Губернатор Принсиппи заложил в рот два пальца и издал пронзительный свист.
– Никого! – разочарованно протянул он.
– Вот видите? – обрадовался Чиун. – Запомните, Синанджу вам не придется вызывать свистом. Достаточно позвонить по телефону.
И Римо с Чиуном растворились в кишащей у дверей толпе. Хотя толчея напоминала часы пик в нью-йоркском метро, они каким-то чудом просочились через толпу под самым носом у обезумевших охранников.
Когда служба безопасности пробилась наконец в студию, им предстали оба кандидата в президенты, спокойно прилаживающих свои микрофоны.
– Вы немного припозднились! – самодовольно произнес вице-президент. – Может, ребятки, раз уж вы здесь, возьмете на себя труд убрать это тело? А то нам надо дебаты закончить.
* * *
Телеэкраны по всей Америке снова ожили. Ведущие неуверенно мямлили что-то по поводу технических неполадок. Когда же дебаты возобновились, никто не удосужился объяснить телезрителям, почему кандидаты продолжили их стоя и откуда в студийном занавесе столько пулевых отверстий.
Губернатор Принсиппи невозмутимо досказал свою тираду.
– Когда нас прервали, я начал говорить о том, что надо свернуть деятельность тайных служб. Но я должен сразу оговориться, что для определенного рода разведподразделений в моей администрации место будет. Речь главным образом идет о контрразведке. В конце концов, она существует для того, чтобы свести до минимума применение вооруженных сил. Я хочу сейчас публично поблагодарить наших безымянных героев – Томов, Диков и Харолдов, которые неустанно трудятся на этой ниве. Именно им Америка обязана своим могуществом. Вы согласны, господин вице-президент?
– Всем сердцем! – подхватил тот. – Они у нас есть, и честное слово, они нам нужны! Так же, как и Брауны, Джонсы и Смиты, которые ими командуют.
Никогда еще американцы не были свидетелями столь резкого изменения точки зрения. Впрочем, это мало кого удивило. В конце концов претенденты на место в Белом доме – политики.
Доктор Харолд В. Смит следил за теледебатами, находясь в больничной палате. Он один мог предполагать, что произошло в студии в тот момент, когда передача вдруг прервалась. Римо и Чиун – они сделали это. Уже в который раз! КЮРЕ будет жить. Он сам не знал, смеяться ему или плакать.
* * *
Прошло два дня. Римо Уильямс оставил машину у железной ограды кладбища Уайлдвуд и прошмыгнул в ворота.
Рядом с ним шагал Мастер Синанджу. В походке Римо чувствовалось нетерпение.
– Смит бы расстроился, если бы узнал, что ты здесь, – предостерег Чиун.
– Это было единственное, что пришло мне в голову в качестве места встречи.
– Смит и так огорчен!
– С чего бы ему огорчаться? Он спас свою шкуру. И Америку тоже спас. В Белый дом приходит новый президент, убежденный в необходимости существования КЮРЕ на вечные времена. Голландец остаток дней проведет в обитой резиной палате в “Фолкрофте”, ковыряя мох из собственного пупка. Никому из нас он больше не страшен. Все наши проблемы позади. Мне не терпится рассказать обо всем Джильде!
– Смит расстроен, потому что, когда к нему вернулось зрение, он прочел контракт.
– Что ты ему подсунул? Удвоил предыдущий тариф?
– Этого было бы мало за то унижение, какому он подверг Мастера Синанджу, когда безбожно сбил цену, а потом и вовсе порвал документ! Я оговорил тройное увеличение оплаты.
– Тогда мне понятно, чем вызвана его печаль. Ты его здорово надул!
– Это было необходимо. Он должен платить Мастеру Синанджу за услуги, за свои неблаговидные поступки в отношении Мастера... а кроме того – за тебя.
Римо остолбенел. Чиун невозмутимо поднял на него глаза.
– За меня?! Ты включил меня в контракт еще на целый год?
– На два. Считай, что это форма страхования от безработицы.
– А у меня совсем нет права голоса?
– Нет. Мастер пока – я, а ты всего лишь ученик. Строго говоря, ты подмастерье, а следовательно, за тебя решаю я. Как всегда.
Римо покрутил головой и зашагал дальше.
– Посмотрим, что скажет Джильда.
– Вот именно, – лицемерно поддакнул Чиун. – Посмотрим, что она скажет.
На могиле с надписью “Римо Уильямс” лежали свежие цветы. Римо остановился.
– Интересно, – сказал он, – кто бы мог принести на мою могилу цветы?
