стражниками… погоня, значит… Пропадай, головушка!..
— Вот нам и пустыня, вот и наша земля… Идут они, окаянные… голубчики мои, пропадаем…
Демьян стоял с ножом, поднятым над головой, в то время как женщины голосили, а его брат укоризненно покачивал головой, с благодушной улыбкой посматривая на них.
Все смотрели в сторону леса, на место, откуда слышался шум. Он делался все громче, что-то сломалось и упало совсем близко, и вдруг между деревьями, на самом краю горы, все увидели незнакомца в серой шубе, стоящего на двух задних ногах и держащего передними огромную соту дикого меда. У ног его прыгали два маленьких медвежонка.
Радость отразилась на всех лицах, и жена Демьяна проговорила, простирая вперед руки:
— Мишенька милый, так ты не становой…
— Прости, что обидели тебя, Миша, приняв за его высокородие, продажную душу, — заговорила жена Осипа, тоже простирая вперед руки. — Знаю, ты не подлая душа, а хороший честный медведь…
— Здравия желаю, ваше высокородие, — сказал Демьян и спрятал нож.
Медведь стоял неподвижно и, видимо, сильно озадаченный, он удивленно смотрел на всю компанию, продолжая держать в зубах медовую соту.
Прошло много лет.
— Груня моя, смотри, как солнце подымается из-за горы — ясное и розовое: таким и человек должен быть в юности своей — светлым и радостным. Иначе, что нам и жить, а между тем, личико твое что-то затуманено сегодня…
Все эти слова, целуя и обнимая девушку, говорил высокий, стройный юноша с соломенной шляпой на голове и в белой рубахе, перетянутой в талии голубым поясом. В его румяном, почти круглом лице, по сторонам которого спускались светло-золотистые волосы, было что-то смелое, жизнерадостное и вместе с этим ласковое и кроткое. Из больших ярко-голубых глаз лился свет, как бы бросая лучи на все лицо его с ровным носом, двумя полукругами русых бровей и полными улыбающимися губами. Девушка — блондинка — с толстой косой, спускающейся до талии, сидела неподвижно и слушала его, подняв ровные, сросшиеся посредине брови и устремив кверху светлые задумчивые глаза с таким видом, точно она вчитывалась в какую-то таинственную надпись. Ее загорелое, розовато-смуглое лицо с твердо сжатыми яркими губами и с орлиным носом было задумчивым и печальным. Видя, что она не отвечает ничего на его слова, юноша снова заговорил:
— Дивная ты сегодня, невесточка моя, подруженька… Ну, голубочка Груня, не будь же такой задумчивой… Смотри, как хорошо кругом в нашем Зеленом Раю — как хорошо…
— Да, очень хорошо у вас, — тихо сказала Груня, глубоко вздохнув и продолжая смотреть вверх.
Над ними на огромной высоте был распростерт как бы вечнозеленый шатер из древесных куполов, переплетшихся между собой. Еще ниже, точно исполинские руки, простирались ветви, а еще ниже огромные красноватые стволы, точно колонны, воздвигнутые волшебником. Солнечные лучи тянулись по всем направлениям, как золотистые волосы невидимого, светлого и радостного бога. Только с одной стороны леса, сквозь просвет деревьев, виднелось море, такое же голубое, как и небо, распростертое над ним.
— Очень хорошо, — повторил тоном девушки парень, — но на сердце у тебя не так, — там кручина какая-то, и по личику скользят тени, словно тучки небесные… Душа моя болит, когда смотрю на тебя, а ты молчишь и таишь что-то, а так нехорошо: скоро я откроюсь перед миром в любви к тебе и поклянусь, что спрашивал совесть свою… и она мне ответила: будь ей мужем…
В лице Груни прошло необыкновенное оживление и, положив руки на его плечи, но все-таки продолжая смотреть вверх, она сказала:
— Бог один на небе, а совесть переменчива, и вы, слабые люди, сделали ее как бы богом…
— Что ты, Груня, помилуй… Бога мы не видим, и скудным разумом никогда не поймем, какой Он, но голос Его слышим в совести… Прадед Осип так всех учил: по совести будете знать о Боге, и учил он хорошо, и я думаю так оттого, что вера наша простая давала нам всегда радость и счастье… Вот я слышал, что в других местах ходят люди, как ослы под ярмом: другие их мучают, а у нас же, смотри, работают в виноградниках — песни поют, и всегда — радость, и свободны мы, как птицы, и потому так, что один у нас начальник — совесть.
— Это очень хорошо, — сказала вдруг Груня, на губах ее появилась радостно-светлая улыбка, и с этой улыбкой она оплелась руками вокруг шеи юноши. — Алеша мой, ваша вера настоящая, и я думаю, что и Сам Христос бы сказал: в чистой совести исполнение всего, о чем учил. Перебегу от духоборов к вам и буду женой твоей…
Вдруг она опустила голову и, как бы внезапно охолодев, снова сделалась задумчива и печальна. Юноша, только что сильно обрадованный, опять озабоченно стал расспрашивать ее о причине внезапно охватившей ее грусти. Тогда девушка, глядя зрачками глаз сквозь длинные ресницы на небо, тихо и таинственно проговорила:
— Есть у нас, у духоборов, старец, сто двадцать лет ему, и считается он у нас как человек, в котором дух святой, и поэтому он знает каждое сердце человеческое, и когда из хорошего выйдет дурное, и когда конец счастью и радости и начало злополучия. И вот он говорит, что в жизни нашей, как свет чередуется с тьмой, так счастье и радость с великим злом и великими мучениями, и потому это так, что как Бог начальник света, так сатана — тьмы, и как Бог даватель радости и счастья, так сатана — повелитель злых призраков, выступающих из ада, чтобы поселить на земле горе и зло. Среди добрых людей живут люди другие — дети Антихриста — и как только добрые станут говорить: вот мы свободны, счастливы и по совести все совершаем, так люди от Антихриста начинают разрушать счастье их.
Алексей, слушая ее со вниманием, все время недоверчиво улыбался, и едва она приостановилась, как, рассмеявшись, вскричал:
— Невесточка, милая, что это ты пугаешь… Думаешь, страшно, а я вот, слушая, улыбаюсь в душе, да любуюсь тобой, хотя ты и печальна, и говоришь ненадобное. Бесов и злых духов нет между нами в Зеленом Раю — все братья, племянники, внуки — одна семья, значит. Есть, слыхал я, страшная и холодная страна, откуда когда-то наши прадеды бежали с цепями на ногах — Россия называется: там точно так бывает: кто кого одолеет — тот владыка, значит; бывают такие, что одолевают сотни иных — всех под ярмо, значит, верблюды это его, куда погнал — идут и на горбах несут тяжести. Сказывал
