— Я еще не решила, но… Флойд, сколько времени вам понадобится на подготовку?
— Достаточно одного дня. — Он повернулся к Кейт: — А как с галереей?
— Картины развесят за два часа.
Все засуетились. Грейндж говорил по мобильному, Браун делал заметки в блокноте.
— Мне нужно побеседовать с мэром. — Тейпелл быстро направилась к выходу.
— Возможно, это сработает, — сказал ей вслед Браун.
Она обернулась:
— Будем надеяться.
Лиз откинулась на спинку дивана. Обвела взглядом гостиную Кейт.
— В общем, я неплохо провела здесь время. Повидалась с сестрой, понянчилась с ребенком, пообщалась с тобой. Хотя, конечно, недостаточно.
Кейт грустно улыбнулась:
— Извини, дела. С утра до вечера. Сейчас только что с совещания.
— Теперь уже ясно, что он дальтоник?
— Да. Возможно, это тот самый подросток, которого госпитализировали в «Пилигрим-стейт». Он сбежал после того, как прирезал там медсестру. Таким же способом, как маньяк из Бронкса.
— Думаешь, это он?
— Почти уверена. — Кейт встала, села, снова встала. — Через полтора часа я встречаюсь с Уилли. Есть время. Может, прогуляемся?
Над городом, как обычно, висели низкие серые облака.
Лиз взяла Кейт под руку.
— Тут где-то неподалеку мемориал Леннона, «Земляничная поляна». Хотелось бы посмотреть.
— Это там. Рядом с домом, где он жил с Йоко. — Кейт показала на особняк в псевдоготическом стиле на углу Семьдесят второй улицы. — Пошли.
Извилистая дорожка в парке привела их к окаймленной деревьями «Земляничной поляне».
— Вот! — Кейт показала на большой мозаичный круг, в центре которого было выложено слово ТВОРИ. — Здесь вначале действительно нечто творилось. После того как Йоко Оно поместила в «Таймс» объявление о создании мемориала, со всего мира начали приходить подарки. Присылали скамейки, даже фонтаны. Но администрация парка воспротивилась, так что в конце концов пришлось ограничиться этим.
В качестве элементов мозаики были использованы монеты и фотографии. Повсюду лежали букеты цветов, большей частью увядшие.
Они постояли.
— А теперь, — сказала Кейт, — я покажу тебе самую тихую часть парка.
Это что, видение или на самом деле?
Он снимает темные очки, трет глаза.
Невероятно. Исто-рич-ка искусств. В цвете. Легкий ветерок колышет каштановые волосы.
После такого и умереть не страшно.
Он уже столько времени продежурил у ее дома, а она все не появлялась. Ему уже казалось, что он придумал ее. Что она плод его воображения. Так нет же. Вот она, во плоти!
Его сердце бешено колотится.
— Видишь, Тони, это она, — шепчет он, наблюдая, как Кейт входит в парк под руку с какой-то женщиной.
Кейт выбрала дорожку, ведущую вдоль пруда. Вокруг никого, лишь вдалеке на темно-зеленой поверхности покачивались несколько лодок.
— Никогда не придет в голову, что находишься в центре Манхэттена, — сказала Лиз.
— Да, Олмстед — гений, — согласилась Кейт, имея в виду устроителя Центрального парка, Фредерика Лоу Олмстеда.
— А как отнеслась группа к твоей идее устроить выставку картин убийцы?
— Положительно, — ответила Кейт. — Все-таки действие лучше, чем бездействие.
Они дошли до середины мостика и остановились, чтобы полюбоваться пейзажем.
— Просто фантастика! — воскликнула Лиз, глядя на покрытую ряской воду.
Кейт повела подругу дальше, за мост, где дорожка терялась в деревьях.
— Вот место, которое я хотела тебе показать.
Этот район знаком ему с детства. У него здесь даже есть любимые деревья.
Скрытый кустами, он наблюдает сверху за исто-рич-кой искусств и ее спутницей. Она что-то говорит, жестикулирует. Он улавливает лишь интонации и мгновенно узнает их. Они такие же, как в телевизионной передаче. Ему хочется выйти на дорожку, приблизиться, коснуться ее, обнять хотя бы на секунду, объяснить, что она для него значит. Сказать, что благодаря ей он обрел способность видеть цвет, а следовательно, стимул к жизни.
Боже, как он любит ее!
Перед глазами вспыхивает лицо той, другой. Это тоже она. Что он чувствует к ней? Любовь? Ненависть?
«Обними ее. Ласкай. Сделай больно. Трахни. Убей!»
«Нет. Не ее. А кого же? Какую „ее“? Которую?»
В голове все начинает путаться.
Они медленно двинулись по дорожке мимо огромных замшелых камней.
