Джон Гришэм - Время прощать

Прежний, Руфус Бакли, ушел с поста в прошлом году, когда его провалили на выборах, и больше никогда не вернется на какую бы то ни было выборную должность — во всяком случае, Джейк и многие другие надеялись на это. Они с Бакли чуть не задушили друг друга во время процесса над Хейли, и ненависть еще не остыла. Бывший окружной прокурор вернулся в свой родной город Смитфилд, округ Полк, где зализывал раны и тужился заработать на жизнь на Главной улице в своей юридической конторе, а таких контор там было полно.

Круг замкнулся, и Джейк отпер парадную дверь собственной конторы, которая, по общему признанию, считалась лучшей в городе. Здание, где она находилась, наряду с другими, выходящими на площадь, построило семейство Уилбэнкс сто лет назад и почти все это время какой-нибудь Уилбэнкс занимался в нем юридической практикой.

Цепочка прервалась, когда Люсьен, последний и, безусловно, самый безумный из оставшихся Уилбэнксов, был исключен из корпорации. Тогда он только-только взял на работу Джейка, выпускника юридического факультета, намереваясь втянуть того в свои коррупционные дела, но не успел: коллегия адвокатов штата лишила его лицензии.

С уходом Люсьена и за неимением в наличии других Уилбэнксов Джейк унаследовал великолепное помещение. Из десяти комнат он использовал только пять. Внизу находилась просторная приемная, где работала и встречала клиентов нынешняя секретарша. Над приемной, в роскошном кабинете площадью тридцать на тридцать футов, Джейк проводил рабочие дни за массивным дубовым столом, принадлежавшим когда-то Люсьену, а прежде — его отцу и деду. Когда уставал, что случалось часто, Джейк подходил к большой двустворчатой французской двери, распахивал ее и выходил на длинный балкон, откуда открывался прекрасный вид на площадь и здание суда.

В 7.00, строго по расписанию, Джейк сел за стол и сделал первый глоток кофе. Заглянув в ежедневник, он вынужден был признать, что день не сулит ни надежд, ни доходов.

Нынешнюю секретаршу, тридцатиоднолетнюю мать четырех детей, Джейк нанял только потому, что не нашлось другой, более подходящей. Она начала работать у него пять месяцев назад, когда он уже отчаялся кого-то найти. Звали ее Рокси, к достоинствам следовало отнести то, что она появлялась на работе каждое утро в 8.30 или несколькими минутами позже и более или менее удовлетворительно выполняла свои обязанности: отвечала на телефонные звонки, встречала клиентов, отваживала придурков, печатала тексты документов, подшивала бумаги и содержала свои владения в относительном порядке.

Но недостатки Рокси были куда существеннее: она не испытывала интереса к работе, рассматривала ее как временную, пока не найдет что-нибудь получше. Еще она курила на заднем крыльце и пахла задним крыльцом, постоянно ворчала по поводу маленькой зарплаты, расплывчато, но недвусмысленно высказывалась о том, как, по ее мнению, разбогатели все юристы, и была крайне неприятной в общении. Будучи родом из Индианы, она попала на Юг, выйдя замуж за военного, и, как многие северяне, нетерпимо относилась к здешнему культурному окружению: мол, получив великолепное воспитание, вынуждена теперь жить в захолустье.

Хотя Джейк никогда специально этого не выяснял, он подозревал, что брак Рокси более чем неудачный. Ее мужа уволили со службы за какой-то проступок. Рокси даже хотела, чтобы Джейк представлял его интересы в суде. Но Джейк отказался, и обида до сих пор тлела в ее сердце. Плюс ко всему из их скудной кассы пропало около пятидесяти долларов, и Джейк подозревал худшее.

Рано или поздно ему все равно придется выгнать Рокси, хоть он ненавидел увольнять сотрудников. Каждое утро в минуты передышки он возносил небу ежедневную молитву, просил Бога дать ему терпения мирно просуществовать еще день бок о бок с этой женщиной.

Сколько же их прошло через его контору! Джейк нанимал молоденьких девушек, потому что их было много, а платить можно было мало. Самая лучшая из них вышла замуж, забеременела и потребовала полугодовой отпуск. Худшие кокетничали, носили обтягивающие мини-юбки и делали двусмысленные намеки. А одна, когда он решил ее уволить, даже пригрозила фальшивым иском за сексуальные домогательства, но, к счастью, была арестована за подделывание чеков и, таким образом, исчезла сама.

Он нанимал более зрелых женщин, чтобы исключить физическое искушение, но такие, как правило, любили командовать, вели себя покровительственно, страдали от климакса, постоянно бегали по врачам, говорили только о болезнях и обожали ходить на похороны.

