«Дня не проходит, чтобы я не думал о нем», — с грустью осознал Дэвид. Он пытался вспоминать только хорошее, сохранить образ пышущего здоровьем маленького мальчика, играющего с козой. Но в его памяти, точно выжженное клеймо, была картина худенького, отрешенного от мира ребенка, лежавшего в постели и с отважной улыбкой дожидавшегося смерти.
Дэвид открыл холодильник и оглядел полки. Он чувствовал себя совершенно разбитым, что в последнее время случалось с ним довольно часто. У него скрутило желудок, когда он вспомнил Билли. Дэвид налил себе стакан вина: не самый разумный поступок. Хотя была суббота, но до вечера еще оставалось много времени. Он прошел в оранжерею, уселся в плетеное ивовое кресло и стал смотреть в сад. Сад, конечно, прекрасен, но рядом не было никого, кто любовался бы вместе с ним, и Дэвиду вдруг показалось эгоизмом содержать сад для себя одного. Здесь должна жить счастливая семья.
Какой вообще смысл оставаться здесь? Он может с успехом заниматься «Верди», но на это вряд ли будет уходить весь день. Что же он будет делать в остальное время?
После того телефонного разговора с Шарлоттой через океан Дэвид послал ей письмо, но она не ответила. Информацией насчет Джеймса Мэлпаса, отправленной ей по факсу, она тоже не воспользовалась. Кто может обвинить ее за то, что она потеряла интерес к нему — немолодому провинциалу? Зачем ей связываться со скучным фермером, для которого лучшее развлечение — провести два часа в букинистическом магазине?
Только теперь он понял, каким жалким выглядел его жест, когда он отправил ей книгу «Гордость и предубеждение», объяснив в письме, что это пример того, как влюбленных разлучает непонимание. Наверное, она вздохнет над его сентиментальностью и, пожав плечами, выбросит книгу в мусорное ведро. Похоже, он проиграл. Он продолжал пить вино, смущаясь от собственной неловкости.
Шарлотта приехала в студию Эн-эн-эн в субботу около полудня. Она хотела освободить свой стол без риска столкнуться с Бобом или с кем-то из бывших коллег. Слава Богу, в комнате никого не оказалось, и она смогла пережить унижение в одиночестве.
В кипе адресованной ей почты она обнаружит факс Дэвида с обычной сопроводительной запиской. Закусив губу, она просмотрела фотокопии из газеты «Спортинг лайф» и страницы из телефонного справочника и злорадно улыбнулась.
— Ну и Мэлпас! Мешок с дерьмом! — произнесла она, но ее улыбка испарилась, как только Шарлотта поняла, что не сможет дать этот материал в эфир. Немного подумав, она взяла конверт. Почему бы не воспользоваться испытанным приемом с анонимкой? Кто клюнет на это? Скорчив гримасу, она написала на конверте имя Джонатана Слоупа и адрес телецентра Би-би-си, затем положила конверт в корзину для исходящих бумаг. Даже любящая женщина не сделала бы этому отвратительному Слоупу такой подарок!
Она просмотрела остальную почту, не находя там ничего интересного, пока не обнаружила толстый пакет, отправленный из почтового отделения Эли. Вскрыв пакет, она достала книгу Джейн Остин «Гордость и предубеждение» и письмо Дэвида. Она чуть не вскрикнула и почувствовала, как сердце заколотилось от восторга. «Все это очень хорошо, — подумала она, пряча книгу и письмо в сумку, — но я ведь собираюсь в Америку на собеседование по поводу работы. К тому же какие-то люди еще недавно пытались меня убить». Оба эти обстоятельства никак не делали ее идеальной возлюбленной, и, если отвлечься от романтики, то в данный момент ее занимали совсем другие вещи.
До сих пор у нее не было доказательств, что с того момента, когда она покинула Монлорей, за ней продолжали следить или что ее преследователи теперь в Англии. Утром, хорошо выспавшись, на свежую голову она задумалась, не мог ли пожар в лаборатории Дэвида быть просто случайностью. Возможно, теперь ее враги поняли, что никто не верит россказням Шарлотты и что она не опасна. Может, если она будет вести себя тихо, они оставят ее в покое?
Она была бы счастлива согласиться. Она совсем не подходит на роль современной героини, сражающейся с темными силами; она просто слабая, напутанная до смерти Шарлотта Картер, которая столкнулась с чем-то, что намного сильнее нее. Эд Стэнфилд, очевидно, был прав: кому какое дело до химического оружия? На рынке уже существует несколько видов такого оружия, и, если «ГТ» не начнет поставлять его жестоким диктаторам в разные концы света, этим обязательно займется кто-нибудь еще.
