Соглашение было подписано, и Маккенна подобно пиранье принялся пожирать права на строительство под землей своего тоннеля. Ему удалось получить согласие владельцев всех зданий, расположенных вдоль предполагаемого пути тоннеля, — всех кроме одного. Остался последний крошечный клочок земли на Тридцать седьмой улице, непосредственно за тем участком, на котором стоял дом, где жила Этти.
— И странное совпадение, — криво усмехнулся Бейли. — Этот участок был перекуплен всего за три дня до того, как представители Маккенны вышли на предыдущего владельца.
— То есть, кто-то наперед знал о том, что этот участок нужен Маккенне. Кто же?
— Джимми Коркоран, — объяснил Бейли. — Как вам это нравится?
— Коркоран? — переспросил изумленный Пеллэм.
Он вспомнил слова Джеко Дрю о том, что в последнее время Джимми вместе с братом разрабатывали какую-то крупную сделку. Также ему вспомнилось то, что Джоли рассказывала о таинственных ночных встречах.
Коркоран имеет дело с Роджером Маккенной… А это уже становится очень интересно.
Бейли продолжал:
— По сути дела, Джимми занимается чистейшим вымогательством. Потому что без этого последнего клочка тоннель Маккенне не видать как своих ушей. А если не будет тоннеля — прощай, договор аренды с Ар-эй-эс, и здравствуй, банкротство и суд.
— И вот как обстоит дело, — сказал Кларк, наконец продемонстрировав хоть какое-то оживление. — Коркорану принадлежит участок земли, который нужен мистеру Маккенне, так? Что ж, он готов сдать его в аренду мистеру Маккенне. Но только Коркоран настоял не на твердой сумме, а на доле прибыли. Он будет получать один процент от поступлений, которые будет приносить небоскреб. Со стороны Коркорана это просто блестящий шаг, потому что по самым скромным подсчетам Башня только арендной платы будет приносить около ста двадцати миллионов долларов в год.
— Следовательно, этот псих-ирландец сможет класть себе в карман одну целую, запятая, две десятых миллиона в год, — заметил Бейли.
Кларк продолжал:
— Мистер Маккенна еще никогда не соглашался платить кому бы то ни было процент от прибыли. Вот в каком безвыходном положении он очутился.
Пеллэм задумался.
— А дом, где жила Этти, — наконец сказал он, — тот, который сгорел, — он ведь находился непосредственно между Башней и участком земли Коркорана?
— Совершенно верно, — подтвердил Бейли.
— То есть, эта земля также нужна Маккенне, чтобы закончить тоннель. Это будет последняя точка.
— Похоже на то, — согласился адвокат.
— Как вам нравится такое предположение? — начал рассуждать вслух Пеллэм. — Маккенна заключает соглашение с владельцем здания — с фондом Святого Августина — и получает разрешение строить тоннель. Но только затем выясняется, что под зданием ничего строить нельзя. Быть может, оно слишком старое, быть может, там плохой грунт. Тогда Маккенна нанимает пироманьяка, чтобы тот поджег дом, и при этом сваливает всю вину на Этти. Теперь Маккенна получает свой тоннель, а фонд может строить новое здание.
Кларк пожал плечами.
— Я могу повторить только то, что уже говорил. Я никогда не видел мистера Маккенну в таком отчаянии.
— А все же, что именно грозит Маккенне, если его затея с небоскребом обернется провалом?
— С десяток банков потребуют у мистера Маккенны вернуть кредиты. Которые были взяты под личную гарантию, — добавил шепотом Кларк, словно сообщая о неприличной болезни. — Мистера Маккенну будет ждать банкротство. Он должен на полтора миллиарда больше, чем может отдать.
— Полагаю, он совсем этого не хочет, — заметил Пеллэм.
Бейли повернулся к Кларку:
— Ты не нашел в кабинете Маккенны документы о правах на подземное строительство под сгоревшим зданием?
— Нет, ничего. Однако Маккенна держит все свои карты закрытыми. Его партнеры всегда жалуются на то, что он ни во что их не посвящает.
Бейли поморщился.
— Все так сложно, да? Ну хорошо, Ньютон, можешь возвращаться на свои соляные копи.
Кларк замялся, уставившись на пыльный, истертый пол.
— В чем дело? — спросил у него Пеллэм.
Однако когда Кларк наконец заговорил, он обратился к Бейли.
— Мистер Маккенна обращается с людьми очень плохо. Постоянно на всех кричит, увольняет тех, кто делает что-то не совсем так, как он сказал, даже если впоследствии выясняется, что он был неправ. У него часто бывают вспышки гнева. Он никому ничего не прощает. — В конце концов его взгляд на мгновение остановился на Пеллэма. — Я только хочу вас предупредить… будьте очень осторожны. Мистер Маккенна — человек мстительный. И беспощадный к врагам.