Не одно десятилетие конторой Уилбэнксов в годы ее наивысшего расцвета твердой рукой правила Этель Твитти, легендарная особа. Более сорока лет все юристы ходили у нее по струнке. Она держала в страхе остальных секретарш и насмерть сражалась с младшими компаньонами: ни один из них не смог продержаться в конторе больше двух лет.

Но теперь Этель ушла на покой, Джейк заставил ее сделать это в разгар шумного процесса над Хейли. Тогда ее мужа избили бандиты, возможно, члены Клана, хотя расследование так и осталось незавершенным. Джейк не помнил себя от радости, когда ушла Этель, но теперь почти скучал по ней.

Ровно в 8.30 он спустился в кухню, чтобы налить себе еще кофе, потом послонялся по комнате, где хранились документы, делая вид, будто ищет старую папку. Когда в 8.39 Рокси проскользнула через заднюю дверь, Джейк стоял у ее стола в ожидании, листая папку и всем своим видом демонстрируя недовольство тем, что она в который раз опоздала на работу.

То, что у нее четверо маленьких детей, безработный и несчастный муж, нелюбимая работа, за которую она, по ее мнению, получала нищенскую зарплату, и куча других проблем, мало значило для Джейка. Если бы она ему нравилась, может, он испытывал бы к ней сочувствие. Но чем дальше, тем меньше его устраивала Рокси. Он копил факты, устные выговоры и вел мысленное досье, чтобы, когда настанет страшивший его момент решающего разговора, быть во всеоружии. Джейк ненавидел себя за то, что заранее планирует, как избавиться от нежелательной секретарши.

— Доброе утро, Рокси. — Он многозначительно взглянул на часы.

— Привет. Простите, я опоздала — отвозила детей в школу.

Его тошнило от лжи, какой бы незначительной она ни была. Детей в школу и обратно возил ее безработный муж. Карла это подтвердила.

— Угу, — промычал Джейк, взяв со стола только что принесенную ею стопку конвертов.

Не дав ей возможности рассортировать почту, он сам быстро просмотрел ее на предмет чего-нибудь интересного. Обычная макулатура, юридический мусор — письма из других фирм, одно — из офиса судьи, толстые конверты с копиями кратких изложений дел, ходатайств и тому подобным. Их он открывать не стал — это обязанность секретаря.

— Что-нибудь ищете? — спросила Рокси, положив на стол сумку и начиная устраиваться.

— Нет.

По обыкновению, она не успела привести себя в порядок — никакого макияжа, копна растрепанных волос — и поспешила в дамскую комнату улучшать свой внешний вид. Процесс нередко занимал четверть часа. Еще один негласный выговор.

В самом низу стопки лежал конверт стандартного размера, на котором Джейк увидел свое имя, написанное синими чернилами от руки. Обратный адрес удивил его настолько, что он чуть не уронил конверт. Швырнув остальную корреспонденцию на середину стола, он заспешил вверх по лестнице к себе в кабинет.

Войдя и заперев дверь, сел в углу возле выдвижного бюро, под портретом Уильяма Фолкнера, купленным мистером Джоном Уилбэнксом, отцом Люсьена, и осмотрел конверт. Стандартный, простой, белый, предназначенный для писем, из дешевой бумаги, вероятно, из тех, что стоят пять долларов за сотню, с двадцатипятицентовой маркой, на которой изображен астронавт, и довольно толстый — скорее всего в нем находилось несколько листов бумаги. Письмо было адресовано лично ему: «Достопочтенному Джейку Брайгенсу, адвокату, 146, Вашингтон-стрит, Клэнтон, Миссисипи». Без почтового индекса.

Обратный адрес: «Сет Хаббард. До востребования, п/я 277, Пальмира, Миссисипи, 386664».

Конверт был помечен штемпелем клэнтонского почтового отделения с датой 1 октября 1988 года, то есть вчерашней субботой. Джейк сделал глубокий вдох и стал размышлять о возможном развитии событий. Если верить сплетням, которые он услышал в кофейне, а у Джейка не было оснований не верить им, во всяком случае, сейчас, Сет Хаббард повесился менее двадцати четырех часов назад, в воскресенье днем. Сейчас понедельник, 8.45 утра. Чтобы на конверте в Клэнтоне успели проставить штемпель, датированный субботой, Сет Хаббард, или кто-то, действующий от его имени, должен был опустить письмо в почтовый ящик, находящийся внутри клэнтонского почтового отделения, либо вечером в пятницу, либо в субботу до полудня, то есть до закрытия почты. Клэнтонский штемпель может стоять только на местных отправлениях. Остальную корреспонденцию везут в региональный центр в Тьюпело, там сортируют, штемпелюют и рассылают по адресам.