— Ты что, олень, из психушки сбежал?! — по инерции бросил Серый. — Дергай отсюда, пока…
Но голос его постепенно стихал, будто кто-то внутри могучего тела крутил регулятор звука и наконец докрутил до конца — фраза осталась незаконченной. Боец грозного Рыбака понимал: происходит что-то непонятное, причем он ведет себя неправильно, однако как надо «правильно» — он сейчас не знал, к тому же по-другому вести себя просто не умел… Лицо незнакомца и его манеры прорывали видимость безобидной простоватости, наброшенной на плечи, как маскировочная накидка, а глаза, развитые надбровные дуги, резкие носогубные складки, жестко сжатый рот и квадратный подбородок давали ответ на главный вопрос: «На что он рассчитывает?»
И ответ напрашивался неутешительный. Он рассчитывал на самого себя! И это был плохой признак. Очень плохой и опасный!
— Брось девушку, сказал! — «Колхозник» схватил Серого — на предплечье словно капкан захлопнулся. Тот ойкнул, выпустил ноги Виолетты, она наполовину упала — нижней половиной туловища, но тут же вскочила и, ударив еще ничего не подозревающего Костяна коленом в пах, освободилась окончательно и бросилась наутек.
Хотя в самое уязвимое мужское место Виолетта не попала, Костян согнулся, ожидая прилива волны боли, а Серый, понимая, что на карте стоит высокооплачиваемая работа, а может, и увольнение из жизни, принялся «разбираться» с внезапным наглецом. И хотя ему много раз приходилось и нападать, и защищаться, причем в куда менее выгодных по численному соотношению с противником ситуациях, сейчас ему меньше всего хотелось заниматься привычным делом. Но Рыбак был страшнее неизвестного заступника, поэтому Серый преодолел себя и оттолкнул «колхозана», чтобы увеличить дистанцию для хорошего хука справа, а может, для страховки сразу выполнить «двоечку». Но тот не сдвинулся с места и то ли толкнул, то ли ударил противника в ответ. Скорей, все-таки толкнул, потому что для удара нужен замах, а между ними было не больше десяти-пятнадцати сантиметров. Неизвестно, хватило ли этих сантиметров, но то, что увидел оказавшийся невредимым и пришедший в себя Костян, напомнило ему сцену из фантастического боевика, в котором ненашенский полицейский коротким нажатием аварийной кнопки в районе солнечного сплетения выключил массивного, вышедшего из подчинения робота. На выключение это и было похоже больше всего: незнакомец несильно ткнул Серого кулаком под грудину — и тот молча завалился на бок.
Костян рванулся было за беглянкой, но видя, что напарник лежит неподвижно, развернулся к неизвестному лоху, который вел себя совсем не как лох.
— Да ты что, гад?! — растерянно спросил он, зная, что «уложить спать» Серого с одного удара не удавалось еще никому, а тут и удара-то не было…
Громко лязгнувшая дверца «Гелендвагена» вывела его из оцепенения — на поле битвы, которое уже начало превращаться в место происшествия, появился еще один фигурант: широко известный в узких кругах Рыбак — худощавый мужчина сорока пяти лет, коротко стриженные светлые с сединой волосы, серый, блестящий перламутром и отсвечивающий в свете фар костюм, синяя рубашка с шейным платком и туфли «Гуччи» из полированной кожи, которых в темноте видно не было, но все знакомые авторитетного в столице бизнесмена и мецената Сергея Григорьевича Рыбаченко знали, что они непременно должны довершать наряд.
— Что вы тут манную кашу развели! — раздраженно заорал бизнесмен, который сейчас выступал в социальной роли «бандита в образе». — Костян, вали этого пса и догоняй соску!
Рядовые без командира обычно утрачивают объективное восприятие ситуации и способность к эффективным самостоятельным действиям. Эта закономерность распространяется на «бойцов», «гладиаторов», «солдат», «торпед» и прочих представителей криминальных группировок, предназначенных для «разборок» и обобщенно именуемых «мясом». Поэтому, получив четкое указание, Костян вновь почувствовал почву под ногами и ощутил прилив уверенности.
