Артур Виндзор отер глаза и нос, и каким-то чудесным образом ему удалось выдавить что-то вроде улыбки.
Серый кот посмотрел на него и заурчал.
— Опять ты, — прошептал принц. — Спасибо. Я так тебе благодарен.
Кот урчал, он, казалось, улыбнулся и подошел еще ближе к коленопреклоненному принцу, довольный тем, что непоправимого не случилось, осознавая опасности, которые все еще подстерегают их впереди, но наконец-таки готовый к завершению игры.
В 09.01 утра вторника мистер Дерек Макетт, который большую часть своей трудовой жизни посвятил охране Архивного подразделения гражданской службы, пропустил двух самых кровавых убийц в истории Англии внутрь здания, даже не попросив их показать удостоверения личности. Это было единственным пятном в его карьере (без единого дня прогула и с пятью поощрениями за хорошую службу), которая во всем остальном была безупречна.
Макетт так никогда и не смог простить себя за этот промах. Как это он не остановил двух людей, которые явно не имели никаких дел в здании Гражданской службы, не потребовал, чтобы они предъявили пропуска? С какой это радости он пропустил их и даже поторопил ворчливо-добродушной улыбкой и дружеским кивком? Почему он вдруг решил, что нет ничего подозрительного в том, что в административное здание входят два взрослых человека, одетых как школьники? Почему он не почувствовал в них жажду крови?
Прокуроры были добры с ним, ужасно учтивы и отзывчивы. Они сказали ему, что Старосты умели искажать восприятие, что они были мастерами обмана, что мистер Макетт далеко не единственный человек, ответственный за то, что случилось. Но Дерек относился к своей работе чрезвычайно серьезно, и случившееся не давало ему покоя.
Я слышал, что он умер месяц назад — не столько от разбитого сердца, сколько от смертельно уязвленной профессиональной гордости.
В 09.02 Старосты были в лифте; возбужденно болтая друг с другом, они поднимались на верхний этаж. Теоретически должна была сохраниться запись их путешествия, сделанная системой видеонаблюдения, но вас не очень удивит, если вы узнаете, что на всех записях за этот день обнаружился только электронный снег, что они от начала и до конца заполнены лишь злосчастным вакуумом помех.
В 09.03 Хокер и Бун прибыли на десятый этаж, и началась бойня.
Первой жертвой пал Филип Статам, ответственный за технику безопасности. Он сидел за своим столом, уткнувшись в сборник судоку, когда к нему подошли Хокер и Бун, сняли защитный кожух с вентилятора, быстро включили его и прижали лицо мистера Статама к вращающимся лопастям. Столешница окропилась красным, превратившись в ужасающее абстрактное полотно.
Это увидела секретарша по имени Эмили Сингер. Насколько я понимаю, она так и не смогла полностью прийти в себя после увиденного и теперь, испытывая убывающее день ото дня терпение своего мужа, утверждает, что не может спать с выключенным светом. Но в тот вторник миссис Сингер все же продемонстрировала некоторое присутствие духа. Она завопила во всю силу легких, пластиковым молоточком шарахнула по прибору пожарной тревоги и сломя голову пустилась к выходу. Это должно было бы автоматически привести к эвакуации обитателей здания на улицу, но система по какой-то причине не сработала, и сирена не издала ни звука. Удовлетворительного объяснения этому пока не найдено.
Сингер сумела выскочить из здания, но многим ее коллегам повезло меньше. Они были загнаны в угол к копировальной машине — Хокер и Бун неудержимым вихрем прошлись по помещению, размахивая перочинными ножиками и сверкая зубами; их глаза горели радостью фермера в первый день уборки урожая.
— Наше вам! — сказал Бун, засовывая руку Тимоти Клапшоу (я смутно помню его, кажется, он имел отношение к бухгалтерии) в уничтожитель бумаг.
— Доброго вам утречка! — сказал Хокер, энергично пришпандоривая степлером ладони бесцеремонного аудитора по имени Сандра Пулман к столу ее босса. — Ну, мои хорошие, кто из вас знает, где Эстелла?
Все, кто мог говорить, стали заверять, что никто не слышал об этой женщине и, уж конечно, не знает, где она.
Хокер покачал головой скорее разочарованно, чем сердито.
— Очень, просто очень жаль.
Бун от всей души согласился.
— Если бы вы только сказали нам, то мы с Хокером, может, и прекратили бы все это.
— Как ты прав, таран ты мой пробивной. Мы бы пошли на попятную.
Кто-то из отдела кадров прохныкал, что никто даже не понимает, о чем они говорят.