Сразившись с подобной нравственной дилеммой, Шарлотта в последний раз включила компьютер и оставила прощальное послание для Мориса, рассказав ему о решении Боба — на тот случай, если Морис еще ничего не слышал, объяснила, что в понедельник утром собирается лететь в Нью-Йорк на собеседование в Эй-би-си и что в этом ей помог Скотт Бернс. Она добавила несколько пожеланий и выключила компьютер.
Последним ее делом за счет компании Эн-эн-эн стал звонок по таинственному номеру, оставленному на коммутаторе Эй-би-си.
— «Глобал Текнолоджис». Здравствуйте, с кем вас соединить?
От удивления у Шарлотты поползли вверх брови, но она все-таки назвала добавочный номер. Через три секунды она услышала голос некоего Дона Редмана, записанный на автоответчик.
— Я звоню вам, как вы просили в субботу утром, — сказала она, — и позвоню снова в понедельник, когда вы, надеюсь, будете на месте.
Какого дьявола все это значит, спрашивала она себя, спускаясь к машине. Какие еще странные сюрпризы ее ожидают? У нее появилась возможность получить работу в Эй-би-си; в ее жизни вновь возник Дэвид Стоутг; ей позвонил сотрудник «ГТ», о котором она никогда не слышала… Что дальше? Сербский политик расскажет правду?
Она выехала со стоянки Эн-эн-эн и тут вспомнила, что собиралась позвонить Полу Робертсу. Она стояла у светофора и размышляла, как лучше поступить. Если она позвонит ему или встретится с ним, тот начнет разговоры, вроде «давай опять дружить», а для нее это будет унизительно. Вообще-то ей с трудом верилось, что он собирается сказать ей действительно что-то важное. Загорелся зеленый, и «фольксваген» Шарлотты направился в сторону Глочестер-роуд.
Через двадцать минут она взбиралась по лестнице наверх, к своей квартире, держа в руках сумки, набитые «памятными сувенирами» из Эн-эн-эн. На предпоследней лестничной площадке она остановилась, чтобы убрать спадавшие на глаза волосы и достать ключи. Затем вновь подхватила сумки и начала преодолевать последний лестничный пролет.
Входная дверь в ее квартиру была приоткрыта. Замок выломан. Шарлотта поставила сумки, спустилась на ступень ниже, прислушалась, но ничего не услышала. Бежать отсюда? Или войти? Если бежать, то куда? Она толкнула дверь. Гостиная выглядела, как Сараево после бомбежки. Все ящики выдвинуты; все книги сняты с полок, разорваны пополам и брошены на пол; диван вспорот ножом; телевизор лежал экраном вниз с открытой задней стенкой и вырванными проводами.
В спальне было то же самое: одежда валялась на полу, вокруг разбросано содержимое ящиков — типичная картина разграбленного средневекового города. И тут железные когти вцепились в ее сердце: она увидела Кролика Альфреда с оторванной головой и вспоротым туловищем. Она бережно взяла в руки все, что от него осталось, и почувствовала, как в глазах закипают слезы. Неожиданно страх и растерянность исчезли.
— Ладно, ублюдки, — пробормотала Шарлотта. — Я вас достану.
На Нью-Йорк опускался душный вечер, но было еще светло, когда на следующий день Шарлотта зарегистрировалась в отеле «Барбизон». Смыв под душем воспоминания о полете на самолете польской авиакомпании, она, застонав от наслаждения, упала на большую мягкую кровать. Она слишком устала, и поэтому ей даже не пришло в голову, что кто-нибудь может проникнуть к ней в номер и зарубить ее топором. Она, словно заключенный «в бегах», столь долго вынуждена была обходиться без сна, что значение слова «свобода», которой она так дорожила, потеряло для нее всякий смысл.
Шарлотта прилетела из Лондона в Варшаву днем в субботу, а затем из Варшавы — в Нью-Йорк на самолете, вылетавшем из столицы Польши в воскресенье утром. Никто не ожидает, что она вновь появится в Штатах так скоро, тем более — из Варшавы. Даже если убийцы, нанятые «ГТ» видели, что она регистрирует билет в аэропорту Хитроу, они все равно не знали, куда она отправится. А если их дружки ждали, что она прилетит рейсом «Бритиш эруэйз» в Нью-Йорк или Вашингтон, они будут разочарованы.
Жалко лишь, что у нее было мало времени, чтобы полюбоваться бережно восстановленной красотой Варшавы, хотя воспоминания о лимонной водке, копченом лососе и филе дикого кабана сохранились. Так же, как и самый вкусный в ее жизни бифштекс под соусом «тартар», который она ела на завтрак много часов назад в кафетерии Варшавского аэропорта. Новый личный рекорд Ш. Картер в потреблении завтраков.