— Понял, хозяин! — Он сунул руку под пиджак к левой подмышке, но не дотянулся до кобуры: «колхозник» собранными в щепотку тремя пальцами, которыми будто набрал соль, собираясь посолить овощной салат, тюкнул его в область виска, и тот рухнул на своего коллегу.
— Да ты что, бессмертный?! — В руке у Рыбака появился, как пишут в современных осторожных протоколах, «предмет, похожий на пистолет» — ведь если его не изъяли на месте, то это вполне может оказаться массо-габаритный макет, охолощенный пугач, ракетница, детская игрушка, в конце концов, да мало ли какая еще безобидная штуковина, никак не связанная с пулевыми пробоинами на витринах, лежащими на земле окровавленными трупами и не дающая оснований для версий о «заказухе», бандитизме, организованной преступности, переделе сфер влияния и прочих страшных предположений, до которых так охочи борзописцы из «желтых газет» и еще более «желтого» интернета.
Но парень, которого ошибочно принимали за лоха и колхозника, скорей всего, оказался журналистом: он сразу распознал опасность в появившемся предмете и, не дожидаясь доказательств, прыгнул вперед, отвел ствол в сторону, так что выстрел взбудоражил на диво тихую, хотя и не очень спокойную ночь, а пуля со свистом улетела в темноту. Рыбак на этом не успокоился: отскочив, он прицелился в «журналиста» и трижды нажал спуск, но курок только с безвредным звоном бил по ударнику, не причиняя вреда наглому незнакомцу, который, не проявляя беспокойства, подошел к авторитетному бизнесмену вплотную и ткнул двумя пальцами в шею, мгновенно прекратив и его противоправные действия, и обычную жизнедеятельность крепкого организма.
Потом он внимательно огляделся, поднял с асфальта большую сумку и женскую красную туфельку на плоской подошве, загрузил в свою невзрачную машинку, бросил прощальный взгляд на три тела, лежащие в прежних позах… Конечно, если бы это была финальная сцена художественного фильма, то сценарист с режиссером обязательно бы заставили его произнести ключевую фразу — что-нибудь типа: «Правильно говорят — сила в правде! А вы не верили!». И поверженные негодяи обязательно бы покладисто согласились: «Верим, верим! Сила в правде, честности и справедливости!»
Но это был не фильм, а вполне реальная жизнь. И смерть тоже реальная. Поэтому он сел в свой «Хендай», развернулся и погнал по трассе, оставив Рыбака, Серого и Костяна остывать со скоростью два градуса в час. А если еще захолодает, то и больше.
* * *
Девушка успела пробежать метров триста. Вместо того чтобы свернуть в темноту, она держалась в свете фар, как бегут испуганные зайцы, надеясь таким образом избежать грозящей опасности. А ведь считается, что люди умнее зайцев! Впрочем, превратившись в дичь, все часто ведут себя одинаково: страх уравнивает живые организмы как высшей, так и низшей степени организации. Конечно, из этого правила, как, впрочем, и из любого, есть исключения.
Исполнивший обязанности Бэтмена, Супермена, Зорро и всех остальных благородных героев парень быстро догнал беглянку, притормозил и, перегнувшись, открыл пассажирскую дверь.
— Садись! Да не бойсь — это я!
Она шарахнулась было в сторону, но, бросив взгляд на водителя и чуть поколебавшись, прыгнула на сиденье. «Хендай» набрал скорость, девушка то и дело оглядывалась назад. Она была босиком, а в руке, как амулет, оружие или опознавательный знак, сжимала красную туфлю.
— И правда, никто не гонится…
— Не бойся, они уехали! Сзади твои вещи, можешь обуться.
Но она пропустила его слова мимо ушей.
— Это в тебя стреляли?
— Где? Я не слышал.
— А как ты ушел?
— Убежал. А они развернулись и погнали обратно.
— Врешь! Покажи кулаки…
Он протянул правую руку, девушка внимательно осмотрела костяшки.
— Даже не ободраны. Не похоже, чтобы ты дрался…
— Как я мог драться с такими быками?
— Не знаю. Только они бы никогда не отпустили тебя по-хорошему. И меня бы обязательно догнали…
— Так где они?
— Вот это загадка. — Изогнувшись винтом и блеснув подтянутым животом, она достала с заднего сиденья вторую туфельку. — Влажные салфетки есть?
