Наконец Кольберг остановился перед дверью. Шерсть его стояла дыбом.
– Что это?
Кольберг понюхал дверную щель и поцарапал дверь когтями. Сейер обернулся – внезапно у него возникло странное чувство. Чьего-то близкого присутствия. Он положил руку на дверную ручку и нажал. Открыл дверь. Что-то черное с ужасной силой ударило его в грудь. В следующее мгновение все смешалось: боль, шипение, рычание и истеричный собачий лай. Огромный зверь вонзил ему в грудь свои когти. Кольберг прыгнул в тот момент, когда Сейер узнал добермана Йонаса. Он упал на пол под тяжестью двух собак. Инстинктивно перевернулся на живот, подняв руки над головой. Собаки свалились на пол, а он поискал вокруг что-нибудь, чем можно было бы ударить, но ничего не нашел. Он бросился в ванную, увидел половую щетку, бросился с ней назад; поставил палку между собаками. Они стояли на расстоянии пары метров друг от друга, тихо рычали и скалили зубы.
– Кольберг! – закричал он. – Это же сука, черт возьми!
Глаза Геры сверкали на черной морде, как желтые огни. Она стояла как черная пантера, готовая к нападению. Кольберг поднял уши. Сейер поднял швабру и сделал несколько шагов, чувствуя, как пот 'и кровь стекают по его телу под рубашкой. Кольберг увидел его, привстал и на секунду отвлекся от своего врага, который бросился вперед с открытой пастью, как черный снаряд. Сейер закрыл глаза и ударил. Он попал по загривку и закрыл глаза в отчаянии, когда собака согнулась, упала на пол и заскулила. Через мгновение он бросился к ней, схватил за ошейник, поволок за собой, открыл дверь в спальню, мощным пинком зашвырнул внутрь и снова закрыл дверь. Потом соскользнул по стене на пол. Посмотрел на Кольберга, который продолжал стоять в оборонительной позиции.
– Черт возьми, Кольберг. Это же сука! – Он вытер лоб. Кольберг подошел и лизнул его в лицо. Они слышали, как Гера скулит за дверью. Какое-то время он сидел, спрятав лицо в руках, пытаясь прийти в себя после шока. Осмотрел себя: его одежда была вся в собачьей шерсти и крови. У Кольберга кровоточило ухо.
Наконец Сейер поднялся. Побрел в ванную. На полу в душе, на коврике, черный и мягкий, как шелк, горько скулящий живой комочек.
– Ничего странного, что она напала, – прошептал он. – Она хотела защитить щенков.
Рулон лежал у стены. Сейер присел на корточки и осмотрел его. Он был туго скатан, обтянут полиэтиленом и тщательно перевязан ковровым скотчем – такой почти невозможно отодрать. Сейер принялся теребить и рвать его, обливаясь потом. Кольберг тоже начал скрести, царапать, желая помочь, но Сейер отогнал его. Наконец он надорвал ленту и принялся разрывать пластик. Поднялся, дотащил рулон до гостиной. Гера скулила в спальне. Снова наклонился и сильно пнул рулон. Ковер начал разматываться, медленно и тяжело. Внутри лежало сдавленное тело. Лицо было разбито. Скотчем были перетянуты рот и нос, или, скорее то, что от них осталось. Сейер покачивался, глядя на труп Хальвора. В какой-то момент ему пришлось отвернуться и опереться о стену. Потом он отцепил от ремня свой телефон. Выглянул в окно, набрал номер. Проследил глазами за сухогрузом, идущим вниз по реке. И услышал гудок, протяжный печальный гудок. Я иду, как будто говорил он. Вот я иду, спешить мне некуда.
– Конрад Сейер, Оскаргате, пятнадцать, – сказал он в трубку. – Мне нужно подкрепление.
* * *
– Хеннинг Йонас? – Сейер повертел ручку между пальцами и посмотрел на допрашиваемого.- Вы знаете, почему вы здесь?
– Что за вопрос? – голос звучал хрипло.- Позвольте сказать вам одну вещь: всему есть пределы, и моему терпению тоже. Но что касается Анни, мне больше нечего сказать.
– Мы не будем говорить об Анни,- пообещал Сейер.
– Хорошо.
Он немного покачался на стуле, и Сейер увидел, что с его лица исчезло напряжение.
– Хальвор Мунтц словно сквозь землю провалился. Вы все еще уверены, что не видели его?
Йонас сжал губы.
– Абсолютно. Я его не знаю.
– Вы в этом уверены?
– Возможно, вы мне не поверите, но я продолжаю оставаться в трезвом уме, несмотря на постоянное давление со стороны полиции.
– Мы просто удивились, увидев его мотоцикл в вашем автомобиле. В «Транзите».
Послышался приглушенный хрип.
– Прошу прощения, что вы сказали?
– Мотоцикл Хальвора.
– Это мотоцикл Магне,- пробормотал он.- Я обещал парню починить его.
Он говорил очень быстро, не глядя Сейеру в глаза.
– Магне ездит на «Кавасаки». К тому же вы не имеете никакого представления о мотоциклах, вы специалист совсем в другой области, мягко выражаясь. Попробуйте еще раз, Йонас.
