VII
Два Александра – Белов и Киншаков – прогуливались по дорожке среди зимнего прозрачного леса. Впереди них неспешно трусили три огромных мастифа.
– Прикинь, Сань, решил тут как-то машину освежить, – рассказывал Белов. – Ну попросил художника быков мне нарисовать, так он, дурак, перестарался – целую корриду нафигачил…
– Выходит, ты теперь на быках ездишь? – усмехнулся Киншаков.
– Так я ж и сам бык, Сань…
Помолчали немного. Под ногами поскрипывал снежок – и это был единственный звук, нарушавший абсолютную тишину безмолвного февральского леса.
– Как там Валера? – спросил Киншаков.
– Да плохо пока, – нахмурился Белов. – Я подогнал кого надо – все равно плохо…
– А Тамара?
– Переживает… Мы успокаиваем, как можем, но… Все равно – без толку.
– Да-а-а… – задумчиво протянул Киншаков. Белов закурил, выпустил в воздух тугую струю дыма.
– Сань, а негативы эти тебе зачем?
– Смонтируем ролик или фильм сделаем, – объяснил свою задумку Киншаков. – О Валере Филатове, человеке и каскадере. Вообще можно из всех фильмов взять, где он снимался. За десять лет много материала скопилось. Хороший материал.
Идея Белову понравилась. Он кивнул и с ходу предложил:
– Я тогда песню закажу. Пока сделаем, глядишь, он оклемается. Ему приятно будет, – он опустил голову и глубоко затянулся.
Киншаков бросил на него короткий взгляд и покачал головой.
– Тебя вроде как вина грызет…
– Грызет, – согласился Белов. – Это, в общем-то, из-за меня случилось. Жалко Валерку.
Белый никому и никогда не говорил об этом, но он давно был уверен, что его вина – не только и не столько в истории с Анной. Корни этой вины были гораздо глубже. Дело в том, считал Белов, что Фил никогда не связался бы с криминалом, если бы туда не влез он сам. Валерка с детства доверял Саше как себе, всегда и везде был рядом с ним и в «братки» подался исключительно потому, что так поступил Белый.
– Я тебя еще в девяносто первом предупреждал. Ты сам все себе выбрал.
– Ничего я не выбирал, – с досадой поморщился Белов. – Просто, видно, фарт у меня такой.
Он повернулся к джипу, стоящему неподалеку, и взмахнул рукой.
– Саша, ну что ты, ей-богу? – Киншаков покачал головой. – Слова-то какие! «Фарт»… Вот мы с тобой сейчас в лесу гуляем, а по дорожке идем. Собаки и те по дороге бегут… А ты по лесу плутаешь и о каком-то фарте говоришь. Короче, Саш, ты не маленький ребенок, выбирайся на дорогу… В двух шагах от них затормозил джип Белова. Саша тоже остановился и протянул приятелю руку.
– Счастливо, Сань…
– Ты мне звони, держи меня в курсе, – попросил Александр. – Может, надо будет помочь чем… Лады?
– Лады. Ну, будь здоров.
Белов забрался в джип, машина тронулась. Киншаков помахал ей вслед и коротко свистнул, подзывая собак.
В автобусе Пчела с Космосом попытались разузнать – кто их задержал и за что. Но ни на один их вопрос никто и не подумал ответить. А когда, немного осмелев, Пчела начал было качать права, сидевший рядом с ним боец коротким и резким ударом расквасил ему нос. Всю оставшуюся дорогу в машине стояла гробовая тишина.
Окна в автобусе были занавешены, поэтому никто из задержанной троицы не видел, куда их везут. Но ехали долго. Сначала по московским улицам, останавливаясь на светофорах и то и дело сворачивая. Потом, видимо, по шоссе – с одной и той же скоростью и все время прямо. А под конец автобус начало так раскачивать и трясти, что стало ясно – они свернули на какой-то проселок.
Наконец тряска прекратилась, автобус остановился, и один из бойцов вышел на улицу. Через пару минут он вернулся, сунул голову в салон и доложил:
– Чисто.
Космоса, Пчелу и Шмидта вытолкали из автобуса. Вокруг был тихий, засыпанный девственным, нетоптанным снегом лес. В полной тишине слышался только заунывный шум ветра в голых кронах деревьев да сухое потрескивание трущихся друг о друга веток. Бойцы подхватили пленников под руки и поволокли по снежной целине в глубь леса. При этом ни один из конвоиров по-прежнему не произносил ни слова. Замыкал процессию крепкий парень с тремя лопатами на плече.
В легкие городские туфли тут же набился снег. Промокшие ноги начали коченеть, но пленникам было не до того. Им было страшно – всем троим. Но Космос и Шмидт шагали молча. Зато Пчела беспрерывно крутился из стороны в сторону, пытаясь поймать через прорезь маски взгляд тащивших его бойцов, и довольно жалко лепетал:
– Мужики, вы что? Ну поехали бы в офис, потолковали бы, решили все проблемы… Кос, что ты молчишь?.. Ребята, ну хватит уже, в самом деле, а?..