— Я записала на телевидении анонс выставки, — сказала Кейт. — По нашему сигналу его будут передавать в эфир каждый час.
— Думаешь, он смотрит телевизор?
Кейт помедлила с ответом. Ей показалось, что в листве мелькнуло что-то похожее на человеческую руку. Вглядевшись, она сунула в рот пластинку «Никоретт».
— А как же он узнал о Бойде Уэртере? Полагаю, только из моей передачи. Так что скорее всего смотрит.
Лиз улыбнулась:
— Забавно видеть, что ты жуешь резинку. Ты не баловалась этим даже в старые времена, до того как стала леди.
— Что поделаешь. — Кейт пожала плечами. — Это «Никоретт». Понимаю, что выгляжу глупо, но он помогает.
— Знаешь, а здесь немного жутковато. — Лиз поежилась. — Перейдя мост, мы не встретили ни одного человека.
Кейт улыбнулась:
— Так ведь именно в этом и прелесть. Хотя я не рекомендовала бы молодым девушкам гулять здесь по вечерам. — Она посмотрела на подругу. — Давай прибавим шагу. Там, впереди, Бельведерский замок, где всегда полно людей.
«Нет. Она не может вот так взять и уйти. Не надо. А что, если мне… заговорить с ней? Задать какой-нибудь вопрос? Например: „Это вы недавно ехали на „форде“ и чуть не задавили меня?“ Или рассказать что-нибудь?»
Оттягивайся! Смотри свое Эм-ти-ви! Политика страховой компании «Оллстейт» — сделать все и даже больше!
«Не обращай внимания. Сосредоточься. Куда они идут? К Бельведерскому замку? Наверное».
Забор не проблема. Через него легко перелезть. А вот и каменные ступени. Он знает, что их пятнадцать. А внизу заколоченная пещера. Сколько раз он побывал в этом аду? Десять? Сто? Превосходное место для свиданий за двадцать долларов.
У пещеры он замирает. Перед глазами проносится множество лиц — Кейт, она, лица тех, кого он убил. На долю секунды он видит яркие ослепительные цвета, потом все меркнет.
«Ладно. Давай, двигай к замку».
Они поднялись на каменную террасу, нависшую над Черепаховым прудом. Внизу темно-зеленый тростник, зеленоватая вода. Неподалеку от них человек двадцать туристов. Двое детей бросают в воду камешки.
— Здесь мило, — сказала Лиз, — но как-то одиноко.
«Вот именно одиноко, — подумала Кейт. — Но мое главное одиночество еще впереди».
Она повернулась к подруге:
— Мне пора.
Детей он ненавидит. Особенно тех, в ком души не чают родители. Их веселый пронзительный смех приводит его в ярость.
Он стоит рядом с двумя супружескими парами, говорящими на непонятном языке. А может, это пришельцы объясняются друг с другом с помощью специального кода? Похожи на людей, но это камуфляж. Исто-рич-ка искусств не видит его, а он видит ее прекрасно. И другую женщину, которая тоже кажется ему знакомой. Почему? Сейчас не время гадать. Он слишком возбужден.
Кейт смотрит на воду.
Выглядит печальной. Ему непонятно почему.
О чем ей грустить?
Он смешивается с группой туристов, перемещается вместе с ними, сгорая от желания приблизиться к ней и задать несколько простых вопросов: «Как это у вас получается включать для меня цвет? Вы волшебница?»
Они направляются к выходу из парка.
Он крадется следом. Разумеется, прячась за деревьями.
Когда он видит ее, деревья вспыхивают, становятся ярко-зелеными. Когда она исчезает, чернеют.
Да, Кейт — волшебница.
За оградой женщины обнимаются. Затем она останавливает такси.
Он притаился за зелено-черными деревьями. В крови бушует адреналин. Когда она захлопывает дверцу машины, он делает рывок и тоже останавливает такси.
Прислушивается к работе счетчика, отщелкивающего доллары и центы. За окном расплываются серо-коричневые деревья. На короткое мгновение вспыхивает бледный цвет. Этого достаточно, чтобы подогреть надежду. Ее нельзя потерять. Ни в коем случае.
— Куда вас везти? — спрашивает водитель.
— Не могли бы вы… хм… поехать вон за тем такси? — говорит он. — Там моя… приятельница.
Он никогда прежде не попадал в такую ситуацию. Замечательно, как в шпионском фильме.
Кейт откинулась на спинку сиденья, закрыла глаза.
Убийца пишет теперь на своих картинах ее имя. Это ужасно.
«Ну почему преследование преступников приводит к тому, что они начинают преследовать меня? Не слишком ли близко я подбираюсь? Или касаюсь каких-то болевых точек?»
