжек ремней безопасности. Вперед дети не садились — запрещали новые дорожные правила, но, несмотря на обязанности водителя, а может, и благодаря им Грейс любила возить девчонок в бассейн. Отличная возможность посмотреть, как дочь общается со сверстницами. В дороге девчонки свободно болтали; взрослый за рулем для них находился в другом измерении, и у мам появлялись шансы узнать много интересного — кто классный, а кто нет, кто влюбился, а кто разлюбил, кто из учителей хороший, а кто злой. Если слушать внимательно, можно расшифровать, на какой жердочке птичьей иерархии в настоящий момент восседает ваше чадо.
Плюс эта поездка — своеобразное развлечение, как и любая вылазка.
Джек снова задерживался на работе. Грейс наскоро соорудила ужин Максу и Эмме — вегетарианские наггетсы (считалось, что они полезнее для здоровья, а с кетчупом дети все равно не отличат), разогрела готовые картофельные оладьи и мороженую кукурузу «Веселый зеленый великан», на десерт почистила два апельсина. Эмма уселась за уроки — ох, ну и задают же сейчас восьмилетним! — а ее мама, улучив свободную минуту, ушла в гостиную и открыла ноутбук.
Может, цифровая фотография и не была коньком Грейс, но она прекрасно понимала необходимость и возможности компьютерной графики и Интернета. У Грейс был собственный сайт, где можно было посмотреть ее работы, узнать, как их приобрести или как заказать портрет. Сначала эта идея казалась Грейс навязчивой саморекламой, но ее агент Фарли напомнил, что Микеланджело тоже писал за деньги и брал заказы, и Леонардо да Винчи, и Рафаэль, и все великие художники, которых знает мир, да кто она такая, чтобы быть выше этого?
Грейс отсканировала три наиболее удачных снимка с яблоками, чтобы с гарантией сохранились, а затем, повинуясь скорее минутному капризу, чем трезвому расчету, отсканировала и странную фотографию. Управившись, она пошла купать детей. Эмма захотела мыться первой. Когда она вылезала из ванной, Грейс услышала, что в замке поворачивается ключ — пришел Джек.
— Эй, — тихо позвал он. — Любвеобильные обезьянки ждут своего толстого бабуина?
— Дети еще не спят, — отозвалась Грейс.
— Упс.
— Не хочешь к нам присоединиться?
Джек, протопав вверх по лестнице — стены сотрясались при каждом его шаге, — обнял обеих своих девочек. Он был здоровяк, шесть футов два дюйма и двести десять фунтов весом. Грейс нравилось, что такой большой мужчина спит рядом, она любила прислушиваться к его ровному дыханию, любила его мужской запах, мягкие волосы на теле и его руку, обвивающую ее по ночам, обожала ощущение не только близости, но и безопасности. С ним она чувствовала себя маленькой и защищенной. Пусть это по-детски, но Грейс обожала это ощущение.
— Привет, пап, — сказала Эмма.
— Привет, котенок. Как школа?
— Хорошо.
— Все еще сохнешь по своему Тони?
— Фу-у-у!
Довольный такой реакцией, Джек поцеловал Грейс в щеку. Из комнаты вышел Макс, совершенно голый.
— Вы готовы к принятию ванны, милорд? — спросил Джек.
— Готовы, — ответил Макс.
Они хлопнули друг друга ладонью об ладонь. Макс пошел мыться под присмотром отца, нежась в теплой воде и море хохота, а Грейс помогла Эмме надеть пижаму. Из ванной раздавался заливистый смех. Джек с Максом пели песенку, в которой девочка по имени Дженни Джексон не могла решить, платье какого цвета ей надеть. Джек начинал, предлагая цвет, Макс заканчивал двустишие, подбирая рифму. Грейс позабавила строчка, где Дженни Джексон не может носить голубой, потому что «выглядит как ковбой». Они сочинили уже много куплетов и каждый вечер хохотали над ними до колик в животе.
Джек насухо вытер Макса, одел в пижамку, отнес в постель и честно прочитал сыну две главы из «Чарли и шоколадная фабрика». Макс ловил каждое слово, завороженный, Эмма на правах взрослой девочки читала самостоятельно. Она лежала в кровати, увлеченная последней сказкой Лемони Сникета о сиротах Бодлер. Грейс присела рядом и полчаса делала наброски. Это было ее любимое время суток — работать в тишине в комнате старшей дочери.
Джек дочитал главу. Макс умолял его прочесть еще одну страничку, но Джек остался непреклонен. Он сказал, что уже поздно, и Макс нехотя согласился. Они поболтали еще пару минут о визите Чарли на фабрику Вилли Вонки, о котором прочитать не успели. Грейс прислушалась. Ее мужчины пришли к единодушному соглашению, что Роальд Даль просто классный.
Джек убавил свет — у них были специальные светильники, потому что Макс не любил спать в темноте, и пришел целовать дочку на ночь. Эмма, папина принцесса, приподнялась, повисла у отца на шее и не отпускала. Джек просто таял от этого дочкиного способа одновременно выказать любовь и отсрочить отход ко сну.
— Есть что-нибудь новое в журнале? — спросил Джек.
Эмма кивнула. Ее ранец стоял рядом с кроватью. Порывшись в нем, она вытащила школьный журнальчик, развернула и предъявила отцу.
— Мы пишем стихи, — сказала она. — Я сегодня один начала.
— Супер, прочитай!
Эмма густо покраснела от волнения. Джек тоже залился румянцем. Кашлянув, она начала:
Баскетбольный мяч, а мяч,
Почему ты круглый?
Потрясающе бугристый
И нигде не впуклый?
Теннисный мяч, а мяч,
Почему ты так свистишь,
Когда, с размаху получив ракеткой,
Через сетку ты летишь?
Грейс наблюдала за ними с порога. Свободного времени у Джека с недавних пор стало катастрофически мало. В принципе она не возражала — тишина в доме давно стала редкостью. Ей требовался покой. Одиночество, предвестник скуки, стимулирует творческий процесс, поэтому настоящий художник сознательно доводит себя до такой степени уныния, чтобы пришло вдохновение. И оно приходит как миленькое. Знакомый писатель говорил Грейс, что, если уткнешься в сюжетный тупик, лучшее средство — почитать телефонный справочник: когда доходишь до озверения, муза обычно является прочистить трудовые завалы в мозгах.