– Ладно, ладно! – Он вскипел и перестал владеть собой, крепко схватился за стол двумя руками. – Он вломился ко мне в галерею и стал мне угрожать! Намекал, что у него есть на меня какой-то компромат! Вел себя как сумасшедший или наркоман, заявил, что хочет купить ковер. Денег у него с собой, конечно, не было. Ну я и потерял голову. Дал ему оплеуху. Он вел себя отвратительно. Я забрал его мотоцикл. В качестве наказания. Пусть сам за ним приедет. Ему придется извиниться, чтобы получить его назад.
– Всего лишь дали оплеуху? Но ваша рука довольно серьезно повреждена? – Сейер покосился на содранную кожу на костяшках пальцев Йонаса. – Дело в том, что ни одна душа не знает, куда он делся.
– Он, вероятно, просто сбежал, поджав хвост. Вероятно, ему есть в чем себя винить.
– У вас есть какие-нибудь предположения?
– Вы расследуете убийство его возлюбленной. Возможно, вам следует начать с этого.
– Вы не должны забывать, Йонас, что живете в маленьком городке. Слухи распространяются быстро.
Йонас так сильно вспотел, что рубашка приклеилась к его груди.
– Я скоро переезжаю, – пробормотал он.
– Вы об этом уже говорили. Переезжаете в центр, не так ли? Итак, вы преподали Хальвору урок. Оставим его пока в покое?
Сейер чувствовал себя нехорошо, но не показывал вида.
– Возможно, дело в том, что вы легко теряете голову, Йонас? Поговорим немного об этом. – У него снова закружилась голова. – Начнем с Эскиля.
Йонас наклонился и достал из кармана сигарету. Выпрямился он не сразу.
– Нет, – простонал он. – У меня не хватит здоровья снова говорить об Эскиле.
– Мы будем говорить столько времени, сколько потребуется, – жестко сказал Сейер. – Начните с того дня, с седьмого ноября, с того момента, как вы проснулись, вы и ваш сын.
Йонас слабо покачал головой и нервно облизал губы. Единственное, о чем он мог сейчас думать,- это о дискете, содержание которой ему так и осталось неизвестным. Сейер забрал ее и прочитал все, что написала Анни. Эта мысль просто сбивала его с ног.
– Об этом сложно говорить. Я постарался забыть об этом. Что, во имя всего святого, вы хотите извлечь из этой старой трагедии? Вам что, нечем больше заняться?
– Я понимаю, что это сложно. Но все равно попытайтесь. Я знаю, что вам было тяжело и что вам нужна была помощь. Расскажите мне о нем.
– Но почему вы вдруг вспомнили об Эскиле!
– Этот мальчик был важной частью жизни Анни. Нужно проверить все, касающееся Анни.
– Я понимаю, понимаю. Я просто сбит с толку. На какое-то мгновение я подумал, что вы подозреваете меня – вы знаете в чем. Что я имею какое-то отношение к смерти Анни.
Сейер улыбнулся на редкость широкой улыбкой. Он удивленно посмотрел на Йонаса и покачал головой.
– Неужели у вас был мотив для убийства Анни?
– Конечно нет,- лихорадочно выпалил Хеннинг.- Но, чтобы быть честным, было нелегко решиться позвонить вам и рассказать, что она была у меня в машине. Я понимал, что это равносильно тому, чтобы высунуть голову из воды.
– Мы бы все равно это выяснили. К тому же вас видели.
– Именно так я и думал. Поэтому и позвонил.
– Расскажите мне об Эскиле, – невозмутимо повторил Сейер.
Йонас осел и затянулся сигаретой. Он выглядел сбитым с толку. Губы его шевелились, но он не издавал ни звука.
Мыслил он ясно, но комната уменьшилась в размерах, и до него доносилось лишь дыхание человека по другую сторону стола. Он бросил взгляд на часы на стене, чтобы собраться с мыслями. Был ранний вечер. Шесть часов.
Шесть часов. Эскиль проснулся с воодушевленными криками. Бился между нами в постели и бросался в разные стороны. Хотел тут же встать. Астрид необходимо было поспать еще, она плохо спала, поэтому встать пришлось мне. Он вышел со мной из комнаты, пошел в ванную, повис на моих штанинах. Его руки и ноги были везде, а изо рта вечно несся шквал громких звуков. Потом он извивался как угорь, когда я, теряя терпение, пытался одеть его. Не хотел надевать памперс. Не хотел надевать одежду, которую я ему нашел, взобрался на крышку унитаза, пытался сорвать вещи с полки под зеркалом. Флакончики и баночки Астрид упали на пол и разбились. Я спустил его вниз и тут же был пойман за штаны. Я осадил его, сначала дружелюбно, положил ему в рот таблетки «Риталина», но он их выплюнул, схватил занавеску ванной и умудрился сорвать ее. Я оделся, следил, чтобы он не навредил себе и ничего не сломал. Наконец мы оба были одеты. Я поднял его и понес на кухню, чтобы посадить в кресло. По пути он внезапно откинул голову назад и ударил затылком по моему рту. Губа треснула. Пошла кровь. Я пристегнул его и намазал бутерброд, но он не хотел есть то, что я приготовил, он качал головой и опрокинул тарелку, уронил ее со стола, крича, что хочет колбасы.
