Килмара остановился и оглянулся назад. Они прошли примерно около полумили, но никто из них не нарушил молчания. Две цепочки следов, протянувшихся до самых скал, где Килмара оставил машину, были хорошо видны на влажном песке. Кроме них, на пляже никого не было; позади виднелись только отпечатки их ног, и впереди побережье было пустынным и безлюдным.
– Я побывал в половине стран мира, – с чувством сказал Килмара, – я видел удивительную природу и волшебные пейзажи, но мне почему-то кажется, что ничто не может сравниться с Ирландией. Эта страна проникает в самую душу, очаровывает тебя, и потом ты не можешь забыть ее всю жизнь. Даже если приходится куда-то уезжать, какая-то чувствительная струна внутри тебя зовет вернуться обратно. В здешней природе есть что-то уникальное, незабываемое. И конечно, самая красивая часть Ирландии – запад.
Кэтлин посмотрела на Килмару с легким удивлением. Она никак не ожидала, что генерал может быть романтиком в душе. Она не часто сталкивалась с ним, но он всегда казался ей олицетворением власти и силы, грозным и иногда пугающим, особенно когда Килмара надевал форму и появлялся в коридорах госпиталя в окружении своих вооруженных до зубов рейнджеров.
Сейчас, когда они были вдвоем, Килмара, одетый в простой гражданский костюм, казался Кэтлин более доступным. Он выглядел совсем как обычный человек, с которым можно говорить обо всем; генерал перестал существовать, и рядом с ней шагал по песку приятный мужчина, который – она чувствовала это – мог стать ей надежным товарищем.
– Генерал-романтик, – сказала Кэтлин с улыбкой. – Один наш общий знакомый – тоже романтик – как-то говорил мне нечто подобное.
Килмара мягко засмеялся.
– Я не всегда такой, – сказал он. – Со мной это случается довольно редко. По природе своей я – скучный практик, я вижу мир таким, каков он есть, и не рассчитываю, что мне удастся его изменить. Хьюго – вот кто настоящий романтик. Он даже еще хуже, чем просто романтик, он к тому же еще и идеалист. Он верит в то, что многие вещи можно и нужно изменить к лучшему, он верит в честь, верность и долг. Именно поэтому он так часто попадает в беду. И все же я иногда завидую ему. Иногда он может быть смертельно опасным и безжалостным сукиным сыном, но, в сущности, он – добрый человек.
– А вы – нет?
Килмара ответил не сразу. Он думал о Сасаде, о наркотиках, сенсорной ампутации и прочих страшных методах допроса, о том, что они сделали с японцем, чтобы заставить его говорить.
Сасада заговорил, но лишь ценой полной потери рассудка.
Теперь он пускал слюни, похрюкивал и бессвязно бормотал и ходил под себя, превратившись в полного идиота.
– Нет, – сказал Килмара. – Мир, в котором я живу, требует от меня иных качеств, и, сдается мне, они у меня есть. Увы, доброта среди них отнюдь не на первом месте.
У Кэтлин появилось такое ощущение, как будто все, что она только что выслушала, относится к чему-то другому и является не просто высказанными вслух сомнениями, которые время от времени посещают любого чловека. Казалось, Килмара сокрушается по поводу чего-то неприятного, что он сделал недавно или вынужден делать до сих пор.
Кэтлин чуть заметно вздрогнула. Мир Килмары был жестоким и страшным, а он прожил в нем всю свою жизнь. Насилие извращало все человеческие ценности и заменяло их чем-то неприятным и жутким. Как мог человек жить в таком мире и не поддаться ему?
А потом Кэтлин подумала о том, что она, скорее всего, не права. Насилие и жестокость были реальностью современного мира, и большинство людей жили в относительном покое лишь благодаря таким людям, как ее сегодняшний немногословный спутник. “Без таких людей, как Медведь и Килмара, – напомнила она себе, – меня бы тоже не было в живых”.
Кэтлин дружеским жестом взяла Килмару за руку.
– Вы добрый человек, – сказала она задумчиво. – И лучший друг Хьюго.
Кэтлин не виделась с Фицдуэйном со дня побоища в госпитале. На время расследования ее перевезли в другую больницу и через неделю выпустили. Ее раны оказались несерьезными и теперь уже почти зажили. Потом были похороны отца, потом Кэтлин некоторое время ухаживала за матерью, которая теперь осталась одна и очень нуждалась в присмотре. И конечно, осталось сильное потрясение, которое – Кэтлин знала – пройдет не так скоро. Возможно, понадобится несколько лет, чтобы она полностью оправилась.
По правде говоря, ей трудно было разобраться в чувствах, которые она испытывала к Фицдуэйну теперь.
