был просто псом. Он прибегал на свист и повиновался рукам старика — хлопку, или взмаху, или щелчку пальцев. Наверное, у старика уже много месяцев не было повода называть пса по имени. Но они с Мэри дали имя щенку, простое, за его окрас.
— Рэд, — сказал он.
Парень без улыбки смотрел на него, кивая, словно обдумывал эту информацию, и на мгновение холодная злоба в его глазах дрогнула в свете лучей, отразившихся от воды.
— Это хорошо, — тихо сказал он. — Очень хорошо. Рэд.
Парень глубоко вдохнул, выдохнул и вроде бы успокоился, и старик подумал, что, возможно, бушевавший внутри у мальчика ураган пошел на убыль, хотя и не мог понять, какое отношение к этому имеет имя пса, а потом парень крутанулся, и пес начал вставать, намного медленнее, чем всего лишь год назад, когда был на год моложе, почувствовав что-то за пределами останавливающей руки старика или его власти над событиями, а парень шагнул к нему, и выстрел из дробовика разрушил покой реки, и леса, и солнечного июньского дня — и покой прежней жизни старика. Не было ни визга, ни вопля, потому что макушка головы пса исчезла — исчезли быстрые карие глаза и поцарапанный кошками нос, все это обрушилось на кусты внезапным дождем знакомой плоти, превратив облик пса в воспоминание.
Старик потрясенно замер.
Почему? подумал он. Господи, почему?
Ноги пса подергивались.
— Рэд! — крикнул парень и рассмеялся. — Рэд!
Дробовик уже вновь смотрел на старика. Парень был шустрым.
Об этом следовало помнить.
— Теперь с его именем не поспоришь! [8] — сказал парень и снова рассмеялся.
Смех был глупым и безжизненным, полным кровавого безумия. Так смеялись во время войны солдаты, глухие к зову сердца и души.
Старик молчал.
Он посмотрел на гильзу от патрона, лежавшую на земле, потом вновь перевел взгляд на наставленный на него дробовик.
— В следующий раз не забудь захватить побольше наличных, старик. И, быть может, избежишь подобного.
Он оглянулся на двух других мальчишек и сказал:
— Пошли отсюда.
Судя по виду, тем явно не терпелось унести ноги.
Тощий мальчишка побелел, и даже толстый нахмурился. Парень с дробовиком не обратил на это внимания.
— Нам не нужны твои чертовы ключи, старик, — заявил он. — Не хочется возиться ради двадцати баксов. Так что сегодня твой счастливый день. Только не вздумай нас преследовать. Не испытывай удачу.
Старик кивнул.
— Дробовик по-прежнему у тебя.
— Именно. Дробовик по-прежнему у меня.
Парень посмотрел на пса и снова принялся смеяться.
— Вот дерьмо! А имечко-то оказалось верным! — крикнул он.
Мгновение спустя толстый мальчика тоже засмеялся, качая головой, словно его приятель сошел с ума. Наконец усмехнулся даже паренек в желтом, хотя его смех дрожал и казался вымученным.
Это твоя вторая ошибка за сегодня, сынок, подумал старик. Первой было прийти сюда вместе с ними.
Он слышал их улюлюканье и смех, доносившиеся из-за холма, даже когда сами они скрылись из виду.
Убедившись, что они не вернутся, он наклонился, подобрал гильзу и спрятал в карман.
Затем подошел к псу.
Старик долго смотрел на него и думал. Потом снял рубашку, положил на изувеченную голову пса, поднял ее и укутал. Провел рукой по спине и теплым бокам. Рука, за которой пес всегда следил с таким вниманием и любопытством, стала красной.
Мальчишка посмеялся над этим.
Пес был подарком от Мэри на его пятьдесят третий день рождения.
Он был хорошим псом. Чертовски хорошим. Его тело еще не остыло.
Старик поднялся, закрыл и запер коробку для рыболовных снастей, собрал удочку и вместе с холодильником отнес туда, где лежал пес. Обвязал рукава рубашки вокруг шеи пса, чтобы не капала кровь, поднял пса и подхватил одной рукой. В другую взял удочку, холодильник и коробку для снастей и зашагал по тропе.
Пес стал очень тяжелым.
Старику пришлось дважды останавливаться, чтобы передохнуть, но он не выпускал пса, просто садился на край тропы, клал на землю холодильник и рыболовные снасти и перемещал вес пса таким образом, чтобы тот лежал у него на коленях, обнимая его, вдыхая знакомый запах шерсти и непривычный — крови, пока отдыхал.
Остановившись во второй раз, старик наконец заплакал — от чувства утраты, вспоминая долгое, чудесное прошлое, что они с псом провели вместе, — и ударил кулаком по скудной земле, которая привела их сюда.
Потом он пошел дальше.
Старик, которого звали Эвери Аллан Ладлоу, подъехал к дому на холме и подумал, что в одном мальчишка был прав.
У него мало что имелось.
У него был магазин, и дом, и два клочка земли, на которых стояли эти здания, — вот, в сущности, и все.
Дому было больше ста лет, когда они с Мэри купили его в 1970-м вместе с полутора акрами земли за двадцать тысяч долларов. Цена была такой низкой, потому что во время дождя крыша протекала в двенадцати местах, и вода сквозь пол чердака, на котором гнездились десятки летучих мышей, просачивалась в кухню, три маленькие спальни и гостиную на первом этаже, где обитала внушительная популяция мышей. Но старику нравились вручную обтесанные потолочные балки и огромная кухня, построенная в старинном стиле, так, что стоявшая в центре пузатая печь была средоточием жизни в доме. И Мэри тоже это нравилось. За год он починил крышу и потолки, и ни дождь, ни летучие мыши больше не могли проникнуть внутрь. Кот по имени Адам, давно покинувший этот мир, помог разобраться с домовыми мышами.
Полтора акра земли спускались с холма полем золотарника, которое при жизни Мэри было ухоженной лужайкой, к небольшому ручью. Сзади был дровяной сарай и венчавший холм могучий дуб, заросли ежевики, где иногда по ночам старик видел оленей, и непролазная чащоба, принадлежавшая кому-то другому. Соседний участок земли так и не расчистили — и, быть может, никогда не расчистят при жизни старика. Он принадлежал юристу из Нью-Йорка, который купил семь акров земли, чтобы построить летнюю резиденцию, а потом утратил к ней интерес. Налоги были низкими, а земля ценилась. Юрист сохранил ее, но не собирался использовать.
И потому, помимо прочего, Ладлоу владел уединением.
Сейчас он использовал его в качестве стены между собой и своим гневом, когда парковал пикап, поднимал пса на холм и клал рядом с дубом. Затем он пошел в сарай за лопатой и вилами. Вернулся и начал копать.
К закату он вырыл достаточно глубокую яму, чтобы кости остались лежать в земле, а не оказались на поверхности из-за эрозии или какой-то другой собаки, вроде черной