— Она где-то здесь, — прокричал Хокер. — Я это носом чую.
— И я тоже, старичок. Но пока ищем, хоть повеселимся.
В 09.08 Хокер и Бун спустились на девятый этаж, а мисс Морнинг, Барбара и я в это время как раз пытались прорваться к ним. На лестнице, протискиваясь через несущуюся вниз толпу, я столкнулся с Питером Хики-Брауном.
— Боже мой, — проговорил он. — Какого черта вы здесь делаете?
— Привет, Питер, — сказал я.
Судя по голосу, он был на грани гипервентиляции. В тот момент я решил, что он просто близок к панике.
— Бегите, — отрезал я. — Бегите со всех ног и не оборачивайтесь.
Хики-Браун безвольно, неуверенно кивнул, протиснулся мимо нас и по-девичьи поскакал по лестнице.
— Они на верхнем этаже! — крикнула Барбара. — Чем скорее мы их перехватим, тем меньше людей погибнет.
Тут я понял, что кого-то не хватает.
— А где мисс Морнинг?
Часы на восьмом этаже Архивного подразделения гражданской службы показывали 09.12, и в этот момент Хокер и Бун в буквальном смысле столкнулись со старой знакомой.
Мисс Морнинг стояла перед ними, держа стеклянный пистолет моего деда двумя руками, ее корявый мизинец лежал на прозрачном спусковом крючке, и перед лицом этого одетого в блейзеры зла руки ее слегка, едва заметно дрожали.
Я, конечно, могу лишь высказать авторитетную догадку относительно того, что случилось дальше.
— Хокер, — тихим голосом сказала старушка. — Бун. Вы ни на день не постарели.
Рыжий ухмыльнулся.
— А у вас, подружка, вид просто отвратительный.
— Мисс Морнинг… — тяжело сказал Бун. — Вы никогда не чувствовали себя обойденной? У всех остальных было придуманное имя, а вам приходилось жить с тем, с каким родились.
— Я сама так решила, — спокойно сказала мисс Морнинг. — Мне предложили Хэвишам,[64] но я предпочла остаться со своим собственным.
— Конечно, предпочли. — Бун подмигнул. — Конечно, предпочли свое, милочка.
Хокер сделал вид, будто поглаживает длинную несуществующую бороду.
— Чесоточная борода! — прокричал он. — Чесоточная борода!
Бун делал то же самое, выкрикивал ту же эзотерическую фразу.
— Чесоточная борода! Чесоточная борода!
Мисс Морнинг устала от их выходок.
— Прекратите! — Она направила пистолет на голову Хокера. — Ты знаешь, кто его сделал. Ты знаешь, на что он способен.
Она слегка надавила на спусковой крючок, и устройство издало дребезжащий звук.
Бун внезапно обрел жалкий боязливый вид и более, чем всегда, стал похож на ребенка.
— Пожалуйста, мисс Морнинг, не нажимайте на курок.
— Ой, пожалуйста, не делайте этого, мисс.
— Нам будет больно.
— Очень просим!
Ни секунды не раздумывая, не дрогнув и не впав в сомнения, старушка с силой ткнула пистолетом в лоб Хокера и нажала на спусковой крючок. Староста с воплем упал на пол, театрально визжа. Почти целую минуту мисс Морнинг и в самом деле была обманута. Какое-то время она и в самом деле верила, что одержала победу.
Хокер сел, улыбаясь во весь рот, и изобразил, что его слегка покачивает. Они с Буном покатились со смеху.
— Это должно было остановить вас, — пробормотала мисс Морнинг. — Он обещал. Он обещал, что это покончит с вами.
Она все еще говорила, когда Хокер и Бун надвинулись на нее, их тела, видимо, дрожали от их собственной неисправимой порочности.
— Нас ничто не может остановить, душечка, — сказал Хокер, поднимая старушку за шею в воздух. — Тебе бы уже пора это понять.
Бун открыл свой перочинный ножик в предвкушении coup de grace.[65]
— Ах ты, глупая сосиска.
В 09.15 мы нашли их — они сидели на корточках перед ней, как голодные собаки перед задранным кроликом. Я никогда не забуду этого зрелища — тех унижений, которым они подвергли эту женщину, перед тем как убить. Есть такие вещи, забыть которые невозможно, они отпечатываются на вашей сетчатке и остаются там, отказываясь исчезать, как фантомное изображение на старом мониторе компьютера.
При виде меня Старосты просияли.
— Генри!
— Ягнячья котлетка.
— Что вы сделали? — закричал я.
Бун рассмеялся, с его рук на квадратики ковра обильно капала кровь.