Пусть косвенно, но это он был причиной всех этих страшных событий. Она понимала, что он в этом не виноват, но, вспоминая о смерти отца, она по ассоциации вспоминала Фицдуэйна и наоборот. Если бы она никогда с ним не встречалась, то и отец ее был бы все еще жив, и мать не страдала бы от нервного срыва.
– Как он там? – спросила она. Несмотря ни на что, она скучала по Фицдуэйну, и теперь ее охватило сильнейшее желание быть рядом с ним. Одновременно она пребывала в растерянности. У Фицдуэйна был сын от другой женщины, и вся его жизнь протекала под знаком такой опасности, от которой любой здравомыслящий человек бежал бы как от чумы.
С другой стороны, Фицдуэйн был наиболее привлекательным мужчиной из всех, кого Кэтлин когда-либо встречала, поэтому избегать его она бы не смогла. Тем не менее, она боялась быть с ним, боялась той боли, которую могло причинить ей тесное общение. Опасность, которая грозила Фицдуэйну, страшила и ее: воспоминания о Сасаде и Мак-Гонигэле еще не потускнели в ее памяти. Бывало, что Кэтлин засыпала с трудом, и ей не всегда удавалось сосредоточиться, а иногда Кэтлин ловила себя на том, что обливается потом и дрожит без всякой видимой причины.
– Ворчит, – с удовольствием ответил Килмара, но тут же посерьезнел. – В последние два года Хьюго занимался исключительно тем, что воспитывал Бутса и отстраивал свой замок. Иногда он выполнял кое-какую работу для рейнджеров, однако ни во что не углублялся серьезно. Во всяком случае, казалось, что ни одно дело не способно было увлечь его с головой. Наверное, ему просто необходим был небольшой отдых, прежде чем подвернется что-то новое. Когда-то он покончил с войной, повесил на гвоздь свои фотоаппараты, однако никакой замены этому он так и не смог найти. Мне даже казалось, что ему не хватает цели в жизни.
– Разве строить дом и растить сына не цель? – с некоторым раздражением перебила Кэтлин. Килмара рассмеялся.
– Туше! – сказал он.
Кэтлин остановилась и принялась рассматривать пучок водорослей-ламинарий, выброшенных бурей. Водоросли были буро-коричневого цвета, с длинными, словно резиновыми стеблями и небольшими шариками на черенках, которые лопались при прикосновении. Запах йода напомнил ей о том, как она с родителями проводила летние каникулы на побережье. Она вспомнила надежное прикосновение отцовской руки, и ощущение отчаяния и невосполнимой потери с новой силой охватило ее. Слезы сами собой навернулись ей на глаза, и она часто-часто заморгала.
Килмара искоса поглядел на нее, заметил катящиеся по щекам слезы и, ни слова не говоря, обнял ее за плечи. В молчании они пошли дальше, и прошло довольно много времени, прежде чем они снова заговорили. Берег казался бесконечным, а далекий мыс был скрыт легкой туманной дымкой, и Кэтлин воображала, будто двое гуляют по облакам.
Когда Кэтлин решилась заговорить, она продолжила с того же места, на каком остановилась.
– А то, что его ранили… – спросила она. – Разве это не изменило его?
– Ранения и прочие серьезные увечья, как правило, помогают человеку сосредоточиться, – мрачно ответил Килмара. – Ты сама это увидишь. Некоторые падают духом и умирают, а некоторые, напротив, собирают все свои силы и возвращаются к жизни с новой энергией, словно осознав, как мало времени отпущено человеку и как важно сделать все то, что он должен.
– Да, Хьюго настоящий боец, – с нажимом произнесла Кэтлин.
– И в этом есть своя ирония, – подхватил Килмара. – Он прилагает титанические усилия, чтобы вернуться в мир живых, делает все возможное, насколько это в человеческих силах при его ранениях, но…
Он не договорил и неожиданно рассмеялся.
– Что? – нетерпеливо спросила Кэтлин.
– Когда случается что-то такое, в чем он ну просто никак не может винить себя – например, налет на госпиталь, – Хьюго испытывает сильнейший приступ подавленности и хандры. Такой, что в течение пяти дней он не в состоянии делать ровным счетом ничего, – пояснил Килмара и посмотрел на Кэтлин. – Мне кажется, он скучает без тебя.
Кэтлин долго не отвечала. Щеки ее слегка пощипывало от дувшего с моря ветра и соленой морской влаги. Ей стало жаль Фицдуэйна, и она подумала, что Килмара был намеренно жесток.
– Он чувствует свою ответственность, – сказала она наконец. – Террористы целились в него, но погибли другие люди. Это не может не причинять ему бель.
– Ну, сейчас-то он вполне оправился, – откликнулся Килмара. – И злится на себя за то, что потратил столько времени даром. Поэтому я и сказал, что он в ворчливом настроении.