Эти слова, облаченные в форму предостережения, на самом деле означали кое-что другое: «забудьте человека по имени Ньютон Кларк».
Встав, Кларк поспешно вышел из конторы, бесшумно ступая тупоносыми ботинками на платформе по линолеуму.
— Итак, у нас появился мотив, — сказал Пеллэм.
— Алчность. Самый древний и самый надежный из всех мотивов. Один из лучших.
Бейли снова наполнил стакан. Подняв шторы, он взглянул на строительство напротив.
— Нам необходимо выяснить, получил ли Маккенна права на строительство под участком земли, на котором стоял дом Этти, — сказал Пеллэм. — На этот вопрос вам сможет ответить глава фонда. Отец… как там его зовут. Да, кстати, а он вам перезвонил?
— Нет.
— Попробуйте связаться с ним еще раз.
Но Бейли покачал головой.
— Не думаю, что ему можно верить. Впрочем, я смогу все выяснить и без него.
— Через Клегга? — спросил Пеллэм, вспоминая тощего знатока лошадей, вооруженного сумками с бутылками виски.
— Нет, — задумчиво произнес Бейли. — Этим я займусь лично. Предлагаю встретиться здесь же, скажем, в восемь вечера. Как вы на это смотрите?
— Договорились.
Подняв взгляд, Бейли обнаружил, что Пеллэм пристально смотрит на него.
— Вам показалось, я вел себя с ним чересчур резко? Я имею в виду Ньютона?
Пеллэм пожал плечами.
— Мне наконец удалось раскрыть вашу тайну, Луис. Понять, как вы смазываете шестеренки.
— И как же?
— Вы взращиваете долги.
Хлебнув вина, адвокат усмехнулся и кивнул.
— Я давным-давно постиг всю силу долгов. Что делает человека таким могущественным — президента, монарха, главу крупного концерна? То, что люди ему обязаны — своей жизнью, работой, свободой. Вот в чем главный секрет. Тот, кто умеет доить долги, способен дольше кого бы то ни было удерживать власть.
Кубики льда, плававшие на поверхности лимонно-желтого вина, глухо застучали друг о друга.
— А чем вам обязан Кларк?
— Ньютон? О, на все про все около тридцати тысяч долларов. В свое время он был брокером. Несколько лет назад предложил мне вложить деньги кое в какую недвижимость, и я вбухал туда почти все свои сбережения. Вскоре выяснилось, что это было чистой воды мошенничество. Делом занялась федеральная прокуратура, а я лишился своих денег.
— И вот каким образом Кларк с вами расплачивается?
— Лично я считаю, что информация является очень ликвидными акциями. К несчастью Кларка, далеко не все остальные его кредиторы разделяют это мнение.
— И долго ему еще с вами расплачиваться?
Бейли рассмеялся.
— О, полагаю, Ньютон уже заплатил все сполна. Давным-давно. Но, разумеется, сам он в это не верит. И никогда не поверит. Вот что самое замечательное в долгах. Даже после того, как ты с ними полностью рассчитаешься, они все равно никогда тебя не оставят.
Никто не обратил внимания на молодого рабочего, вкатившего по пандусу в дом пятидесятипятигаллонную бочку чистящего средства. Времени было уже половина восьмого. Смеркалось, но на Тридцать шестой улице словно царил карнавал: рабочие суетились, торопясь подготовить Башню Маккенны к церемонии открытия.
Сынок, одетый в белый строительный комбинезон, опустил тележку на пол и посмотрел на потускневшую табличку на двери с надписью: «Луис Бейли, адвокат». Прислушавшись, он ничего не услышал. Затем Сынок громко постучал в дверь, и, не дождавшись ответа, без труда вскрыл отмычкой замок — этим искусством он в совершенстве овладел в подростковой колонии — и вкатил баллон внутрь.
Теперь Сынка ни на минуту не покидала тревога. Пожар гостиницы «Иглтон» поднял на ноги полицию и пожарную охрану. Сынку еще никогда не приходилось видеть в Вест-Сайде столько фараонов и брандмейстеров. Они останавливали прямо посреди улицы машины и обыскивали водителей. Сынок чувствовал, что враги подбираются к нему все ближе и ближе. Необходимо остановить их любым способом. В вечерних выпусках новостей показывали его фоторобот.
Трясущиеся руки, мокрое от пота лицо.
И слезы. Напуганный, на грани отчаяния, Сынок, пока катил сюда бочку по Девятой авеню от своего дома, два или три раза ловил себя на том, что плачет.