Он нагнулся и поднял букет. Внутри была спрятана записка, она слегка намокла от недавнего дождя.
Римо уронил цветы и стал читать. Письмо было адресовано ему и подписано: “Джильда”.
– Что пишет? – полюбопытствовал Чиун.
– Она не придет, – ответил Римо. – Никогда.
– Ну, это еще как сказать!
– Пока я не брошу свою нынешнюю работу. А она знает, что это единственное, чем я могу заниматься. Она считает, что на этот раз не она меня бросила, а я – ее. И это помогло ей принять решение. Она пишет, что когда увидела, как мы с тобой улетаем в Америку, то ей стало окончательно ясно, что я всецело принадлежу этой работе.
– Ты это и сам понимаешь.
– Пишет, что Фрея уже по мне соскучилась, – продолжал Римо. Взгляд его потух. – И что когда придет время, она подумает, не разрешить ли Фрее тренироваться по системе Синанджу, если и она, и я этого захотим.
– Размечталась! – высокомерно изрек Чиун. – Еще ни одной женщине не удавалось стать Мастером Синанджу! Женщина от природы на это не способна. Это решительно невозможно!
– Есть постскриптум, – сказал Римо. – Она пишет, что Фрея, когда не катается на своем пони, отрабатывает дыхание. И шлет от себя подарок, чтобы дедушка понял, что она хочет вырасти большой и сильной, как папа и мама.
Римо порылся в корзинке с цветами и извлек оттуда маленькую подкову, согнутую в крендель.
– Смотри-ка! – сказал он.
– Гнутая подкова, – фыркнул Чиун. – Что с того?
– Ты что, не понимаешь? Это сделала Фрея! Своими маленькими ручонками!
– Не может быть! – подивился Чиун. – Такая маленькая, к тому же белая, да еще и девчонка! Я сам только к двенадцати годам этому научился!
– Вот видишь! – подхватил Римо. – А ты, между прочим, не белый и не девчонка!
Чиун сердито топнул ногой.
– Ни за что не поверю!
– А я верю! – заявил Римо. – И сохраню на память.
Чиун наморщил лоб.
– И ты даже не попытаешься вытащить из меня, где сейчас находится Джильда?
Римо надолго замолчал, потом сказал, не сводя задумчивого взора с подковы:
– Нет. Джильда знает, что делает. И наверное, она права. К тому же она больше не живет в Уэльсе. Так, по крайней мере, следует из письма.
– Что? – вскричал Чиун. – Ты хочешь сказать, что она не оставила нового адреса? Как же я стану посылать своей внучке подарки на день рождения? Как я смогу следить за ее успехами в раннем возрасте?
– Ничего, мы еще с ними повидаемся, – заверил Римо. – Только не знаю когда.
– Значит, ты остаешься в Америке? Со мной?
Римо вздохнул.
– Кажется, меня больше нигде не ждут. В Синанджу все считают меня ничтожеством. В любом случае с Кореей у меня связано слишком много тяжелых воспоминаний.
– Положение, надо сказать, не из приятных, – согласился Чиун. – Жить в жемчужине Азии – об этом можно было бы только мечтать. Что ж, придется смириться.
– Секундочку, – прервал его Римо. – Мне казалось, ты сам хочешь жить в Америке? Как же тогда с твоим гардеробом? Ты ведь специально накупил себе костюмов, чтобы больше походить на американца!
– Я все их сжег! Как ни прискорбно, но я обнаружил, что они совершенно не пригодны для лазанья по стенам, а для людей нашей уважаемой профессии это большой изъян.
– Ладно. Но разве не ты признавал, что твое родное селение Синанджу – не более чем куча навоза?
Чиун запыхтел.
– Римо! – Он был шокирован. – Я ничего такого не говорил! Я клеветы не потерплю!
– Признайся, ты рад тому, как все обернулось, и отныне с придирками будет покончено!
– Ни за что! Я старый человек, в учениках у меня безответственный белый, а достойного преемника нет! Такова моя горькая судьба, но я буду достойно нести свой крест. Я не стану жаловаться. Не стану сетовать, что из-за того, что ты не сумел родить сына, вынужден буду работать до конца дней, вместо того чтобы, как полагается, уйти на покой. Может статься, мне вообще придется трудиться вечно. Ни одного Мастера Синанджу еще так не обременяли на старости лет! Что ж, я не стану жаловаться!
– Дерьмо птеродактиля! – выругался в ответ Римо и, несмотря на душевную боль, улыбнулся.