Ему не отвечали, и только один из бойцов, чувствительно пихнув его в бок автоматом, раздраженно буркнул:
– Шагай давай, герой… Конвой остановился у небольшой, поросшей редким кустарником и камышом лощинки. С пленников сняли наручники и поочередно столкнули вниз. Пчела снова завертелся юлой, попытался сопротивляться и еще раз получил по сопатке. После этого он кубарем скатился в лощину, следом полетел оторванный рукав его стильного кашемирового пальто. Шмидт нагнулся ему помочь, и тут в слежавшийся снег рядом с ними одна за другой вонзились три лопаты.
– Ребят, да вы что, обалдели?.. – размазывая грязной рукой кровь по лицу, пробормотал Пчела. – Ну хорош уже, все…
– Копайте, – приказал коренастый мужик с пистолетом в руке – видимо, старший.
Пчела неотрывно и испуганно смотрел на лопаты.
– Мужики, вы чего?.. – вытаращил глаза на конвоиров Космос.
– Копай, падла! – прикрикнул старший и направил на него пистолет.
Вдруг вверху зашумело – в воздух разом поднялась стая галок, вспугнутая резким окриком офицера. Черные птицы с тревожным гомоном испуганно метались над головами людей.
Пчела вздрогнул и, переглянувшись с Космосом, нагнулся за лопатой. Шмидт, набычившись, неотрывно смотрел на бойцов, выстроившихся цепью на вершине лощины. Космос потянулся было к лопате, но, глянув на Шмидта, резко, словно обжегшись, отдернул руку.
Тогда холодно и сухо клацнули затворы автоматов.
– Оглохли?! – яростно рявкнул тот, кто нес лопаты. – А ну копайте! Два на полтора и в глубину два.
– С них и метра хватит, – махнул рукою старший. – Копайте.
Выматерившись вполголоса, лопату взял Шмидт, а за ним – и Космос.
Штыки лопат ударили в промерзлую землю. Сначала дело шло туго – застывший грунт поддавался с трудом. Впрочем, земля промерзла неглубоко, вскоре почва стала мягче, а потом и вовсе захлюпала под ногами. В лощине оказалось замерзшее болотце.
Грязная жижа заливалась в обувь, потом поднялась до щиколоток, чем глубже они зарывались в землю, тем выше поднималась ледяная грязь. Но никому из троицы холодно не было, наоборот – с них градом катился пот. О том, что они, вероятней всего, копают себе могилу, никто старался не думать. Всем троим хотелось верить, что все это – не всерьез, что их просто старательно пугают с какой-то непонятной и странной целью.
Бойцы на гребне лощины сбились в кружок и, коротая время, неторопливо покуривали.
Минут через сорок землекопы начали сдавать. Запыхавшийся Пчела сорвал с шеи шелковый бирюзовый галстук от Версаче, вытер им мокрое лицо и швырнул ставшую ненужной вещицу себе под ноги – в грязь. Мокрый от пота Шмидт то умывался снегом, то совал его пригоршнями в рот. Все чаще останавливался быстро уставший Космос, он опирался на лопату и бросал полные ненависти взгляды на своих мучителей.
То, что пленники выдохлись, заметил и начальник конвоиров. А глубина ямы, между тем, едва достигла груди копавших.
– А ты говорил – два метра, – обратился офицер к соседу, кивнув в сторону ямы. – До ночи провозились бы.
Он взглянул на часы, отшвырнул в сторону окурок и решительно повернулся к лощине.
– Эй! – крикнул он пленникам. – Ну все, хватит!..
Парни в яме выпрямились и испуганно переглянулись.
– Лопаты наверх, – холодно скомандовал офицер.
– Командир, вы что, серьезно?.. – дрожащим голосом спросил Пчела.
– Да нет, мы шутим, – мрачно хмыкнул старший и раздраженно прикрикнул: – Давай лопаты, ну!..
Бойцы вслед за своим командиром побросали окурки и выстроились по краю лощины. Побледневший Космос медленно положил лопату на край ямы. Чуть помедлив, то же самое сделали Пчела и Шмидт.
– Мужики, вы что, вы что?!.. Ну шуганули, и все… Ну хватит, мы поняли… – взмолился Пчела. – Мы все уже поняли…
Космоса внезапно начала бить крупная дрожь. Он опустил голову и до боли сцепил зубы. Шмидт исподлобья буравил взглядом прорезь маски на лице офицера.
Вдруг Пчела не выдержал и, оскальзываясь, полез из ямы наружу – прямо на конвоиров. Бойцы тут же вскинули автоматы. Шмидт схватил Пчелу за шиворот и сдернул обратно:
– Витя, куда?! Они же на полном серьезе!..
– Приготовились! – скомандовал старший. Стволы автоматов поднялись и нацелились на стоящих в яме. Над лощиной нависла вязкая, тягостная тишина. Ветер стих, птицы улетели – в лесу не было слышно ни шороха.
